Елена Толстая - Очарование зла Страница 29

Интересно, был ли Болевич связан по работе с кем-то, кто сейчас изобличен как двойной агент, как шпион, перекупленный одной из капиталистических стран? Вера почему-то не сомневалась: Болевич в любом случае успел подстраховаться. Что бы ни случилось, кто бы ни оказался впоследствии двойным агентом, — у Болевича наверняка припрятана спасительная информация, которая вызволит его из любой беды.

Хотелось бы еще знать: имеется ли у Болевича какая-нибудь информация на случай, если в беде окажется сама Вера? Впрочем, что об этом думать!

То, что говорил Ежов, звучало до крайности увлекательно, просто потрясающе.

— Многие годы, — негромко, но достаточно выразительно продолжал Ежов, — Ягода и его преступная шайка обманывали партию и свою страну. Да, разумеется, они строили каналы и плотины, они прокладывали автомобильные и железные дороги. Да! Но зачем, товарищи, эти мерзавцы занимались созидательным строительством? Об этом кто-нибудь задумывался? Я отвечу вам — зачем. — Он медленно обвел взглядом зал, голос его зазвучал громче, увереннее, и теперь слышно было, что он очень много курит. — Они хотели завоевать популярность и заработать награды! Зачем им нужна была эта популярность? Чтобы вернее ввести в заблуждение партию и народ! Чтобы замаскировать свое предательство! А награды? Для чего им, товарищи, требовались правительственные награды? Чтобы подороже продать свои услуги капиталистам. На протяжении всей жизни Советского государства Ягода работал на германскую разведку… а до революции — на царскую охранку… Еще во время первой русской революции, начиная с 1907 года, Ягода числился агентом охранки…

Ягоде в 1907 году было десять лет. Наверняка кое-кто из сидящих в зале это знал. Но молчали — все. Вере, захваченной вихрем разоблачений, было абсолютно безразлично, когда родился Ягода и на какую охранку он работал или не работал. Она оказалась погружена в мир, где все было не тем, чем выглядело, где любая, даже самая обыденная или знакомая вещь, могла обернуться своей противоположностью. Комиссар — агент германской разведки, строитель — герой только для виду. Истина укрывалась под семью покрывалами, как Иродиада; но танец, сопровождаемый срыванием одного покрывала за другим, не обнажит тела; ибо то, что будет выглядеть как нагое тело, после окажется влажными, прилипшими к коже одеждами, имитацией наготы.

— Вы должны знать, товарищи, — неслось с трибуны, — что шпионы проникли не только в ОГПУ! Но и в нашу военную разведку, которая решением ЦК теперь передана НКВД! Многие из этих подонков-предателей, маскируя свое звериное лицо, возможно, сидят в этом зале… — Он выдержал паузу. Спустился вниз, на сцену, и сердце у Веры екнуло: неужели сейчас начнет показывать пальцем? Но Ежов только налил себе воды из графина и выпил, громко глотая в полной тишине. Затем он вернулся на трибуну. — Пусть знают предатели, — продолжал он, — что им не удастся спрятаться от беспощадного меча революции. Пусть они знают, что я не ведаю ни колебаний, ни слабости! Я не буду считаться даже с репутацией старейших чекистов! Пощады не будет. Товарищ Сталин выдвинул лозунг: «Усилить чистку». И я выполню его указание. Все шпионы и диверсанты будут разоблачены!

Он аккуратно сложил листки, в которые ни разу не заглянул во время своей речи, и мальчишески легко сбежал с трибуны.

Мгновение в зале стояла гробовая тишина. Затем раздались оглушительные аплодисменты. Вера испытывала чувство невероятного подъема — как будто после гнетущего предгрозового безмолвия наконец-то разразилась гроза.

Направляясь среди остальных курсантов к автобусу, Вера вдруг остановилась и еле заметно вздрогнула. Ей показалось, что она разглядела в толпе знакомое лицо. Нет, этого не может быть… Хотя — почему не может?

Человек, которого она встретила, сам разыскивал ее. Пробившись к ней сквозь толпу, он улыбнулся.

— Здравствуйте, Вера.

— Дуглас! — сказала Вера, досадуя. — Здравствуйте.

Дуглас, в отличие от того, каким Вера видела его в последний раз в Париже, выглядел помолодевшим. Держался бодро и даже как будто испытывал приятные чувства, видя Веру в Москве.

— Я думал, вы обрадуетесь нашей неожиданной встрече. Как-никак я все же был вашим руководителем.

— Больше всего меня радует то обстоятельство, что вы — мой бывший руководитель, — парировала Вера.

Дуглас улыбнулся еще шире.

— Ошибаетесь, Гучкова. Со вчерашнего дня вы снова в моем подчинении. Удивлены?

Вера неопределенно пожала плечами.

— Да, — продолжал Дуглас, — приказом наркома я назначен заместителем начальника отдела. Среди прочих обязанностей я курирую школу, в которой вы сейчас обучаетесь.

— Поздравляю с повышением, — сухо процедила Вера. Она оглядывалась по сторонам: не ищут ли ее, чтобы позвать в автобус. Сейчас она с удовольствием выдержала бы даже обвинения в «вечных опозданиях», лишь бы поскорее избавиться от нежелательного собеседника.

— Спасибо за поздравление, — молвил Дуглас. — Ответил бы вам тем же, да только вот поздравлять вас не с чем. Кроме вашего замужества, разумеется.

Лицо Веры осталось бесстрастным.

— Я наблюдал за вами, Гучкова. Даже после того, как перестал формально считаться вашим руководителем.

— Почему? — Она посмотрела прямо ему в глаза, но ничего в них не увидела: двойная, тройная завеса по-прежнему скрывала от нее истинного Дугласа. — Зачем вам было наблюдать за мной?

— Я предвидел, что рано или поздно нам опять придется работать вместе… Вы совершенно не пересмотрели своего отношения к работе. По-прежнему взбалмошны и недисциплинированны. Как и в Париже. А ведь я вас, кажется, предупреждал, что все эти игры могут скверно закончиться!

— Простите, не вполне понимаю, куда вы клоните.

— Куда? — Дуглас наклонился, навис над ней, точно намереваясь клюнуть ее в макушку носом. — Вы совсем недавно в Москве — и уже ухитрились влипнуть в историю. Зачем вы встречались с Мирским?

— Я уже пыталась дать объяснения на сей счет, — вздохнула Вера. — Попробую еще раз. На тот случай, если вы не знаете. Святополк-Мирский — мой давний друг, мой самый преданный поклонник. К тому же он разделял мое стремление вернуться на Родину. По-вашему, встретиться со старым другом, единомышленником — преступление?

— Следует осмотрительнее выбирать себе старых друзей, — уронил Дуглас тяжко. — И опять же, вас предупреждали: никаких лишних встреч! Святополк-Мирский — английский шпион. В свете последних решений партии, в свете указания товарища Сталина…

— Мирский? — перебила Вера. — Английский шпион? Это же полная чушь!

— Нет, не чушь. Это — доказанный факт, — твердо произнес Дуглас. — И не просто доказанный, но подтвержденный личным признанием гражданина Мирского.

Со двора донесся нетерпеливый гудок автобуса. Вера криво усмехнулась:

— Кажется, меня опять все ждут.

— Ну так ступайте, — сказал Дуглас. — Что вы заставляете себя ждать? Лишнее подтверждение вашей недисциплинированности!

Глава двенадцатая

С конференции Вера вернулась потрясенная. Громовые речи о чистке, всеобщий ужас, сменившийся всеобщей же эйфорией — все это заняло Веру лишь ненадолго и быстро выветрилось. Должно быть, всему виной стало известие о поразительном признании Святополк-Мирского. Ничего более нелепого и жуткого Вера не могла себе и представить. Мирский никогда не стал бы работать на разведку другой страны. Он, как это ни «смешно» звучит, — патриот своей родины. Он русский. Он считал, что истинный патриот (и истинный человек) должен все свои силы отдавать на благо собственной страны. Невзирая даже на то, какое правительство сейчас стоит у власти.

И вдруг — английская разведка? Полная чушь, что бы там ни утверждал Дуглас.

Вера рывком распахнула дверь своей комнаты в разведшколе… и замерла на пороге. На ее кровати, забравшись с сапогами на покрывало, устроился комендант. Он держал на животе альбом с репродукциями Боттичелли и, мусоля палец, перелистывал страницы.

— Что вы здесь делаете? — негромко осведомилась Вера. Тон ее стал холодным и высокомерным: инстинктивно она подражала маменьке, когда та отчитывала прислугу.

— Я? — развязно отозвался комендант, однако ноги с покрывала убрал и принял, по крайней мере, сидячее положение. — Да вот, проверяю порядок в вашей комнате. Кажется, вас предупреждали: личные вещи курсантов должны находиться в положенных местах!

Он поддел носком сапога чулок, брошенный Верой на полу.

— А это что такое?

— Вон отсюда! — сказала Вера, наступая на него. — Убирайтесь.

Комендант встал, двинулся к выходу. Вера посторонилась, выпуская его, и уже в спину ему добавила:

— Только посмейте еще раз сюда сунуться и дотронуться до моих вещей!