Джоанн Харрис - Остров на краю света Страница 29

Флинн пожал плечами и откинул челку с глаз. Неоновая лампочка обдавала его резким светом, окрашивая волосы в невозможный красный цвет и делая лицо еще бледнее.

— Вы мне подали идею, вот и все.

— Я?

Он кивнул. Я преисполнилась смешной гордости оттого, что послужила катализатором.

— Я понял, стоит чуть-чуть помочь Жану Большому и остальным, и они довольно долго смогут сами справляться с жизнью в Ле Салане, — сказал он, зажимая плоскогубцами крепление на куске авиационного кабеля. — Вот я и решил их слегка подтолкнуть.

«Их». Я заметила, что он никогда не говорит «мы», хотя его приняли как своего и гораздо легче, чем меня.

— А что же вы? — неожиданно спросила я. — Вы останетесь?

— На какое-то время.

— А потом?

— Кто знает.

Я смотрела на него несколько секунд, пытаясь измерить глубину его равнодушия. Места, люди — кажется, ничто не оставляло на нем отпечатка, будто он двигался сквозь жизнь, словно камень сквозь воду, чистый, нетронутый. Он слез со звена, вытер начисто плоскогубцы и положил в ящик для инструментов.

— У вас усталый вид.

— Это свет такой.

Он опять смахнул волосы с лица, оставив на нем полосу машинного масла. Я ее стерла.

— В нашу первую встречу я записала вас в пляжные бездельники. Я была не права.

— Очень мило с вашей стороны.

— И еще я ни разу вас не поблагодарила. Вы столько сделали для моего отца…

Ему явно стало не по себе.

— Не стоит благодарности. Он меня пустил жить в блокгауз. Я же должен был это отработать.

В словах Флинна был оттенок окончательности, намекающий, что любые дальнейшие выражения благодарности нежелательны. И все же мне почему-то хотелось задержать его.

— Вы никогда не рассказываете о своих родных, — сказала я, натягивая край брезента на законченное звено.

— Это потому, что я о них никогда не думаю.

Пауза; я подумала, а живы ли вообще его родители; скорбит ли он по ним; есть ли у него другие родные. Однажды он упомянул о брате, и небрежная неприязнь в его голосе напомнила мне про Адриенну. Может, ему так больше нравится, подумала я: никаких связей, никакой ответственности. Быть как остров.

— Почему вы это сделали? — повторила я наконец. — Почему передумали?

Он опять нетерпеливо пожал плечами.

— Откуда я знаю? Это была работа; кто-то должен был ее сделать. Потому что она была, наверное. Потому что мог.

«Потому что мог». Эта фраза не давала мне покоя потом, гораздо позже; но в тот момент я поняла ее как выражение привязанности к Ле Салану, и на меня нахлынули теплые чувства: к его явному равнодушию, к его отсутствию темперамента, к методичности, с которой он клал инструменты на место в ящик, хоть и был полумертв от усталости. Рыжий, вечный беспристрастный наблюдатель, был на нашей стороне.

Мы заканчивали звенья в лодочном сарае перед установкой. Якорные блоки были уже на местах, у Ла Жете, и шесть уже законченных звеньев — тоже, и теперь нужно было лишь вытащить остальные звенья тягачом на отмель, потом на лодке отвезти их на заготовленные позиции и приковать к якорям. Потом придется экспериментировать — делая тросы длиннее, короче, двигая звенья в разные стороны. Возможно, на то, чтобы научиться это делать, уйдет какое-то время. Но после этого, сказал Флинн, риф сам будет устанавливаться правильно в зависимости от ветра, и нам останется только ждать, чтобы узнать, удался ли эксперимент.

Почти неделю море стояло слишком высоко, мешая нам добраться до Ла Жете, и слишком сильный ветер не давал работать. Он рвал дюны, взметая в воздух полотнища песка. Он ломал ставни и щеколды. Он нагнал приливную воду почти что на улицы Ле Салана и взбил волны у мыса Грино в бешеную пену. Даже «Бриман-1» не выходил в море, и мы начали сомневаться, наступит ли вообще затишье и сможем ли мы закончить постройку рифа.

— Рано началось, — мрачно констатировал Ален. — Полнолуние через восемь дней. До тех пор не успокоится. Так не бывает.

Флинн покачал головой.

— Нам всего-то и нужен один день штиля, чтобы закончить, — сказал он. — Как будет отлив, вытащим все, что надо, в море. Все уже готово, лежит и ждет. А потом риф уже сам о себе позаботится.

— Но отливы сейчас неправильные, — запротестовал Ален. — В это время года вода не уходит так далеко. И ветер с моря не помогает — он отталкивает воду обратно.

— Мы управимся, — заявил Оме. — Не сдаваться же теперь, когда мы уже почти все сделали.

— Да, дело уже сделано, — согласился Ксавье. — Надо только закончить.

У Матиа вид был скептический.

— Ваша «Сесилия» не справится, — кратко сказал он. — Ты видел, что было с «Элеонорой» и «Корриганом». Такие лодки просто не приспособлены для такого моря. Надо ждать затишья.

И мы стали ждать, сидя в баре у Анжело, мрачные, словно старые плакальщики на похоронах. Горстка мужчин постарше играла в карты. Капуцина сидела в углу с Туанеттой и притворялась, что с интересом читает журнал. Кто-то сунул франк в музыкальный ящик. Анжело снабжал нас пивом, но мало кому хотелось пить. Вместо этого мы, мрачно завороженные, смотрели прогнозы погоды по телевизору; нарисованные тучки с молниями играли в догонялки на карте Франции, и бодрая телеведущая советовала зрителям быть осторожными. Не так далеко от нас, на острове Сен, приливом уже снесло дома. Снаружи ворчал и вспыхивал горизонт. Была ночь; отлив достиг низшей точки. Ветер пах порохом.

Флинн отошел от окна.

— Надо начинать работу сейчас же, — сказал он. — Иначе скоро будет поздно.

Ален поглядел на него.

— Ты хочешь сказать — сегодня ночью?

Матиа потянулся за колдуновкой и неприятно хохотнул.

— Рыжий, ты видел, что творится на улице?

Флинн пожал плечами и ничего не сказал.

— Ну, меня, во всяком случае, вы сегодня туда не выгоните, — продолжал старик. — Туда, на Ла Жете, в темень, когда гроза идет и прилив скоро начнется. Удобный способ убиться, э? Или ты думаешь, что святая тебя спасет?

— Я думаю, святая уже сделала все, что собиралась, — ответил Флинн. — Дальше наша очередь. И я думаю, что если мы вообще собираемся закончить работу, это надо делать сейчас. Если мы не закрепим первые модули как можно скорее, другого шанса у нас не будет.

Ален покачал головой.

— Только сумасшедший пойдет в море нынче ночью.

Аристид мерзко захихикал из угла.

— Зато тут вам удобно, э? Вы, Геноле, всегда одни и те же. Сидите в кафе и строите планы, пока снаружи идет жизнь. Я пойду, — сказал он, с трудом вставая. — Хоть фонарь подержу, если ни на что больше не сгожусь.

Матиа мгновенно вскочил.

— Ты пойдешь со мной, — рявкнул он Алену. — Я не потерплю, чтобы Бастонне говорили, что Геноле испугались работы и капельки ветра. Собирайся, быстро! Если б только мой «Корриган» был еще жив, мы бы за полминуты управились, но что поделаешь. Чего…

— Да твой «Корриган» по сравнению с моей «Péoch» все равно что дохлый кит! — подзадорил его Аристид. — Помню времена, когда…

— Ну мы идем? — перебила его Капуцина, вскакивая на ноги. — Вот я помню времена, когда вы двое годились для дела, а не только для разговоров!

Аристид глянул на нее и покраснел под прикрытием усов.

— Эй, Блоха, это не для тебя работка. Мы с мальчиком…

— Это работа для всех, — ответила Капуцина, натягивая vareuse.

Должно быть, странное зрелище мы собой представляли, продвигаясь по мелководью к Ла Жете. Я вела гусеничный погрузчик, и его единственная фара описывала широкие веера по отмелям, заставляя плясать тени добровольцев в рыбацких бахилах и куртках. Я доехала до самого края воды, таща «Сесилию» за собой на платформе. Плоскодонная устричная лодка была хорошо приспособлена к мелкой воде, так что ее легко было нагружать, подходя по песку. Мы с помощью подъемника погрузили звено на лодку. Она осела и черпнула воды, но удержала ношу. По обе стороны груза поставили по человеку, чтобы его удерживать. Прочие добровольцы тащили и толкали «Сесилию», помогая ей добраться до глубокой воды. Медленно, руля длинными веслами и продвигаясь с помощью мотора, устричная лодка двигалась к Ла Жете. Мы повторили эту долгую, трудоемкую процедуру четырежды, и к тому времени начался прилив.

Я мало что видела из самой работы. Моя задача была — доставлять звенья рифа на место, потом отгонять погрузчик и платформу обратно на берег. Я видела свет фонарей, очертания «Сесилии» на фоне белого кольца песчаных банок, и в моменты затишья между порывами ветра до меня доносились голоса.

Прилив уже шел вовсю. Без лодки я не могла присоединиться к остальным добровольцам, но смотрела в бинокль с дюны. Я знала, что время быстро истекает. На Колдуне прилив приходит стремительно — может, не так быстро, как под Мон-Сен-Мишелем, где волны обгоняют скачущую лошадь, но точно быстрее, чем может бежать человек. Легко можно оказаться в воде, а полоска воды между мысом и Ла Жете изобилует быстрыми и коварными течениями.