Алексей Колышевский - Патриот. Жестокий роман о национальной идее Страница 29

Вечером того же дня Гера переехал к Кире. Все произошло очень быстро, но такой уж это город — Москва, и время здесь порой течет так, что за секунду проходит целая эпоха.

«Око» за око

За неделю Кира сделала для «NMD» больше, чем весь коллектив холдинга сделал за все время, прошедшее с момента основания карликовой медиаимперии Геры. Пользуясь наработанными в ФИПе связями, она привлекла в «Око» нескольких известных политических обозревателей, в основном из числа тех, кому разрешалось говорить почти все. Весь подобный «контингент» со временем сосредоточился в одном-единственном месте — на радиостанции «Звуки Москвы». Здесь нашел свой причал и бывший рупор Березовского, и тонкий ценитель изысканных французских вин с кисельной фамилией, и еще какие-то, как называл их генерал Петя, «безобидные сумасшедшие». Ничего толком не умеющие, кроме как со знанием дела попусту надувать щеки или с легким налетом иронии в стиле «ну, уж мы то знаем, в чем тут дело» осторожно критиковать «курс партии и правительства на современном этапе», они с удовольствием истинных графоманов принялись вести в «Оке» свои авторские колонки, долгожданный, вожделенный «трафик» — количество посещений сайта в день — стал расти на глазах.

В свою очередь, Рогачев позвонил нескольким влиятельным звездам шоу-бизнеса, из числа тех, кто собирает стадионы, и под их подписью в газете также стали появляться разного рода статьи, сочиненные от начала до конца и написанные специально нанятыми для этого вчерашними выпускниками литературных институтов, в простонародье именуемыми «неграми». Фантазия Киры била через край, и через какое-то пустяковое время Гера уже держал в руках первый номер журнала «Буржуй» с его, Германа Кленовского, довольной, улыбающейся физиономией, глядящей с глянцевой обложки. Журнал с таким, не очень удачным в стране победившего как-то раз социализма названием решительно никто не хотел покупать обычным образом, и Гера пристроил «Буржуя» в бесплатные стойки при входе в рестораны, обзвонив знакомых ему еще по работе в «Рикарди» рестораторов. Рогачев стал подсовывать Гере молодых «сынков» и «дочек» нужных людей. Сынки и дочки пыжились, пытаясь казаться важными, и писали какую-то восхитительную чушь в легком миноре, от которой за версту разило незнанием вопроса и юношеским пухом над верхней губой. Однако и они нашли своего читателя: сверстники из числа «офисного планктона» с удовольствием читали коротенькие мысли соколят Рогачева и, будучи приученными корпоративным кодексом не пытаться читать между строк, а в зеркале не пытаться увидеть ничего, кроме собственного отражения, симпатизировали смешным попыткам сынков и дочек казаться битыми, мятыми и тертыми калачами. Сам Герман корчился от смеха, когда читал рассказики своего постоянного автора с простенькой фамилией Волошина. «Это абсолютно непроходимая дура, — отрекомендовала Волошину Кира, — но быдляку понравится, вот увидишь. Таких дур, особенно в «ЖЖ», половина Рунета». Волошина, отчего-то избравшая себе в «ЖЖ» неласковый ник Сучка, слыла в «Оке» консультантом по вопросам межполовых отношений. С придыханием и многозначительными многоточиями писала она о нелегкой жизни своих гламурных подруг, которых бросали их столь же гламурные друзья, о любовных приключениях тех же подруг на гламурных курортах вроде Сан-Тропе, куда сама Волошина ездила четыре раза, сопровождая одного 60-летнего «папика», и с тех пор круто «забурела». Всех этих авторов колонок Гера именовал не иначе как «наши колумнисты», вычитав модное словечко где-то, кажется, в «Boston Globe».

Предстояла командировка в Штаты, куда Гера очень хотел отправиться вместе с Брикер, но мстительный и вредный Рогачев, с каменным лицом выслушавший от Германа новость о том, что Кира теперь работает в «NMD», заявку на Брикер аннулировал, заявив, что, мол, «не хрена за казенный счет болт смазывать, Гера». Американское посольство, которому было наплевать на статус какого-то там Кленовского, ссылаясь на большие очереди и колоссальный объем работ, выдало Гере приглашение на собеседование на дату, наступающую только через две недели. Это время они с Кирой использовали с большой пользой: страшно и напропалую кутили в ресторанах и клубах, занимались сексом везде, где позволяли условия, в том числе и на том самом диване в Герином кабинете, иногда понемножку нюхали кокаин, к которому Гера вновь стал испытывать симпатию.

И вот однажды, лежа в постели, Кира подняла вверх свою красивую ногу и принялась поглаживать ее, что-то бормоча себе под нос. Герман с удивлением поглядел на ее странные действия и наконец спросил, что это такое она изображает. На что Кира ответила:

— Я придумала одну восхитительную пакость.

— Вот как, — усмехнулся Герман, — для кого?

— Как ты, однако, точно сразу ставишь вопрос, милый. Сразу видно, что у тебя за плечами большая школа. Пакость для всех, и, что самое главное, никто не поймет, что именно он за эту пакость только что заплатил деньги и, притом относительно немалые.

— Ну, давай, не томи. Рассказывай.

Она начала говорить, делая между словами удлиненные паузы:

— Нам… нужен… борец… с фашистами.

Гера даже приподнялся на локте:

— С кем?! С чем?!

— С фашистами. В Интернете заведутся страшные фашисты и станут собирать в «ЖЖ» свои мюнхенские пивные сходки или что-то в этом роде. Сделают сайты. Надо будет подумать над дизайном. А он станет их клеймить позором.

— Зачем все это? Я что-то не улавливаю.

Кира в притворной ярости оседлала Геру и ласково, словно большая игривая кошка, не выпускающая когтей, мягко вцепилась в его горло:

— А затем, р-рр! Тебе надо повышать национальную терпимость среди почтеннейшей публики?

— Ну, конечно, надо. Нам ведь не нужны революции, малыш. И война гражданская тоже не нужна. Только зачем ради этого придумывать именно фашистов, я не понимаю. Есть ведь какие-то там депутаты, которые вроде как пытаются что-то там такое заявить про избранный путь народа-богоносца, и есть те, кто их слушает. Давай, может, лучше направим активность против них.

— Их и так козлят все кому не лень, — резко ответила Кира и легла рядом, прижавшись к Гере. Совсем уже другим тоном, ласково сказала: — Это Достоевский придумал про народ-богоносец. Хотел отнять у нас титул.

— Кира, не начинай, а? Мне твои сионистские речи как собаке пятая нога, то есть ни к чему. Давай по делу.

— А по делу вот что. Во всяком деле должны быть радикалы, понимаешь? Люди, выражающие крайнюю, полярную позицию. А уж полярнее фашистов, сам знаешь, найти невозможно. А бороться они у нас станут с национальными меньшинствами, с гастарбайтерами, с торговцами на рынках, словом, с теми, кого народ-богоносец привык именовать «чурками». Если нет чего-то, в чем есть ярко выраженная необходимость, то это стоит придумать. Вот мы и придумаем «ЖЖ-фашиков».

Гера каждый раз умилялся ее простой, но в то же время доходчивой манере убеждать. То, на что сам он обычно тратил несколько десятков предложений, у Киры не занимало и двух десятков слов. Идея с «фашиками» пришлась ему по душе, и он почти не сомневался, что его поддержит Рогачев. Герман знал и хорошо понимал, что в такой пестрой от крови разных оттенков, текущей в жилах ее граждан, России тема национализма всегда будет актуальна и постоянно станет срывать аншлаги. Стоит лишь вывесить где-то пусть даже маленький анонс вроде «Здесь будут говорить о засилье кавказцев» или, скажем, тему для дискуссии: «А был ли холокост?», и в мгновение ока можно будет ведрами вычерпывать из комментариев мнения всех оттенков радуги. Но кто станет застрельщиком? Кто сможет так накачать аудиторию, чтобы она начала визжать от переизбытка чувств?

— У тебя есть кандидатура? Нужен какой-то, как ты изволила выразиться, «пакостник», известный в Рунете и являющийся выдающимся негодяем и провокатором. Ему поверят потому, что, если доверить это какой-то медийной швали в регалиях, одним словом, постороннему Сети долдону, то взрыва не получится. Жидко обосремся, Кира, и мой босс будет сильно морщить лоб.

— Не будет он ничего морщить, твой босс. Есть у меня кандидатурка одна.

— Интернетчик?

— Да.

— Негодяй?

— Еще бы!

— Провокатор?

— О да!

— Хм… А он чурка?

— Герман, где твоя политкорректность? Ну, разумеется, он чурка! Мать русская, отец азербайджанец, сам родом из солнечной Туркмении. Приехал в Москву, воровал, сел, вышел, торговал на рынках, подтанцовывал в какой-то попсовой группе и даже работал где-то стриптизером. Озлоблен, ненавидит коренных москвичей, не любит русских…

— Да нас никто не любит.

— Ну, ведь я-то тебя люблю?

— Да?

— Прекрати дурачиться! Слушай лучше дальше. Начал пописывать еще у Франко Неро, только тот его выгнал, а после того, как Жора отбыл из России, наш с тобой чурка стал постоянным автором у Змея.