Доминик Дьен - Голубой дом Страница 29

— Из дакрона? А есть риск отторжения?

Майя не знала, почему задала этот вопрос. Она даже удивилась, что с такой легкостью произнесла эти слова: дакрон, отторжение… В ее устах они звучали странно.

— Никакого риска.

— Когда вы собираетесь делать операцию?

— Сейчас же, как только будут готовы результаты эхографии пищевода — это нужно для подтверждения диагноза.

В это время у врача зазвонил мобильник.

— Извините, — сказал он Майе и, сняв трубку городского телефона, набрал номер, высветившийся на дисплее. — Алло! Ты уточнил, что за участок? Прямо под коронарными сосудами? А створка артерии? Ага, очень хорошо!

Он нажал на рычаг и набрал другой номер.

— Алло, это Тарек. Все в порядке, месье Суриаля можно перевозить в кардиохирургию. Можно это сделать прямо сейчас? Сен-Жозеф? Спасибо.

— Месье Суриаля переведут в другое отделение? — спросила Майя и заметила промелькнувшее в глазах врача удивление.

— В другую больницу, — ответил он. — Эхография подтвердила наш диагноз. Но в нашей больнице не делают такого рода операций. Вашего отца через несколько минут отправят в больницу Сен-Жозеф, в отделение кардиохирургии.

— Я могу поехать с ним?

— К сожалению, нет. Впрочем, нет смысла ехать туда сейчас. Операция продлится три-четыре часа, затем вашего отца переведут в реанимацию. Вы не сможете увидеть его раньше чем через сутки.

— Но как я узнаю?..

— Я сейчас дам вам прямой телефон заведующего реанимационным отделением. Вот, держите.

Он быстро написал на листке бумаги фамилию и номер телефона.

— Я хорошо знаю доктора Бернштейна, это замечательный человек и отличный специалист… Он сообщит вам о самочувствии вашего отца.

«Моего отца… Это ведь Ален — мой отец!» Сердце Майи разрывалось на части.

— Большое спасибо, доктор Бенамер.

— Не за что, мадам. Ни о чем не беспокойтесь!

Майя сидела на скамейке возле больницы Кошен. У нее было ощущение, что она пробежала марафонскую дистанцию. Она достала из сумочки пачку «Кэмела» без фильтра и попросила закурить у проходившего мимо санитара. Ей ужасно хотелось выпить чашку кофе.

Архангел… Ты все еще куришь табак, который я помню с детства, табак моего отца. «Они были неразлучны…» Да, вы все делили между собой… даже ребенка! Как такое могло случиться? Я знаю, ты мне все объяснишь, ты не такой, как Ева.

Майя сделала новую затяжку и вспомнила о сломанных сигаретах, рассыпавшихся в сумочке. В кафетерии больницы она обмакнула кусочек сахара в кофе, а потом отправила его в рот и стала медленно посасывать. Это было таким утешением, что она могла бы просидеть здесь несколько часов, рядом с людьми с бледными пожелтевшими лицами, одетыми в больничные халаты.

Она набрала номер Мориса и тихо заговорила.

— Но ты точно уверена насчет этого родимого пятна?

— Морис, я, конечно, была очень взволнована, но я абсолютно уверена, что видела его! Это не могло быть случайным совпадением, ты согласен? Я хочу сказать, нельзя было увидеть это пятно и не сделать соответствующих выводов, ведь так?

— Да, это факт… но я никак не могу поверить, что… — заговорил он после некоторого молчания.

— Во что? В то, что Архангел — мой родной отец?

— Нет, что твоя мать так тебе ничего и не рассказала.

— О! Моя мать, знаешь ли… Во время нашей следующей встречи меня уже ничто не удивит…

— Что ты сейчас собираешься делать? Вернешься домой?

— Да, наверное, потому что в больницу к нему меня не пустят… Я так боюсь, Морис! Что, если он умрет?

— Я приеду завтра во второй половине дня. Я не могу отменить встречу с фермерами, особенно сейчас. Но сразу после встречи выезжаю.

— Куда ты выезжаешь?

— В Париж. Я проведу с тобой вечер и уеду на следующее утро.

— ???

— Ты ведь обрадуешься, если я приеду, пусть даже на несколько часов?

— Ну конечно!

— Если бы ты знала, как мне тебя не хватает…

— Мне тебя тоже! Я чувствую себя такой… не знаю… ошарашенной.

— Кстати, я тебе говорил?..

— О чем?

— Что я люблю тебя.

Майя рассмеялась.

— Я тоже тебя люблю!

— Держи меня в курсе дел твоего нового папаши!

— Морис, это не смешно!

Но Майя невольно улыбнулась. Вся эта история казалась настолько безумной, что Морис имел полное право шутить. Если бы ей самой кто-нибудь сказал, что она переживет такие события! Она подумала о передаче «Пропавшие из виду». Она всегда с замиранием сердца представляла себе этих вновь обретенных детей и родителей, в сердцах которых старая любовь пробуждалась с новой силой. В их взрослых лицах проступали детские, порой едва ли не младенческие черты. «Как они могут сразу полюбить друг друга?» — спрашивала она себя. Но теперь она знала ответ на этот вопрос.

Вернувшись домой, Майя наполнила ванну и поставила диск Брамса — медленно и торжественно звучащую Третью симфонию.

«Если случится так, что Архангел умрет и я так и не узнаю его ближе, — подумала она, опустившись в ванну, — я убью свою мать! Если он останется жив… Кому еще, кроме Мориса, я смогу сказать о том, что он — мой отец?» Майя закрыла глаза, чтобы собраться с мыслями.

— Невероятно! — вслух произнесла она, резко садясь в ванной, отчего на пол выплеснулся целый поток воды. — Кажется невозможным, что следующую ночь Морис проведет в этом доме, тогда как Мари и Ребекка едва успели смириться с тем, что я расстаюсь с их отцом! Как же мне это осточертело!»

И она вышла из ванной, так ничего и не решив. Взяла сигарету и снова позвонила Морису.

— Не беспокойся, Майонетт. Закажи мне номер в гостинице, где-нибудь недалеко от тебя.

— Но ты ведь не можешь проделать такой долгий путь, чтобы заночевать в гостинице!

— Я хочу увидеть тебя, вот и все. Об остальном не тревожься. До скорого!

Войдя в гостиную, Майя увидела Мари. Дочь подошла к музыкальному центру, бесцеремонно вынула Майин компакт-диск и поставила вместо него другой, из тех, что привезла из Нью-Йорка. У Майи впервые появилось ощущение, что она и ее дочери живут параллельной жизнью. «Все от меня уходят», — подумала она.

Глава 29

БОЛЬНО. Кажется, грудная клетка сейчас взорвется. Я знаю, что скоро умру. Только что слышал сирену неотложки… Барабанные перепонки чуть не лопнули… Я не хочу загнуться вот так, в больнице… Оставили бы меня, к черту, в покое! Все плывет… Но я знаю, что их полно вокруг меня. Не вижу их лиц, но чувствую их прикосновения. Руки у них ледяные. Я весь замерз. Наверное, я уже в холодильнике, в морге. Нет, тут вы дали маху! Я не мертвый! Я вас слышу! Они слишком громко говорят… я ничего не понимаю. Они говорят не на французском… Черт, мне больно, мне холодно! Мне страшно! Я не хочу умирать! Только не в землю! Там черви. Будут меня жрать. Вот уже… Мама, помоги мне! Я боюсь! Да, вот так уже лучше, я чувствую тепло… Ты погасила свет, и теперь не так больно глазам… я люблю твои руки… Как же мне хорошо, мне никогда в жизни не было так хорошо… Я чувствую, как тепло разливается по телу, до самых кончиков пальцев на ногах… Холод только в волосах, ты меня дергаешь за них… коляска чуть покачивается, я сейчас усну, не думай, что я умер… Я только немного посплю, а потом ты меня разбудишь… Уже не больно…

Сидя в своем кабинете, маленькой комнатке, самой дальней в квартире, Майя назначила по телефону несколько встреч. Потом заказала фотостудию на рю Арме д'Ориен с 20 по 25 сентября. Она надеялась, что к тому времени восстановит душевное равновесие, необходимое для работы над весенне-летним модным каталогом «Кабанон». Эта торговая фирма, рассылающая заказанные по каталогу товары, была ее самым крупным клиентом. Порой, разговаривая по телефону или просматривая наименования товаров, она представляла себе Архангела, лежащего на операционном столе. Она видела собравшихся вокруг него мужчин и женщин в хирургических масках, различала блестящие инструменты, следила за движениями рук в тонких резиновых перчатках, накладывающих стерильную повязку. Иногда ей даже казалось, что она слышит голоса, эхом отдающиеся под высоким потолком операционной. Порой она видела пятна крови на обнаженной плоти. Внезапно она поняла: никто, кроме нее, не знает, что Архангел в больнице. Но ведь у него наверняка есть друзья, знакомые, коллеги, которых тревожило его отсутствие. Может быть, у него назначены какие-то важные встречи? «Свидание со смертью, — саркастически подумала она. — Оно вписано невидимыми чернилами в рабочий ежедневник каждого из нас, а мы не знаем ни дня, ни часа…» Может быть, позвонить в агентство «Мечта»? Как, бишь, зовут помощника Суриаля? Кажется, Филипп Бард… да, точно. А если он спросит, кто она? Она ведь не сможет сказать: «Я его дочь». У Суриаля могут быть и другие дети… Будет ужасно, если в его окружении узнают о том, что он сам, скорее всего, захотел бы скрыть! Слишком много сложностей… Пока лучше никому ни о чем не говорить.