Леена Крун - В одежде человека. Сфинкс или робот Страница 29

Мир в зеркале был точно такой же, как и отражаемый, — и все-таки другой. На поверхности зеркала что-то менялось: левое превращалось в правое, и наоборот. Зазеркальные дома, улицы и деревья нельзя было заменить настоящими.

На пятнадцатилетие Лидия попросила в подарок большое зеркало. Папа заказал его специально для нее. У зеркала была ручка длиной в двадцать метров и прочная подставка. Его погрузили в море таким образом, что Лидия с берега могла вручную поднимать его, опускать, переворачивать и регулировать угол наклона.

Лидия сидела на берегу и вертела зеркало. Она разглядывала зазеркальные волны и зазеркальные облака в зазеркальном небе. Безоблачными ночами звезды светили в ее зеркало через световые годы. Иногда, когда наступал полный штиль — зазеркальный штиль, — она ставила зеркало параллельно поверхности моря, так что два зеркала смотрели вглубь друг друга и в обоих зеркалах открывалась одна и та же бесконечность.

Когда в одну из таких ночей случилось полнолуние, Лидия направила зеркало на лунный блик. Луна отражала Солнце, а море Луну, и в ее собственном зеркале светилось отражение отражения. Глаза у Лидии тоже сияли. Это была ночь Зеркального Сияния.

Часто и Сулеви приходил посидеть на берег.

Лидия сказала:

— Знаешь что? Мне иногда кажется, что мир, который мы видим в зеркале, такой же правильный и настоящий, как и мир с нашей стороны. Мы здесь думаем, что там — только отражение. А может, они там думают то же самое о нас.

— Что-то не верится, — сказал Сулеви.

— Почему? Каждый раз, когда я гляжу в зеркало, я вижу, как другая Лидия смотрится в свое зеркальце с другой стороны. Может, она тоже думает, что наш мир — отражение ее мира и что из нас двоих как раз она — настоящая и первоначальная Лидия.

— Зеркала — это всего лишь зеркала, — сказал Сулеви. — Забудь о них. Нет в них ничего таинственного.

— Я думаю, — тихо продолжала Лидия, — что каждое зеркало — дверь в другой мир. Но как доказать зазеркальной Лидии, что я, по другую сторону зеркала, — настоящая, а не только ее отражение? Она ведь всегда убирает зеркальце в тот же миг, что и я. И больше не видит ни меня, ни этого мира.

— Пусть она думает все что угодно, — сказал Сулеви. — Для меня ты и только ты — настоящая и первоначальная Лидия. И ты никуда от меня не исчезнешь.

— Я — ее зеркало, а она мое, — сказала Лидия задумчиво.

И Лидии по обе стороны зеркала подумали об одном и том же: где правда, где — нет, и чем они отличаются друг от друга.

— Боже мой, Лидия, забудь о зеркалах и подумай обо мне, — сказал Сулеви. — Зеркало никогда не скажет тебе того, что скажу я.

— Скажи, — прошептала Лидия и забыла о зеркалах.

Глава тринадцатая. Глаза Сулеви

Каждое утро Сулеви завтракал и читал утреннюю газету. Так повторялось изо дня в день — сначала газета, потом завтрак: каша, кофе, апельсиновый сок. В тот день в газете писали об изменениях в системе налогообложения, понижении давления и ахилловых сухожилиях у метателей молота. Сулеви поднял взгляд от газеты и заметил, что с глазами что-то случилось. Он стал все видеть по-другому. Когда он смотрел на свою правую руку с ложкой, рука казалась многослойной, словно к руке из плоти и костей вдруг добавилась еще одна, похожая на тень.

Сулеви испугался. Он потрогал правую руку левой, но на ощупь она была такой же, как всегда, только выглядела иначе. Вообще-то обе руки выглядели по-новому. Но раз с ними все в порядке, значит, что-то случилось с глазами. Сулеви не ощущал боли, но вся эта история ему совершенно не нравилась.

Было раннее утро, солнце еще не поднялось. Сулеви жил на верхнем этаже, окна выходили на шоссе. Он взглянул в окно на автомобильные фары, и они показались ему не светящимися точками, а пылающими пересекающимися лентами, точно на фотографии, снятой с большой выдержкой.

Сулеви вернулся в постель и натянул на голову одеяло. Это от недосыпа, решил он. Он надеялся, что стоит немного отдохнуть, и глаза придут в норму — но когда вновь открыл их, ничего не изменилось.

Сулеви вышел на улицу. На другой стороне улицы мальчишки играли на стадионе в волейбол. Сулеви догадывался, что у них должен быть волейбольный мяч, но то, чем они перебрасывались, трудно было назвать мячом. Эта штука скорей походила на длинную макаронину, которая сплеталась и расплеталась в воздухе, завязывалась в новые и новые узлы.

Да и мальчишки выглядели не лучше. Каждый из них был как целая вереница мальчишек. Вереницы связывались, перепутывались, перекрещивались.

Сулеви поморгал. Ему стало страшно, и он, не откладывая, отправился к врачу. Пришлось идти немного на ощупь — не сразу привыкнешь к такому зрению! Но наконец Сулеви нашел глазную клинику.

— На что жалуетесь? — спросил врач.

Сулеви описал симптомы. Врач посветил ему в глаза маленькой лампочкой, измерил внутриглазное давление, заставил по очереди называть буквы на светящейся доске.

— Что у меня с глазами? — спросил Сулеви.

— С глазами все в порядке, — ответил доктор. — Это не в моей компетенции. Причина глубже, гораздо глубже. Вы же знаете, что мы видим не только глазами. Мы видим, так сказать, всем существом. Мозгом. Памятью. Душой.

— Вы хотите сказать, что я серьезно болен?

— Не больны, но дело действительно серьезное. Почему так случилось, я сказать не могу. Дело в том, что вы начали видеть время.

— Что? — опешил Сулеви.

— Именно так, вы видите больше измерений, чем другие. Это, конечно, весьма необычно, — продолжал доктор. — В моей практике такого еще не было.

— Но это когда-нибудь прекратится? — воскликнул Сулеви. — Я вовсе не хочу видеть время, особенно если никто больше его не видит. Может, у вас есть какие-то глазные капли…

— Нету. И ни у кого нет, — отрезал доктор. — Постарайтесь приспособиться. Бывает и гораздо хуже. Можете посоветоваться с другими специалистами, но сомневаюсь, что кто-то занимается подобными случаями.

— А операция не поможет? Нельзя удалить из глаз эти особые способности?

— Нет, за операцию я не возьмусь. Сказано вам, проблема не в глазах, да, по сути, это и не проблема — просто новое явление, так сказать, ваш способ видеть мир. Вы можете гордиться: вы видите больше, чем остальные, вы видите иначе. Вы уникальны!

Сулеви молчал. Он совсем не ощущал гордости. Ему было страшно. Неважно, болезнь это или новое явление, пусть бы только поскорее исчезло.

— Конечно, все может исправиться само по себе, — утешил доктор. — Будьте терпеливы. Может быть, вы просто переутомились. Отдохните, успокойтесь… А я бы с удовольствием написал о вашем случае статью в какой-нибудь научный журнал.

— Ну, напишите, — ответил Сулеви. Он поблагодарил и расплатился.

Сулеви отправился домой вместе со своим новым необычным явлением.

Глазной врач написал о Сулеви статью, вызвавшую много споров и суждений. Он прислал Сулеви авторский экземпляр. Там была фотография глаз Сулеви, с виду таких же, как у всех. И непонятно было, почему он видит мир не так, как остальные.

Сулеви всё ждал и ждал, когда его глаза вернутся в нормальное состояние. Но время шло, и он видел его ход, а глаза оставались теми же. И понемногу он перестал ждать. Он осознал, что ежесекундно видит время, видит его всегда.

Все, что движется и стареет, оставляет след на земле, и Сулеви видел этот след. Ничто не оставалось неизменным. Он видел облака и видел, какими эти облака были секундой раньше. По ночам он видел путь звезды и след, который оставила луна, прокатившись по темному небу. Он смотрел в зеркало и видел там множество глаз, усталых и ясных, заплаканных, сияющих и тоскливых.

Сулеви разглядывал прохожих на улицах. Все они были многослойны и многогранны. У каждого из них было много-много лиц, но это, разумеется, был один и тот же человек. Это очень мешало. Это утомляло Сулеви. Сквозь нынешнее лицо человека Сулеви видел его прежние черты, вплоть до юности и раннего детства.

Как-то раз Сулеви заметил на улице, вдалеке, знакомую фигурку.

Он вгляделся — неужели Лидия? Это действительно была она, и Сулеви понял, что Лидия его больше не помнит. Лидия не помнила — но в ее глазах он увидел дни их детства, дни, проведенные вместе. Они остались там, остались навсегда.

1

Перевод Евгении Тиновицкой.

2

Перевод Евгении Тиновицкой.

3

Перевод Дины Крупской.

4

Перевод Евгении Тиновицкой.