Ирвин Шоу - Богач, бедняк... Том 1 Страница 28

Вдруг до нее донеслись звуки музыки, радостные крики толпы, которые становились все громче, все отчетливее. Потом она услыхала, как заиграла труба под окном. Она встала из-за стола, подошла к окну, открыла его. Выглянула. Там, внизу, как она и думала, стоял ее сын Рудольф, играя «Когда ирландские глазки смеются», а рядом с ним толпа девочек и мальчиков, никак не меньше тысячи детских головок.

Мэри Джордах приветливо помахала ему, чувствуя, как у нее на глаза навернулись слезы. Рудольф приказал орудийной прислуге открыть огонь, салютовать его матери, и гулкое эхо выстрелов разнеслось по узкой улочке. Махнув ей в последний раз на прощание, Рудольф повел свою восторженную толпу вниз по улице, и его громогласная труба заглушала их веселые вопли.

Она вернулась к столу и села, не сдерживая рыданий. Он спас мне жизнь, подумала она, мой замечательный сын спас мне жизнь.

Разорвав на мелкие клочки письмо, она пошла на кухню и сожгла их в кастрюльке для супа.

Почти все раненые напились. Все ходячие, которые могли сами влезть в форму, убежали из госпиталя без всяких увольнительных, как только услыхали по радио радостную весть о немецкой капитуляции. Кое-кто из них вернулся с изрядным запасом бутылок, и теперь в комнате отдыха стоял запах алкоголя почище, чем в любом салоне бара, а раненые на костылях ковыляли кругами по комнате. Те, кто на колясках, разъезжали на них, и все они орали и пели песни пьяными, хриплыми голосами. Постепенно всеобщее веселье перешло в вандализм, и после ужина бывшие солдаты разбивали своими костылями окна, срывали со стен плакаты, разрывали книжки и журналы на мелкие конфетти, которыми посыпали друг друга, как в последний день карнавала перед постом там, во Франции, где они вели тяжелые бои. Теперь вот повторяли этот ритуал здесь, в госпитале, сопровождая его громкими взрывами хмельного смеха.

– Я – генерал Джордж Паттон1, – орал какой-то мальчишка, не обращаясь ни к кому, просто так. На плечах у него было какое-то металлическое устройство, из которого торчала его разбитая пулей рука. – А где твой галстук, солдатик? Ты – тридцатилетний кавалер ордена святого Патрика? – Схватив Гретхен за талию здоровой рукой, он заставил ее танцевать с ним посередине зала под мелодию «Хвали Господа и передавай патроны!», которую специально для него старательно напевали его товарищи по несчастью. Гретхен пришлось силой удерживать его, чтобы, не дай бог, он не упал.

– Я величайший из одноруких танцоров в мире, мастер бальных танцев и завтра же уезжаю в Голливуд, чтобы станцевать вальс с Джинджер Роджерс2. Выходи за меня, крошка, и мы с тобой заживем, как короли, на мою пенсию по утрате трудоспособности. Мы выиграли войну, крошка. Мы спасли мир от тотальной утраты трудоспособности. – Он наконец сел, потому что больше не мог стоять, ноги у него гнулись в коленях. Он сел прямо на пол и, зажав голову между колен, запел куплет из «Лили Марлен».

Ну, что могла поделать сегодня несчастная Гретхен? Она старалась все время улыбаться, вмешивалась в стычки с конфетти, когда участники забывались и эти потешные потасовки могли запросто перейти в жестокие драки. В дверях комнаты отдыха появилась нянечка. Она поманила к себе Гретхен. Та подошла.

– Лучше вам отсюда все же уйти, – предостерегла она ее низким, тревожным голосом. – Скоро тут заварится каша.

– Нельзя же винить их за это, я просто не могу, – ответила Гретхен. – А вы?

– Я тоже, – сказала нянечка, – но все же сейчас лучше держаться от них подальше.

Раздался звон разбитого стекла. Это какой-то раненый швырнул пустую бутылку из-под виски в окно.

– Грохот для большего эффекта, – объяснил он. Схватив железное мусорное ведро, он его с такой же силой выбросил в другое окно. – Ну-ка, пусть заработают гаубицы, откроют ураганный огонь по этим скотам. Лейтенант! Огонь по холмам.

– Как хорошо, что у них отобрали личное оружие при поступлении сюда, – сказала нянечка. – Сейчас здесь было бы похуже, чем там, в Нормандии.

– Ну-ка тащите сюда япошек, – орал кто-то. – Я их сейчас всех изобью до смерти своей аптечкой первой помощи! Банзай!

Нянечка потянула Гретхен за рукав.

– Ступайте домой, – сказала она. – Здесь такой молодой девушке, как вы, не место. Приходите завтра пораньше, поможете нам убрать осколки, навести здесь порядок.

Гретхен, кивнув, направилась к раздевалке. Но заметив, что нянечка ушла, она остановилась. Пошла по коридору мимо дверей палат. Вошла в ту, где лежали раненые с тяжелыми ранениями в грудь и в голову. Здесь было полутемно и тихо. Большинство коек пустовало, но то тут то там кто-то все же лежал под одеялом. Она подошла к последней койке в углу, на которой лежал Хьюз Тэлбот. Рядом с ним стояла капельница с бутылочкой раствора. Он лежал с открытыми глазами, такими громадными, с лихорадочным блеском, на усталом изможденном лице, но как только он узнал ее, сразу улыбнулся. Доносившиеся сюда из комнаты отдыха крики и пение были похожи на невразумительный рев на футбольном стадионе. Она, улыбнувшись, села на краешек кровати. Хотя она навестила его вчера вечером, он, казалось, всего за одни сутки ужасно похудел. Только бинты на шее оставались все такими же. Лечащий врач сказал, что Тэлбот умрет, умрет через неделю. Однако никаких показаний для летального исхода не наблюдалось. Напротив, рана его затягивалась, но, по словам доктора, говорить, конечно, он больше никогда не будет. К этому времени он уже должен был начать принимать сам пищу и даже понемногу выходить на прогулки. Но, несмотря на все надежды, он просто угасал, угасал день ото дня. Он вежливо уступал настырной смерти, без всякой суеты, никому вокруг не причиняя никакого беспокойства.

– Может, вам почитать на сон грядущий? – спросила Гретхен. Он покачал лежащей на подушке головой. И вдруг протянул к ней руку. Сжав ее, она чувствовала его мелкие, невесомые, как у воробушка, косточки. Снова улыбнувшись, Тэлбот закрыл глаза. Она сидела молча, сжимая его вялую руку, и тут заметила, что он спит. Она осторожно убрала свою руку, встала и вышла из палаты. Завтра она обязательно спросит у доктора, когда, по его мнению, Хью Тэлбот, этот дождавшийся победы герой, покинет этот мир. Теперь она будет приходить к нему каждый вечер и держать его руку, как скорбящая представительница его родины, чтобы он не чувствовал себя одиноким, когда придет время умирать, ему, двадцатилетнему юноше, и они будут молчать, так как словами уже ничего не выразить.

Гретхен быстро переоделась в раздевалке и поспешила из корпуса на улицу. Когда она выходила через переднюю дверь, то увидела рядом с ней Арнольда Симмса. Он, прислонившись к стене, курил. Впервые она встретилась с ним после того позднего вечера в комнате отдыха. Она мгновение поколебалась, но потом, пересиливая себя, решительно направилась к автобусной остановке.

– Добрый вечер, мисс Джордах. – Она сразу вспомнила его голос, такой вежливый, спокойный, доверительный.

Гретхен заставила себя остановиться.

– Добрый вечер, Арнольд, – ответила она на приветствие. У него мягкое доброе лицо, на нем ни следа болезненных для них обоих воспоминаний.

– Мне кажется, парни сегодня могли поорать, подрать глотку. Есть причина, как вы думаете? – Арнольд кивнул в сторону крыла, где находилась комната отдыха.

– Да уж, они постарались, – сказала Гретхен. Она хотела было уйти, но ведь у него в таком случае сложится впечатление, что она его боится. Ну уж нет!

– Эти старые, маленькие Соединенные Штаты выступили и показали, на что они способны, предприняли мощные военные усилия, что вы скажете на сей счет?

Теперь он явно над ней подшучивал.

– Мы все в нашей стране должны чувствовать себя очень и очень счастливыми. – У этого негра удивительная способность заводить ее, заставлять говорить так напыщенно. Как глупо.

– Да, я счастлив, – сказал он. – На самом деле. Чудовищно счастлив. Еще и потому, что сегодня получил хорошее известие. Особое, радостное известие. Вот почему я ждал вас здесь, у выхода. Хотел с вами поделиться.

– Что же это за известие, Арнольд?

– Завтра меня демобилизуют.

– Это действительно хорошая новость. Примите мои поздравления.

– Да-а, – опять насмешливо сказал он. – Официально, по заключению военно-медицинского корпуса Соединенных Штатов, я – ходячий больной. Отдан приказ о моей доставке к ближайшему призывному пункту для медицинского освидетельствования, за ним – обычная процедура увольнения из армии. На следующей неделе я уже буду в Сент-Луисе. Я, Арнольд Симмс, гражданское лицо.

– Надеюсь, вы будете…– она осеклась. Она хотела сказать – счастливы, но это наверняка прозвучит глупо в такой ситуации. – Везучим, – добавила она. Ну вот, еще хуже.

– Да, я везучий парень, – подхватил он. – Никто не должен беспокоиться о старине Арнольде. Но на этой неделе я получил еще одну радостную весть. Какая счастливая неделя для меня, подумать только! Гигантская неделя! Знаете, я получил письмо из Корнуолла.