Кристофер Мур - Ящер страсти из бухты грусти Страница 29

И посреди всей этой деятельности Тео так и подмывало вернуться на трейлерную стоянку “Муха на Крючке” и поболтать с Молли Мичон. Совсем спятил.

В конце концов, он решил съездить домой к Джозефу Линдеру – в надежде застать коммивояжера врасплох. Выруливая на подъездную дорожку, Тео заметил, что садовые гномики заросли сорняками, а на табличке с голландским оберегом у входа лежит толстый слой пыли. Дверь гаража была распахнута, внутри стоял микроавтобус хозяина.

Тео не стал стучать сразу – сначала убедился, что конский хвост его надежно упрятан под воротник, а сам воротник лежит достаточно ровно. Почему-то вдруг показалось, что следовало прихватить пистолет. Оружие у него имелось – револьвер “смит-и-вессон” .357, – но валялся он на верхней полке в чулане вместе с коллекцией кальянов для дури.

Тео дернул звонок, подождал. Джозеф Линдер открыл дверь только через минуту. На нем были заляпанные краской вельветовые штаны и старый свитер – похоже, это тряпье вытаскивали из мусорного бака уже десятки раз. Бесс Линдер явно не потерпела бы такого одеяния у себя в доме. Линдер даже не улыбнулся.

– Констебль Кроу. Чем могу служить?

– Если у вас найдется минутка, мне бы хотелось с вами поговорить. Можно войти?

– Полагаю, да. – Линдер сделал шаг назад, и Тео нырнул в дом. – Я только что сварил кофе. Будете?

– Нет, спасибо. Я на службе. – Копам полагается отвечать именно так, подумал Тео.

– Это кофе.

– Ох, да, конечно же. С молоком и сахаром, пожалуйста.

Полы в гостиной были из некрашеных сосновых досок, прикрытых лишь лоскутными половичками. Вместо дивана – древняя церковная скамья, вместо кресел – два шейкерских стула и оцинкованный молочный бидон с подушкой сверху. Других сидячих мест не было. В углах комнаты стояли три антикварные маслобойки. Если бы не новый тридцатишестидюймовый телевизор “Сони” у камина, гостиная могла бы запросто сойти за жилище семьи семнадцатого века (с очень высоким уровнем холестерина в крови от такого количества масла).

Джозеф Линдер вернулся в гостиную с большой керамической кружкой ручной работы. Кофе по цвету напоминал ириски, а на вкус отдавал корицей.

– Спасибо, – сказал Тео и кивнул на “Сони”. – Новый телевизор?

Линдер сел напротив на молочный бидон.

– Да, купил девочкам. “Общественное телевидение”, учебные программы и все такое. Бесс телевидения никогда не одобряла.

– И поэтому вы ее убили?

Линдер поперхнулся, выплюнув кофе прямо на коврик.

–  Что?

Тео отхлебнул из кружки. Линдер изумленно смотрел на него. Может, я не с того начал. Слишком резко. Обратная перемотка, перегруппируемся.

– Так вы и кабель себе провели? Без кабеля прием в Хвойной Бухте ужасный. Наверное, из-за гор.

Линдер неистово замигал и кинулся в атаку.

– О чем вы говорите?

– Я видел результаты вскрытия вашей жены, Джозеф. Она умерла не в петле.

– Вы обезумели. Вы же сами все видели. – Линдер встал и выхватил кружку из рук Тео. – Я не желаю этого слушать. Уходите, констебль. – Он выжидательно отступил.

Тео поднялся. Противоборства ему не очень удавались – он же миротворец, в конце концов. Слишком трудно. Он взял себя в руки.

– Все дело в романе с Бетси? Бесс застала вас вдвоем?

На лысине Линдера выступили вены.

– С Бетси я начал встречаться совсем недавно. Я любил свою жену, и мне не нравится, что вы порочите ее память. Вы не должны так поступать. Вы даже не настоящий полицейский. А теперь убирайтесь из моего дома.

– Ваша жена была хорошей женщиной. Немножко с придурью, но хорошей.

Линдер поставил кофейные кружки на маслобойку, подошел к двери и распахнул ее.

– Уходите. – И он показал Тео на дверь.

– Ухожу, Джозеф. Но я еще вернусь. – Тео шагнул на улицу. Линдер весь побагровел.

– Нет, не вернетесь.

– А мне кажется – вернусь. – Тео чувствовал себя второклассником, затеявшим спор на переменке.

– Не суйтесь ко мне, Кроу! – брызнул слюной Линдер. – Вы не соображаете, во что ввязываетесь. – И он захлопнул дверь у Тео перед носом.

– Вы тоже, – вякнул Тео в ответ.

СЕМНАДЦАТЬ

Молли

Молли никогда не понимала одержимости американских женщин скверными мальчишками. Привязанность к татуированным парням на мотоциклах с пушкой в бардачке или к любителям нюхать кокаин прямо со стеклянных кофейных столиков не поддавалась никакой логике. Когда она снималась в кино, то сама крутила романы с парочкой таких типов, но этот... Этот у нее был первым, кто на самом деле... ну, в общем, жрал людей. Тетки всегда думают, что мужика удастся исправить. А как еще объяснить бесчисленные предложения, которые получают серийные убийцы, дожидающиеся электрического стула? Хотя такое – чересчур даже для Молли. Ей было отрадно думать, что сколь бы полоумной она ни была, ее никогда не тянуло выскочить замуж за парня с неприятной привычкой душить тех, кому он назначает свидания.

Американские мамаши программируют своих дочек так, что те начинают верить: они все могут исправить. Иначе зачем еще средь бела дня ведет она стофутового монстра по руслу городского ручья?

К счастью, по большей части русло укрывалось густым ивняком, а Стив, переступая валуны, менял цвет и текстуру своей громадной туши под стать окружающему. В конечном итоге, он стал походить просто на обман зрения, игру света, дымку над раскаленным асфальтом.

Молли заставила его притаиться в укрытии, когда они дошли до моста у Кипарисовой улицы, а когда ни одной машины в поле зрения не осталось, помахала. Стив скользнул под мост, словно змея в канализацию, сшибая спиной здоровые куски бетона, – но пролез.

Меньше, чем через час они оказались за городом – на пастбищах, тянувшихся к северу вдоль побережья. Молли вывела Стива через рощицу на край луга.

– Ну вот, громила, – сказала она, показывая на стадо коров-голштинок, щипавших травку в сотне ярдов. – Завтрак.

Стив присел на опушке, точно кот перед прыжком. Хвост его дернулся, расколов в щепки молодой кипарис. Молли села рядышком и принялась палочкой счищать грязь с тапочка. Коровы медленно мигрировали к ним.

– И это все? – спросила она. – Ты будешь здесь сидеть, а они – сами подходить на съедение? Знаешь, а ведь девушка может запросто потерять к тебе уважение, если ты будешь так охотиться.

Тео

Тео поймал себя на том, что совершенно не понимает, зачем едет к Молли Мичон, когда заверещал его сотовый телефон. Прежде, чем ответить, он напомнил себе, что голос не должен звучать обдолбанным, – и тут ему пришло в голову, что он не обдолбан. Это пугало еще сильнее.

– Кроу слушает.

– Кроу, это Гвоздворт из окружного управления. Ты что – спятил?

Тео пробуксовал, пытаясь вспомнить, кто такой Гвоздворт.

– Это опрос общественного мнения?

– Что ты сделал с теми данными, которые я тебе показал? – спросил Гвоздворт, и Тео моментально сообразил, что так зовут Паука.

Телефон замигал, показывая, что на линии еще один звонок.

– Ничего. То есть я провел собеседование. Ты можешь подождать? У меня тут еще один звонок висит.

– Нет, не могу. Я знаю, что у тебя еще один звонок висит. Ты обо мне никогда не слышал, понял? И от меня ничего не получал, тебе ясно?

– Лады, – ответил Тео.

Паук отключился, а Тео принял второй вызов.

– Кроу, ты совсем съёбнулся?

– Это опрос общественного мнения? – Тео совершенно точно знал, что это не опрос. Но так же точно он знал и то, что шерифу Бёртону не понравится правдивый ответ, который в данном случае звучал бы “Да, видимо, я совсем съёбнулся”.

– Я, кажется, сказал тебе – не лезь к Линдеру. Дело закрыто и сдано в архив.

Тео на секунду задумался. Не прошло и пяти минут, как он отъехал от дома Джозефа Линдера. Откуда Бёртон все знает? Шерифу никто так быстро не дозванивается.

– Тут всплыли некоторые подозрительные улики, – ответил Тео, еще не понимая, как будет прикрывать Паука. – Я просто заехал к нему проверить, правда ли это.

– Долбаный ты наркоман. Если я тебе говорю – пусть лежит, значит – пусть лежит, ты меня понял? Я сейчас не о работе твоей говорю, Кроу, я говорю о той жизни, к которой ты привык. Если я еще услышу хоть слово из Северного Округа, твой билет на танцульки прокомпостируют все спидоносцы тюрьмы Соледад. Оставь Линдера в покое.

– Но...

– Отвечай “Есть, сэр”, мешок говна.

– Есть, сэр, мешок говна, – ответил Тео.

– Тебе конец, Кроу, тебе...

– Простите, шериф. Батарейка села. – Тео отключился и развернулся к своей хижине. Его трясло.

Молли

В “Пожирателях Плоти из Чужеземья” Кендра была вынуждена наблюдать, как мутанты новой породы опрыскивают несчастных поселян растворяющим ткани энзимом, а потом лакают из луж человеческого белка под омерзительное хлюпанье и чавканье звуковой дорожки, которую мастера спецэффектов раздобыли в океанарии “Мир Моря”: там новорожденных моржат кормили с руки моллюсками. Те же умельцы симулировали кровавую бойню при помощи прорвы резинобетона, парафиновых манекенов, таявших под солнышком мексиканской пустыни, и декстрона, заменявшего обычную фальшивую кровь из сиропа “Каро”. (Сладкая театральная кровь, как выяснилось, хорошо привлекает мясных мух, а режиссеру не хотелось платить штраф Американскому обществу по предотвращению жестокого обращения с животными.) Общий эффект был настолько реалистичен, что Молли настояла на том, чтобы все крупные планы Кендры снимались только после уборки, не то ее точно вырвало бы прямо в объектив. После эпизода пожирания падали, тако [14]с сальмонеллой, которыми их накормил ресторатор из Ногалеса, а также упорных домогательств арабского сопродюсера с таким ядреным халитозом, что у нее слезились глаза, Молли проболела три дня. Но все это, даже зловоние прокисшего фал афеля [15], не вызвало у нее такой тошноты, как останки полностью изжеванных и частично переваренных голштинок, которые отрыгнул Стив.