Михаил Елизаров - Мы вышли покурить на 17 лет… Страница 28

В юные годы они там летом загорали. Харьковская Майорка для нищих. Ездили туда электричкой, машины еще не было.

Назаров хорошо выглядел в то время — все девки на него пялились. Подкачанный был. А теперь двадцать раз отжался… Интересно, Весниченко этот здоровый?..

— Я вот думаю, Вадюх… «Китаец» по-любому скажет, что ничего не брал и денег нет… Че делать будем?..

— Даже не знаю, Назарыч, — заулыбался. — Озадачил… Поцелуем его в мочку левого уха.

— Ладно, по ситуации…

Из Москвы пришло смс. От Ларисы. Назаров дальнозорко прочел послание, выругался.

— Крыса? — спросил проницательный Вадюха. — Что хочет?

— Не знаю… Заебала…

Разозлила. Хотел ответить: «Иди в жопу», но передумал. Не до нее.

Проехали поворот на Безлюдовку, свернули с трассы на раздолбанную грунтовку.

— Адрес есть? — спросил Назаров.

— Не, по запаху найдем. Я их чую. Щас сюда и направо… О! Прошу пани до бандажу!

Вывернули прямо к подстанции. За невысоким щербатым забором из бетона возвышалась кирпичная одноэтажная постройка. Тянулись гаражи и свежевспаханные огороды.

— Давай к воротам. Где «газелька» стоит. Загружаются. Я ж тебе говорил. «Китайца» пока не вижу…

— Внутри, может…

Заехали во двор.

Двое грузчиков оглянулись на шум мотора и снова занялись своим делом.

Они вышли из машины. Назаров почувствовал легкий боевой мандраж.

— Короче, — наставлял Вадюха, — вначале спокойно…

— Не, спокойно не хочу! — нахлестывал себя Назаров. — На бабло поставил, вещи спиздил!

— Не любишь китайцев!

— Не-а… — Назаров крутанул головой, чтобы прохрустелись позвонки шеи, защелкал пальцами, разминая. — Главное, чтоб он был там!

— Ты ж ксенофоб. Миш-шка, а эт-то значит. — спет на зевке Вадюха, подражая бесовской манере, — что не страшны тебе ни горе, ни беда-а-! Давай пойдем, Миш-шка, хохлов хуячить, чтоб не терялась бодрость духа никогда!

В помещении пахло гниющим железом. Стояли выпотрошенные силовые трансформаторы, валялись останки релейной аппаратуры и каких-то неведомых Назарову измерительных приборов — как после технического побоища…

В углу, что посуше, были сложены тюки и полиэтиленовые пакеты. Возле них суетился Весниченко. Перекладывал, стаскивал…

— Ты! — крикнул Назаров. Весниченко оглянулся.

Мужик лет сорока в простой неприметной одежде. Он не был похож на циничного кидалу — обычный ровесник, загнанный жизнью и партнерами. Рыжеватые усики, словно у покойного шансонье Круга. Плотной комплекции.

— Узнал? — как можно свирепее спросил Назаров.

Весннченко вздохнул, точно он смертельно устал отвечать на этот вопрос.

— А-а, — отбросил пакет. — Приветствую мужчины… Чем обязан?

— Ты охуел?! Чем обязан?! — подстегнул себя матом Назаров. — Ты, сука, напрочь охуел! Иди сюда! Чем обязан — он спрашивает!

— Тихо, тихо! — произнес Весниченко самые неправильные слова для Назаровского слуха. Это «тихо» с белгородской поры выбешивало пуще любой грязной ругани.

— Я тебе, блять, покажу «тихо»!

Назаров, как бывший борец, бил не очень хорошо. Хватал куда лучше. Поймал отступающего Весннченко за отвороты куртки, резко потянул на себя. Повалить не получилось — «китаец» был кило на двадцать тяжелее Назарова.

Взялся получше, в два наступательных шага прижал Весниченко спиной к стене.

«Что дальше?.. Подсечь?..»

— Руки на хуй убери! — «китаец» опомнится от наскока, сбил захват, оттолкнул Назарова.

«Жилистый, тварь, и тяжелый, — пронеслась мысль. — Ой, не справлюсь… Он совсем не испугался меня».

Постояли друг напротив друга. Назаров начал первым, двинул Весниченко по лицу. Метил в подбородок, но удар вышел смазанным. Весниченко ответил боковым и весьма удачно. Кулак пришелся аккурат в косточку между глазом и виском. Назаров вскрикнул от боли, снова ударил. Правым здоровым глазом увидел Вадюху — тот летел на «китайца».

Худенький легкий Вадюха бил смешно, неправильно, словно разгневанная баба тряпкой, сверху вниз. Однако ж попал в челюсть. Хлестко и жестко. Весниченко упал. Вадюха двинул его ногой в живот. И, не останавливаясь, по голове — дважды. Весниченко только и успевал, что закрываться ладонями.

Вбежали грузчики, Назаров исподлобья грозно зыркнул на них налитым глазом: — Хера приперлись?! A-а?! У нас тут разговор деловой!

И подумал, что мужики убрались обратно во двор не от его слов, а подальше от бесноватого злого Вадюхи — он охаживал свернувшегося улиткой Весниченко. «Китаец» хрипел: — Хватит!.. Да, хватит же!..

Назаров не смог отказать себе в подлом удовольствии разок ебнуть поверженного Весниченко.

Потом сказал Вадюхе: — Реально хватит, а то убьем ненароком…

— Мудаки дурные… Ох-х-х же-ж… суки, а… — «китаец» с ненавистью смотрел на них: — Что надо, блядь?!

— Пятьсот баксов! — Назаров чувствовал, как опухает, саднит на виске гематома.

— Уф-ф-ф… — Весниченко перевалился на зад, сел… — Где я тебе их высру?! Я что, печатаю?!

— Апрель у меня жил?! Жил! Гондон ты штопаный! Диван на хуя спиздил, придурок?! И телевизор?!

— Какой диван?! Мы свой компьютер забрали! И кофеварку! — медленно ощупывал ушибленное лицо. — Вот же-ж к-козлы-ы!..

— А холодильник кто спиздил?! — обличал Назаров.

— На хуй мне сдался твой холодильник сраный?! — завизжал. — Мы в апреле всего неделю прожили и съехали! Мудак!

Вадюха крепко цапнул «китайца» по щеке: — Что, блядь, за утиные истории?! Старушку в кедах наебывать будешь!

Весниченко обиженно сопел и тянул кровь разбитыми ноздрями.

Назаров вдруг понял, что «китаец» не врет. Он не брал вещи. И денег у него за апрель нет.

— Ой, дебилы… — стонал и раскачивался Весннченко. — Дебилы…

Вадюха хищно улыбнулся «китайцу»: — Свезло тебе, что тут нет речки Волги. А то бы, глядя на Волгу-матушку, спалил бы на хуй «газельку» твою!

— Да палите! Она не моя…

Обычная «утиная история». Китаец хохлов кинул. Поматросил, учредитель, и бросил, оставив бухгалтерские проблемы, долги и тряпичный хлам на складе…

Покатили обратно в город. Левый глаз у Назарова оплыл, но, к счастью, не закрылся — так что смотрел на дорогу двумя. Изредка трогал пальцем набрякшее веко.

Вадюха был весел: — Дни и ночи! У Освенцима печей! Не смыкала наша родина оче-ей!

С битого Весниченко получилось содрать девятьсот гривен — все что в кошельке нашлось.

— Это сколько? — спрашивал Назаров.

— Сто евро. Хватит и на дудку, и на свисток… Забыл! Надо было глянуть, что там в пакетах! И трансформатор взять. Вернуться, может, братушка?

— Плохая примета, — сказал Назаров.

— А ты молодец, Назарыч, — щебетал Вадюха. — Круто «китайца» отвлек, без тебя бы хер его положил, бугаину.

Назаров покивал. Ему было приятно, что Вадюха незаслуженно высоко оценил его неуклюжий вклад в возвращение денег.

— Братушка, я с самого начала подозревал, что они не Дарты Вейдеры, а так — ебанько-подай-патроны. Но деньги-то по-любому забрать было нужно!

— Грабеж это… — неуверенно сказал Назаров. — Если он в ментуру заяву накатает?

— Не станет… Мы ж не отняли, а оштрафовали. Он виноват уже в том, что хату чужую не закрыл и ключи не отдал.

— Ну, да, — согласился Назаров. — Квартира, получается, почти десять дней настежь была. Странно, что вообще хоть что-то осталось.

— Вот и я говорю. Спасибо, что на потолок не насрали…

Назаров вспомнил и засмеялся: — Старушка в кедах! Я такого еще не слышал. Кеды…

— Хорошее слово… — Вадюха пошевелил губами, сочиняя: — Уж близок, близок миг победы! Ура мы ломим, рвутся кеды! Пизда команде, жопа матчу, я на траве лежу и плачу!

Потом сидели у Вадюхи дома. Пива купили черниговского и пакет с желтым полосатиком. Назаров ожесточенно жевал, морщился — рассеченная вздувшаяся бровь отзывалась в мозгу болезненными пульсами.

Вадюха шерстил газету «Из рук в руки». Приценивался, звонил: — День добрый, я по объявлению… Телевизор интересует… Я в курсе, что «Фунай» — прочел… Скажите, девушка, там экран какой, черный или белый? Выключенный, разумеется. А вы подойдите и посмотрите. Серый? — усмехнулся. — Ладно… И холодильник «Бош»… А сколько лет ему? Простите, вас как зовут? Очень приятно, меня — Вадим… Знаете, а давайте за все про все — шестьсот гривен. Сам заберу. Допустим, завтра… После обеда. Ну, или когда скажете… Я перезвоню еще, до свидания… Назарыч, смотри, как просто… — обернулся к Назарову. — И диван тебе еще нужен… О, Настька пришла… Настька! — крикнул младшей. — За Срыжиком убери! Или он на улицу пойдет жить!

Светленькая Настя забежала на кухню: — Папа! — вскричала с обидой. — Он — Рыжик! — Увидела Назарова, ойкнула: — Вас побили?