Фэнни Флэгг - Добро пожаловать в мир, Малышка! Страница 29

Доктор Диггерс открывала обязательную, судя по виду, тетрадку и не ответила.

— Слушайте, — сказала Дена, — если это какая-то проверка, то мне все равно, какого вы цвета, но вы должны знать, что я здесь не по своей воле и желанию. Просто я обещала своему врачу посещать психотерапевта.

— Ясно.

— Я просто хочу с самого начала быть честной.

— Это очень хорошо, — сказала Диггерс. — Кстати, это не проверка, но вы ее прошли.

— А если людям не нравится, что вы чернокожая, они вам скажут?

— Нет, конечно, впрямую нет, но по их ответу я пойму.

— Значит, это все-таки проверка!

Доктор Диггерс рассмеялась:

— Да, очевидно, вы правы, в каком-то смысле это тест. Садитесь.

— А сладости тоже проверка?

— Вы меня раскусили.

Наконец Дена села.

— У меня есть записи Джерри, но, если не возражаете, я хотела бы задать несколько основных вопросов. И кстати, я видела вас по телевизору и считаю, что вы прекрасный профессионал.

— Правда? Спасибо. — Это Дене понравилось.

— Итак, Джерри упомянул, что у вас некий биологический эффект от стресса.

— Что?

— Проблемы с желудком.

— Да, я пыталась объяснить ему, что это из-за работы, но, боюсь, он не понял. Он понятия не имеет, что такое телевидение.

— Ясно. А доктор Холлинг — ваш врач?

Дена кивнула и оглядела кабинет. Это была уютная комната со светло-бежевым ковром и окном во всю стену. Она обрадовалась, увидев, что стена увешана дипломами.

— Как давно у вас физические проблемы?

— С желудком?

— Да. Или другие.

— Давно. Лет с пятнадцати или шестнадцати. Вы же не будете подвергать меня гипнозу, правда?

— Сегодня не буду.

— Хорошо, а то я немного нервничаю по этому поводу.

— Итак, мисс Нордстром, расскажите мне немного о вашей истории.

— Ну, я начала работать в частной телекомпании в Далласе, когда…

Доктор Диггерс остановила ее:

— Нет, я имела в виду вашу семейную историю. Расскажите о родителях.

— А-а… — Дена вздохнула. — Папа убит на войне… а мама умерла.

— Сколько вам было, когда умерла мама?

— Четырнадцать или пятнадцать. Трудно вспомнить.

— Трудно вспоминать ее смерть или сколько вам было?

— И то и другое. Она долго болела, а я училась в пансионе.

— Ясно. И что это было?

— Академия Священного сердца, католическая школа-пансион.

— Нет, я про ее болезнь.

— А-а. Туберкулез.

— Ясно. — Внезапно доктор Диггерс вспомнила кое-что из записей Джерри. — А разве кого-то из вашей семьи не сбила машина?

— Да, маму, по дороге в больницу. Маму сбила машина. Точнее, машина врезалась в ее автобус. Короче говоря, причина, по которой я здесь, это ужасная бессонница. Не могли бы вы…

— У вас остались родственники?

— Двое или трое, очень дальних. Со стороны отца. Какая-то далекая кузина и тетя вроде, но я редко с ними вижусь.

— А со стороны матери?

Дена перегнулась через стол и заглянула в тетрадку:

— Вы все это записываете, чтобы, если я окончательно сойду с ума, вы могли им позвонить?

Доктор Диггерс рассмеялась.

— Нет, это я просто для себя пометки делаю. А со стороны матери?

— Нет.

— Нет? — Доктор Диггерс подняла на нее глаза.

— Нет. Все умерли.

— Ясно. — И врач сделала запись: «Пациентка волнуется, дергает ногой».

Вечером, когда Элизабет Диггерс закончила обедать и поставила посуду в раковину, чтобы домработница утром ее вымыла, зазвонил телефон. Она подъехала к стене, где висел аппарат.

— А я все думаю, сколько ты выдержишь.

— Ну как, видела сегодня мою девочку?

— О да.

— Ну?

Она помолчала.

— Бог мой, сынок, ты то ли самый храбрый мужчина на свете, то ли самый глупый.

Он хмыкнул.

— Ты уверен, что тебе надо все это выслушивать?

— Нет, но ничего не могу поделать, я совершенно без ума от этой женщины и не могу рассуждать здраво.

— Я буду очень стараться ей помочь, Джерри, сам знаешь, но сейчас я даже не уверена, что она вообще вернется.

— Правда, она самое прекрасное создание на свете?

— Да, женщина красивая, но…

— И умная.

— О да, и умная. Следующим твоим вопросом будет — во что она была одета.

— Во что она была одета?

— Не помню.

— Не верю, помнишь. Тебе просто нравится меня терзать. А скажи, правда, она классическая красавица?

— Да, Джерри, она затмевает красой луну и звезды. Эта девушка имеет какое-то представление о том, как ты к ней относишься?

— Нет. В смысле, вряд ли. И сейчас явно не время ей об этом сообщать. У нее своих проблем хватает.

— Это точно. Плохо только, что тебе от этого не легче. По-моему, ты должен от нее немного дистанцироваться, тогда посмотрим, что ты будешь чувствовать.

— Я сразу могу сказать, Элизабет, что мое отношение к ней не изменится. А вот ей нужно дать немного времени. Так что еще одно спрошу и обещаю, что исчезну, ладно? Как думаешь, я не ошибся в оценке ее состояния?

— Не сильно. Думаю, ты все описал правильно. Закрыта. Явные симптомы какой-то тяжелой травмы человека, которого отвергли.

— Да, возможно, это связано со смертью ее матери, она меня к этому даже близко не подпускала. Но теперь она в твоих руках.

— Не волнуйся, дружище. Ты передал мне факел, факел своих чувств, и я сделаю все, что в моих силах.

— Спасибо.

— А ты тем временем — а времени может понадобиться много, — надеюсь, попробуешь встречаться с кем-то другим.

— Серьезно? Тогда скажи, что ты делаешь в субботу вечером?

— Да все как обычно, пляшу буги-вуги до упаду.

Он засмеялся.

— Спокойной ночи, Ромео.

Доктор Диггерс старалась держаться профессионально, но, повесив трубку, позволила своему сердцу рвануться к нему. Она не понаслышке знала, что безответная любовь и для мужчины, и для женщины — опыт самого горького, самого болезненного одиночества, и она ничем не могла ему помочь.

Нью-Йорк

19 декабря 1974

Доктор Диггерс несколько удивилась, когда Дена пришла на второй сеанс. Опоздав минут на пять, Дена влетела в кабинет и плюхнулась в кресло. Доктор Диггерс улыбнулась:

— Ну что, снова ко мне, поболтать?

— Да, — сказала Дена без особого энтузиазма.

— Тогда я продолжу свои пытки.

— Давайте, давайте. О чем сегодня пойдет разговор?

— Ну, я бы хотела узнать вас еще поближе, хотя бы вашу биографию. Откуда вы?

— А вы откуда? — спросила Дена.

— Чикаго. А вы?

— Я? Не могу назвать определенного места.

— Странно. Такого опыта у меня еще не было.

— В смысле?

— Опыт мне подсказывает, что каждый человек должен быть из какого-то места.

— Я родилась в Сан-Франциско, но мы много переезжали.

— А какие у вас корни?

— Мои что?

— Ваши корни. От кого вы произошли?

— Корни! Прямо как в книге. В смысле — предки?

— Да, какой вы национальности?

— Отец был из Швеции… или Норвегии, откуда-то оттуда.

— А мать?

— Просто американка, наверное. Она никогда не говорила. Ее девичья фамилия была Чапмэн, кем она там могла быть — англичанкой, может? Не знаю.

Доктора Диггерс всегда поражало, как редко люди интересуются своим происхождением.

— А вам не интересно было выяснить?

— Не слишком. Я американка, а остальное не имеет значения, так ведь?

— Ну хорошо. Как бы вы себя описали, кроме как американкой?

— Что?

— Как бы вы себя описали?

Дена была озадачена.

— Я работаю на телевидении.

— Нет, свой характер. Иными словами, если бы завтра вы перестали работать, кем бы вы были?

— Не знаю… Я все равно осталась бы собой. Не пойму, чего вы добиваетесь.

— Ладно, давайте сыграем в одну игру. Я хочу, чтобы вы дали мне три ответа на вопрос. Кто вы?

— Я Дена Нордстром, я блондинка и… — Она была в затруднении. — И во мне пять футов семь дюймов. Это что, опять тест?

— Нет, просто это помогает мне лучше понять, как вы представляете саму себя.

— И как, я прошла или провалила тест? Мне любопытно.

Доктор Диггерс отложила ручку.

— Вопрос не в этом. Но посмотрите, как вы ответили. Все три ответа описывают ваш имидж.

— А что я должна была сказать? Что еще-то?

— Некоторые говорят: я жена, я мать, я дочь. И все три ваших ответа не говорят об отношениях с кем бы то ни было, а обычно это показывает, что у человека есть проблема самоидентификации. И частью нашей работы будет выяснить почему. Понимаете, о чем я?

Дена ощутила тревогу. Проблема самоидентификации?

— Но об этом мы поразмыслим позже. А сейчас предлагаю поговорить о ваших насущных проблемах. Вы вроде бы плохо спите?