Андрей Аствацатуров - Скунскамера Страница 28

Мы называли его «беременный таракан». Физрук ходил по школе в синем спортивном костюме. Матерчатая куртка на молнии туго обхватывала покатые носорожьи плечи и огромное вспученное пузо, посредине которого болтался свисток, привязанный к отечной шее малиновым шнурком. Тренировочные штаны оползали возле колен и уходили в массивные, похожие на утюги серые кеды.

Когда я учился в первом классе, физрук не на шутку меня испугал. В тот день я ждал в вестибюле маму. Она зачем-то поднялась к Валентине Степанне. Я стоял перед стендами с наглядной агитацией, призывавшей школьников соблюдать правила дорожного движения. Там были нарисованы дети, которые не умели себя вести на улице. Девочки и мальчики либо переходили дорогу не в том месте, либо бежали на красный свет, либо пытались обойти автобус спереди, а трамвай — сзади, хотя нужно было делать наоборот. Этих плохих девочек и мальчиков сбивали машины и автобусы. Из окон им грозили пальцами шоферы и вагоновожатые. А там, где находиться было можно, за оградой или на переходе стояли хорошие дети, которые правила соблюдали. Они с тревогой и укоризной смотрели в сторону нарушителей.

Одна картинка произвела на меня самое сильное впечатление. На ней был нарисован мальчишка с обобщенным лицом, раскинувший руки и падавший на спину. Его, видимо, толкнул подъехавший только что трамвай. Под картинкой было написано:

«ВНИМАНИЕ! ПРИ ПОВОРОТЕ ТРАМВАЙ ВЫНОСИТ НА 1,5 МЕТРА!»

Скоро мне надоело рассматривать наглядную агитацию. Тем более что на глаза попался помятый шарик от пинг-понга. Он лежал под деревянными креслами, стоявшими возле гардероба. Я поднял его и принялся бросать об стену. И вдруг сзади пахнуло чем-то резким. Уже оборачиваясь, я увидел, что ко мне наклоняется физрук.

— Здрассь… — прошептал я и испуганно затих.

— Дубина! — удрученно сказал он. — Ты чего в стенку колотишь, а?

Он взял меня за шиворот и сильно тряхнул. Потом забрал шарик и сунул себе в карман тренировочных штанов. Я так испугался, что не мог сказать ни слова.

— А ну — марш отсюда! — скомандовал физрук. — И чтоб духу твоего здесь не было!

Я направился к деревянным креслам и уселся на одно из них.

— Я те что сказал? — удивился физрук.

Я в испуге вскочил.

— Мне… я маму здесь жду…

— Смотри у меня! — погрозил пальцем Александр Палыч и победно прошествовал в столовую.

Я тогда совершенно ничего не знал о физкультурниках. И не понимал, как с ними разговаривать.

Да и сейчас, если честно, не понимаю. Книги Ницше, который говорил о здоровом теле, о мудрости, заключенной в нем, особой ясности в этот вопрос не внесли.

Совсем недавно в кафе ко мне подсел парень в футболке. Здоровенный верзила с накачанными бицепсами. Отрекомендовался «Вовчиком» и предложил попить вместе пива. Моего имени он почему-то узнать не пожелал. Зато рассказал, что вчера в фитнес-центре, куда он каждый день ходит, встретил девушку и влюбился с первого взгляда.

— Мне у нее очень понравилось… туловище, — смущенно поделился мой новый знакомый.

Пруд

Зимой «беременный таракан» выводил нас в парк — ходить на лыжах вокруг пруда. Для многих это было по-настоящему мучительным испытанием. Громоздкие деревянные лыжи совершенно не слушались. Они то разъезжались в разные стороны, то прилипали к снегу и становились непомерно тяжелыми. Подгоняемые физруком, мы ели тащились друг за другом, скользя, спотыкаясь и падая. У меня еще страшно мерзли руки. Но жаловаться и плакать было нельзя. Физрук в этих случаях очень злился и начинал орать. Однажды он сердито сказал, что у нас нет совести и что мы своим поведением позорим советских лыжников, самых лучших в мире. Видимо, мы все приняли эти слова близко к сердцу, потому что вскоре вполне освоились с лыжами и научились кататься. Никому не хотелось позорить советскую родину. Даже двоечникам.

Пруд, вокруг которого тянулась лыжня, был главной достопримечательностью парка и всего микрорайона. На картах и в городских справочниках он значился как «Серебряный», а мы называли его «Серебкой». Мишка Старостин в первом классе убеждал меня, что на дне Серебки лежит клад, самое настоящее серебро, только никто этого не знает. Поэтому пруд так и называется — «Серебряным», объяснял он мне, простодушно развесившему уши. Старостин был моим духовным вождем, и я тогда верил каждому его слову.

— Давай достанем это серебро? — как-то раз предложил ему я. — Летом придем купаться, поныряем, поищем.

Старостин посмотрел на меня покровительственно и важно сказал:

— Не получится.

— Почему?

— Пока не получится, — многозначительно пояснил Старостин. И добавил с небрежной интонацией специалиста:

— Серебро лежит слишком глубоко. Нам понадобится экскаватор.

По его тону я понял, что поиск клада не отменяется, а лишь откладывается на неопределенный срок до лучших времен.

Поздней осенью пруд замерзал. Его берега тотчас же превращались в небольшие горки, с которых можно было кататься. Что мы обычно и делали, когда урок подходил к концу. Если, конечно, разрешал физрук.

Начинался урок с построения на школьном дворе. Я обычно приходил туда самым последним, когда все уже, выстроившись по росту, стояли на лыжах и внимали назидательной речи физрука, объяснявшего, что делать можно, а чего — нельзя. Я опаздывал, потому что долго переодевался. Девятилетнему ребенку, маленькому и хилому, каким был я, очень непросто перелезть из школьной формы в лыжную амуницию. Он справится, в конце концов, но это занятие отнимет у него уйму времени. Всю перемену. Сначала нужно найти место в раздевалке, потом снять с себя школьную форму, куртку, брюки и не свалить все в кучу! — строго напоминала мне всякий раз мама, а аккуратно их сложить на скамейку. Потом на ноги поверх колготок натянуть широченные шаровары с тяжелыми носками и обуться в увесистые лыжные ботинки. Еще нужно надеть (не задом наперед и не шиворот-навыворот) свитер, а на него — осеннюю куртку. Но и это не все. Впереди тебя ждет сложная операция по распаковыванию лыж. Тут нужно освободить их от чехла, развязать веревки, отсоединить прищепки, вынуть пробковую распорку и все это сложить в мешок и отнести обратно в раздевалку.

В общем, когда я вышел со своими лыжами во двор в тот роковой день, там уже никого не было. Все под руководством физрука отправились к Серебке. Я остался один. Самый последний. Все правильно. Кто же будет ждать меня одного? Физрук всегда подгонял нас, когда мы возились, и сердито кричал, что «семеро одного не ждут». Вот они меня ждать и не стали. Отчего-то сделалось тоскливо, и сердце сжалось от дурного предчувствия.

— Кто не успевает — тот бывает неуспевающим! — любила повторять наша учительница Валентина Степанна. Я хорошо усвоил это правило. И, поспешно сунув ноги в лыжные крепления, помчался, отталкиваясь изо всех сил палками, догонять «беременного таракана» и своих более расторопных одноклассников.

В тот момент я еще не знал самого главного. Оказывается, физрук строго-настрого запретил нам всем съезжать на лед Серебки. Потому что, как мне потом рассказывали, а я лежал под шерстяным одеялом в медкабинете и внимательно слушал, теплоцентраль «произвела залповый выброс горячей воды в пруд». И лед, несмотря на десятиградусный мороз, подтаял.

О всевозможных «залповых» выбросах

«Теплоцентраль», отдадим ей должное, позаботилась о том, чтобы распространить информацию о «залповом выбросе» и своевременно сообщить в местные органы, школы и жителям микрорайона. Я — единственный, кто оставался не в курсе дела. И жестоко за это поплатился.

Вообще-то это уж мое, простите, личное мнение, когда рядом раздаются «залпы» или что-то «залпово» выбрасывается — жди неприятностей.

Как-то раз я пошел купаться на Шуваловское озеро. Есть такое в Ленинградской области. В то лето я целыми днями сидел в душной квартире над какой-то никому не нужной статьей и, наконец, решил устроить себе выходной. День выдался солнечный и жаркий. На пляже было полно народу. Все загорали и купались. У самой воды носились дети. Они брызгались друг в друга и оглушительно визжали. Я провел на пляже два или три часа. Сколько именно, я точно не помню. И вместе со всеми загорал и купался. Наконец я решил уходить и направился в дальние кусты, где уже начинался лес, переодеться.

И вдруг на одной из сосен я заметил приклеенный скотчем бумажный лист. Я пригляделся. Там было что-то напечатано мелкими буквами, и виднелся штамп. Я подошел поближе и прочитал:

«ВНИМАНИЕ!

КУПАТЬСЯ В ОЗЕРЕ

КАТЕГОРИЧЕСКИ ВОСПРЕЩАЕТСЯ!

ПРОИЗОШЕЛ

ЗАЛПОВЫЙ ВЫБРОС ФЕКАЛЬНЫХ ВОД!»

Ниже было указано что-то вроде «Госэпидемнадзор», и стояла чья-то подпись, окольцованная круглой печатью.