Виктория Трелина - Жила-была девочка: Повесть о детстве прошедшем в СССР Страница 29

– А если за тобой бабушка с палкой будет идти? – спрашиваю я, зная повадки бабы Зины.

– Да ну её, – огрызается Королёва, – мне уже не десять лет.

Да, в десять лет всё было намного проще…

Школьный коридор, выполняющий сегодня роль актового зала, украшен гирляндами из жёлтых кленовых листьев. Их запах настраивает на праздично-романтичный лад. В нашем кабинете распахнуты все окна, в воздухе висит лёгкий липкий дымок от лака для волос. Девчонки ставят чёлки.

– Почему ты не накрасилась? – набрасывается на меня Неманихина, у неё до самых бровей, плотный голубой слой теней, – пойдём со мной.

Маринка ведёт меня в соседний пустой кабинет, и открывает потёртую коробочку с косметикой. Я не хочу, чтобы она меня красила. Я читала, что голубые тени не идут кареглазым. Да и Неманихиной, с её зелёными, такая клоунская раскраска, по-моему, не очень подходит. Хотя, ей виднее – она уже была на дискотеках. Скорее всего, это я ничего не понимаю.

– Девочки, цвет теней должен гармонировать с цветом глаз и одежды, – слышу я голос Ирочки за стеной

– Ага, как же? – усмехается Неманихина, сильно надавливая на мои века наслюнявленной кисточкой, – это только у лохушек всё гармонирует.

Я вижу, что Маринка красит мне глаза серым цветом. Слава богу, что не синим.

– Всё! – выдыхает Неманихина, – ты такая классная стала.

Я проскакиваю мимо классухи к зеркалу в коридоре. Смотрю на себя. Теперь я похожа на нашу кошку, но мне это нравится. Глаза стали огромные, а взгляд загадочный.

– Да, красива, красивая, – слышу я сзади голос Лифанова.

– Я знаю, – отвечаю я, как и принято, в этом случае, хотя я ничего не знаю. Зачем мне Вовкино мнение, если бы Чернов сказал мне это, тогда я поверила бы в себя окончательно. Вовка в пиджаке и галстуке выглядит очень даже ничего. Он еле заметно улыбается и рассматривает моё непривычно-новое лицо. Какие же мы всё-таки уже взрослые! Даже низенький Лифанов вполне себе красивый паренёк. Если бы он был таким в прошлом году, если бы тогда хоть раз сказал мне, что я красивая, пусть даже шутя, как сейчас… А сегодня мне не нужны слова Лифанова. Я смотрю в зеркало на открывающуюся входную дверь, каким-то шестым чувством осознаю, что это Серёжка. Он входит, галантно пропуская вперёд Лёльку в ярко-малиновых лосинах. На нём новые джинсы-трубы и светлый узорчатый свитер.

– Здоров, – Серёжка протягивает руку Лифанову. Мы все уже виделись сегодня утром на уроках, но сейчас – вечером в коридоре, пахнущим осенними листьями, все выглядят такими повзрослевшими и необычными, что не мешало бы заново знакомиться, не то, что здороваться.

– Привет, Витка, – Чернов окинул меня немного удивлённым, оценивающим взглядом. Он ничего не сказал, но я поняла, что понравилась ему.

Я чувствую, как колотится у меня сердце, и горят щеки. Неужели сегодня произойдёт что-то, чего я так давно хочу. Хотя, я не знаю, чего хочу. Я даже в мечтах краснею, когда думаю о поцелуе с Черновым. Я же не умею целоваться. Я умру от стыда. Когда-то у нас был день самоуправления, и Королёва вела урок в первом классе. Одна первоклашка – Алка – соседка Чернова, сообщила Маринке, что у Серёжки есть невеста, и будто бы она, Алка, сама видела, как Серёжка с этой невестой целовался. Королёва тогда долго подкалывала Чернова, а он так наивно улыбаясь, говорил: «Я вообще ни с кем никогда не целовался». Не знаю почему, но тогда я поняла, что он врёт. Те, кто ни разу не целовался, наоборот, кричат на всех углах о своих победах. Витёк Чуев из восьмого вообще всем рассказывает, что спит с половиной школы. Как с ним можно спать? Как вообще можно спать с парнями? Голову даю на отсечение, что в нашей школе нет таких девчонок. Даже бесшабашная Неманихина, даже развязная Лабынина не могут спать с парнями. Ну не верю я в это. Разве такое возможно в тринадцать-четырнадцать лет? Ведь тогда тебя совсем перестают уважать. Я читала об этом в журнале «Ровесник», который тайно от дяди Васи, Нинка привезла летом на дне чемодана. А ещё от этого можно забеременеть. Один раз в передаче «до шестнадцати и старше» показывали девушку, которая покончила жизнь самоубийством из-за того, что боялась признаться родителям в том, что беременна. Так ей было уже семнадцать.

Чернов крутится за моей спиной. Кажется, он хочет подурачиться как на уроках, например, забросить мою сумку в мусорную корзину, но что-то ему мешает. А общаться со мной иначе он не привык. Я тоже не знаю, как вести себя в обстановке вечерней романтики. Вот Королёва умеет строить глазки и заигрывать, а я – нет. Мне стыдно, потому что я чувствую фальшь. А пацаны не чувствуют и ведутся на Маринкины улыбочки и взгляды. Я же боюсь даже поднять глаза на Серёжку. Так и стою, спиной чувствуя, как тот приближается ко мне.

«В этот вечер снова ждёт тебя другой…», – доносится из магнитофона «Протон», который принёс из дома Чистяков. Это медляк. Так говорит Королёва. От Аньки она знает все дискотечные словечки, хотя сама ещё не разу не была на танцах. Но это не помешало Маринке сейчас танцевать с Юркой-девятиклассником на глазах у учителей. И никто не догадывается, что у подруги это в первый раз. Я смотрю на её ноги. Маринка танцует так, будто всю жизнь только этим и занималась. Усатый Юрка улыбается. А вдруг Чернов сейчас пригласит меня? Эта мысль поражает меня своей реальностью и невозможностью одновременно. Вряд ли, конечно, Серёжка сделает это, ведь я для него просто одноклассница, которую можно толкать локтем на уроке, когда становится скучно. А если? А вдруг я ему давно нравлюсь, но он не может в этом признаться. Вдруг этот момент настал именно сейчас. Боже мой! Я же не умею танцевать. Конечно, ничего сложного в этом нет: просто положить руки на плечи парню… Как? Неужели, я смогу дотронуться до этих широких плечей. Я не могу, я хочу убежать. Исчезнуть. Как исчезли из зоны видимости все мальчишки при первых звуках «медляка». Кроме Королёвой и Карася, танцуют только две пары: учитель истории с нашей Ирочкой и Лёлька Гаранина с пышноволосой Лабыниной, которые сошлись сегодня по принципу одинаковых лосин. Почему я сразу не вышла на крыльцо, как все нормальные люди. На ватных ногах я иду в сторону выхода, стараясь обойти танцующих, как можно дальше.

– Куда ты направилась? – Чернов хватает меня за руку выше локтя, – а ну зайди в класс.

Его поведение немного отличается от обычного, но так на танец, точно не приглашают.

– Отстань, – говорю я привычным школьным тоном, и тут же ругаю себя за это, потому что сама превращаю ожидаемую романтику в обычные будни. Чернов понимает, что кроме серых теней на глазах во мне ничего не поменялось, и радуется. Видимо, ему скучно на дискотеке и хочется поиграться.

– Что? – шутливо угрожающим тоном говорит он, и тянет меня в открытые двери кабинета. Я для вида упираюсь.

– Чернов! Дурак! Пусти! – я слышу свои слова и злюсь на себя: ну почему я не умею вести себя, как Королёва. Зачем я всегда скрываю свои истинные чувства.

Он буквально вдёргивает меня в класс, и отпускает мою руку. Я бегу к окну. Серёжка медленным тараном идёт на меня, предполагается, что я должна убегать. Интересно, что бы он сделал, если бы я осталась стоять на месте. Скорее всего, растерялся бы и ушёл. Я не могу этого допустить – мне приятно находится с ним вдвоём в полутёмном кабинете, поэтому я продолжаю эту детскую игру в «дёрганье за косички».

– Я направляюсь к двери, ведущий в следующий проходной кабинет, чтобы увести Серёжку как можно дальше от людей. Не знаю, зачем мне это, но знаю, что это надо сделать так, чтобы он ни о чём не догадался. Он ни за что не должен понять, что нравится мне.

– Там Анна Николаевна, – угрожающим, и одновременно весёлым шёпотом, говорю я, как бы предупреждая, что сейчас математичка отругает Чернова, за то, что он обижает девочек и наконец-то освободит меня из плена. На самом же деле, я знаю, что Анны Николаевны вообще нет сейчас в школе, и Чернов об этом тоже знает. Поэтому, смеясь, он вталкивает меня в следующую дверь, и, обращаясь к пустому учительскому столу, говорит:

– Здравствуйте, Анна Николаевна.

Я смеюсь, как дурочка. От радости такой близости с любимым и от удачной шутки. Хотя, его шутки всегда удачные. Или это просто мне так кажется?

Чернов приближается ко мне, я вжимаюсь в шкаф, в предвкушении какого-то контакта.

– Чё ты хочешь? – произносит он, потряхивая головой и смотря в упор смеющимися глазами.

Конечно, он не поцелует. Он просто схватит за рукав, или легонько пнёт в плечо, но он дотронется до меня в темноте, в пустом кабинете, наедине. Как это классно!

– Чернов, ты даже сегодня её мучаешь? – недовольная Неманихина с зеркальцем и расчёской нажимает на выключатель. Яркий свет бьёт в глаза, а противный голос одноклассницы – в уши, нарушая всю романтику.

– А ты чё хочешь? – поворачивается Чернов к Неманихиной и наступает на неё. Маринка визжит, из недовольной сразу превращаясь в счастливую.