Игорь Симонов - Неизбежность лжи Страница 28

Конечно же они улетели вдвоем. Костя все устроил в течение одного дня. Лиза пригласила маму пожить в доме, и они улетели на десять дней на Бали, где Костина помощница нашла президентскую виллу в одном из самых современных дизайнерских отелей острова, пустовавшую по причине совершенно неадекватной стоимости в семь тысяч долларов в день.

– Ты сошел с ума, – сказала Лиза, когда узнала о стоимости виллы. – Ты так свой миллион за полгода спустишь. Нельзя так тратить деньги.

Цифра и на самом деле поразила ее. Не то, чтобы она не знала, что такие цены существуют, но ее бывший муж со всеми его сотнями миллионов предпочитал более бюджетные варианты отдыха.

– Ну-у-у, – легкомысленно ответил он, – я думал, ты обрадуешься. Разве можно расстраиваться из-за денег? Давай сделаем так – я переведу тебе на счет пятьсот тысяч, и ты их будешь тратить экономно, а я остальные буду тратить, как хочу. Ты видела, какой там сад, какой вид на океан, какой бассейн – не расстраивайся из-за денег, ну, Лизуня, давай радоваться, пока все хорошо.

Он был невыносимо хорошим, невыносимо щедрым, веселым и любвеобильным. На несколько дней они вернулись в первые дни знакомства, когда Лиза на ощупь узнавала нового для себя человека. Похоже, она и сейчас узнавала почти незнакомого человека, за день до отъезда, обнаружив на своем счете пятнадцать миллионов рублей, десять из которых по совету Кости сконвертировала в швейцарские франки. Все было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.

– Почему только десять дней? Давай останемся еще, – солнце, завораживающий шум океана, буйство красок, наливающееся соками тело, сладкими судорогами исходящее в его объятиях, – давай останемся, Костя, еще хотя бы дня на три, неужели тебе хочется возвращаться в эту отвратительную Москву? – успокоительная прохлада, нежнейшие равиоли с лобстером, белое бургундское вино, она поднимает глаза, натыкается на его взгляд и все понимает. – Ты все это знал еще до того, как мы улетели, спрашивает она, – и скрывал от меня?

– Просто не хотел портить тебе настроение. Обозримое будущее оказалось гораздо меньше, чем я предполагал. Нам было очень хорошо здесь и будет хорошо там. Надо принять, что это и есть моя жизнь. Иначе все это будет напоминать сказку о рыбаке и рыбке, – он накрыл ее ладонь своей и улыбнулся, чтобы смягчить последние слова.

Лиза все поняла. Случайно вырвалась эта фраза у Кости или он готовил ее заранее, смысл сказанного был очевиден. В свойственной ему тактичной манере Костя давал понять, что правила игры изменились, и если она собирается продолжать играть с ним в одной команде, то эта игра будет теперь происходить по его правилам, которые с каждым годом будут меняться в невыгодную для нее сторону. Ну что же, это было не очень приятно, но честно. Теперь Лизе надо было решить, готова ли она проголосовать за новый вариант основного закона их отношений. Так не хотелось, чтобы он уходил очень далеко, но еще больше не хотелось, чтобы он уходил далеко без нее. Как почти любая женщина, Лиза знала один проверенный временем универсальный ответ на все эти мужские заморочки – надо родить ему ребенка. Это срабатывает очень часто и почти всегда с такими, как Костя. Очень хотелось, чтобы инициатива исходила от него, но, по-видимому, он слишком занят для этого. Настоящая женщина должна облегчать своему мужчине принятие решений, на которые у него не хватает времени.

С этими мыслями Лиза возвращалась домой в Москву длинным перелетом с ночевкой в Бангкоке. За день до этого раньше срока начались месячные, что вполне оправдывало и в ее собственных, и в Костиных глазах повышенный уровень жалости к себе.

Будь она в другом состоянии, то может быть, и обратила внимание, оторвавшись от экрана монитора, на странное временами выражение лица любимого мужчины и отца ее будущего ребенка. Это выражение лица было вызвано серьезными мыслительными процессами, происходившими в Костиной голове. Получив огромное удовольствие от отдыха со своей подругой и продумав шаги перед очередным, на этот раз еще более грандиозным проектом, Костя размышлял на ту же самую тему, что и Лиза.

Они были людьми одного круга (теперь уже), одного образования, одинаковых интересов (помимо работы). У них была правильная разница в возрасте, Костя спокойно и скорее даже позитивно воспринимал ее четырехлетнюю дочь. Лиза была хорошо воспитана, ее не надо ничему учить, и как сексуальный партнер она заслуживала самой высокой оценки. Два года отношений должны куда-то привести – такова точка зрения, разделяемая большинством. И привести эти два года должны или к семейной жизни и совместным детям, либо к постепенному и мучительному угасанию этих самых отношений. В настоящий момент Костя еще морально не готов ни к одному из этих вариантов, хотя он давно уже хотел иметь ребенка, желательно, конечно, сына, но удивительным образом с появлением второй половины, без которой этого ребенка нельзя произвести на свет и которая, по всему видно, к этому сыну уже готова, желание вовсе не усилилось. Углубленный анализ подсказывал три возможных ответа, и все они были Косте в разной степени неприятны. Он до сих пор не мог забыть предательства своей бывшей жены и поэтому не готов был переводить отношения с Лизой на следующий уровень сложности. Одна мысль о том, что давно уже безразличная ему женщина подсознательно влияет на его сегодняшнее поведение, могла ввергнуть в уныние. Костя присваивал этому ответу самый низкий рейтинг и не рассматривал его всерьез.

Его отношения с Лизой уже прошли свой пик, и дальнейшее их угасание будет происходить независимо от того, по какому сценарию они будут развиваться. Он это чувствует и проявляет осторожность, она это тоже чувствует и нервничает. Костя посмотрел на Лизу, уснувшую со слегка приоткрытым ртом и надетыми наушниками и тихонько, чтобы не разбудить ее, убрал на пульте звук кинофильма. Почему он считает, что их отношения не будут развиваться? Потому что Лизе очень комфортно в этой созданной ими нише, которую она заняла большей частью благодаря стечению обстоятельств, и она рассматривает изменение своего позиционирования исключительно как подъем по ступенькам вверх, тогда как Костя за последний год уяснил, что понятия не имеет, где его будущее, чем он будет заниматься через три года и какая ему в этот момент нужна будет спутница жизни, если вообще будет нужна. Попросту говоря, за два года их знакомства Лиза совсем не изменилась, а он изменился очень сильно. Через три года она останется в лучшем случае такой же только на три года старше. Это и была суровая правда.

И, наконец, третье объяснение было следствием того колоссального объема понимания окружающей действительности, которое Костя продолжал получать на регулярной основе и который постоянно менял его отношение к этой самой действительности. Если три года назад, слушая пессимистические рассуждения отца о будущем Европы и мира, Костя списывал значительную часть пессимизма на возраст и скуку сельской жизни, пусть даже и в живописной и жизнерадостной Тоскане, то теперь они легко могли бы поменяться местами. А ведь Костя прекрасно понимал, что он не только не заглянул еще в настоящую бездну, но даже и не подошел к краю.

«Я живу свою жизнь, а Лиза живет свою. Самая большая ошибка, которую я могу совершить – это сделать что-то просто потому, что сегодня Лизе этого хочется. От этого никому не будет лучше. Жизнь все расставит по местам, и если нам суждено быть вместе, значит, мы вместе будем» – с таким философским настроением он еще раз посмотрел на спящую Лизу, натянул на глаза очки для сна и поудобнее устроился в горизонтально выдвигающемся кресле. До Домодедово было еще часа четыре, из которых половину точно можно было поспать.

По возвращении в Москву Костя по уши оказался погружен в процесс, близость к которому еще и три месяца назад оценил бы как маловероятную. Процесс назывался партийным строительством. Строилась оппозиционная партия правого полка. К моменту возвращения Кости с отдыха строилась она уже почти месяца два, и судя по столь несвойственной Юрию Петровичу легкой нервозности, строительство шло не самыми ударными темпами. О самом проекте Костя, конечно, знал из газет и Интернета с момента его запуска, но вот о близком отношении к нему Юрия Петровича и своем возможном участии услышал перед самым отъездом.

– Зачем оно вам надо? – удивился Костя. – Вы же сами столько раз говорили – подальше от политики. Сделали предложение, от которого нельзя было отказаться?

– И да, и нет, – задумчиво ответил Юрий Петрович, – то есть предложение, конечно, сделали, но я и не то чтобы сильно сопротивлялся. Можно сказать, совсем почти не сопротивлялся. Так, для виду.

– Точнее объясните, – продолжал не понимать Костя.

– Попробую. Но начну совсем издалека. Тут как-то вспомнил я одну историю, которая случилась лет шесть назад в Америке вскоре после того, как они там в Багдад вошли и, как и следовало ожидать, ничего интересного не обнаружили. Помнишь?