Карл Хайасен - Дрянь погода Страница 29

– Чем еще можешь похвастаться? – спросил Сцинк.

– Простите, не понял?

– Какие еще слоганы, орел? Кроме «Сливовых Хрупяшек».

– «Хрустяшек», – въедливо поправил Макс.

Сцинк встал, и платформа заерзала. Макс вцепился в полусгнившую балку. Деваться некуда – старик, переправивший их через залив, выхватил у Сцинка пятьдесят долларов и поспешно направил ялик обратно к материку.

Сцинк кругами размахивал над головой фонарем. Завороженно глядя на этот странный маяк, Макс сказал:

– Ну вот еще слоган, капитан, – «Свежесть доброго утра – на весь день».

– А название продукта?

– «Интимная морось».

– Тьфу ты! – Сцинк опустил зашипевший фонарь.

– Это предмет женской гигиены. – Макс пытался не оправдываться. – Очень популярный.

– Малиновая подмывка! Господи, я думал, ты шутишь. И это все, чего ты достиг в жизни, – расхваливаешь спринцовки?

– Вовсе нет! – огрызнулся Макс. – Безалкогольные напитки, присадки к топливу, лазерные копиры – я работал по многим товарам. – Он сам не понимал, что его толкнуло заговорить об «Интимной мороси». Неосознанный мазохизм или он просто устал?

Сцинк тяжело опустился на перила, опасно накренившиеся к воде.

– Я слышу лодку. Точно, – сказал он.

Макс напряженно вглядывался в темноту. Он ничего не улавливал, кроме плеска волн и редких вскриков чаек.

– И что теперь? – спросил Макс. Ответа не последовало. В желтом мерцании фонаря мелькнула улыбка безумца. – Вы вправду не хотите выкупа?

– Я этого не говорил. Но мне нужны не деньги.

– Тогда что? – Макс швырнул сигарету в воду. – Объясните, что, черт возьми, происходит! Я уже сыт по горло этими играми!

Сцинка позабавила эта гневная вспышка. Может, эгоистичный пижон небезнадежен.

– Я хочу побыть с твоей женой. Она меня заинтриговала.

– В каком смысле?

– Научно. Антропологически. Что же она в тебе нашла? Как вы сочетаетесь? – Сцинк озорно подмигнул. – Я люблю загадки.

– Если хоть пальцем ее тронете…

– Ах какой храбрый жеребчик!

Макс сделал два шага к безумцу, но замер, когда Сцинк поднес руку к своему горлу. Ошейник! Макса прострелило жаром от затылка до копчика. Мгновенно представилось, как он дергается, словно марионетка. Даже знай он, что батарейки в пульте сдохли шесть часов назад, реакция была бы такой же. Макс стал рабом подсознания. Он уже знал, что ожидание боли парализует сильнее самой боли, но что от этого знания толку…

Когда Макс успокоился, Сцинк его заверил, что не имеет плотского интереса к Бонни.

– Пойми, я стремлюсь не перепихнуться, а определить место человека в пищевой цепи. – Он взмахнул длинными руками, словно охватывая весь мир под звездным небом. – Загадка всех времен, мой юный турист. Пять тысяч лет назад мы рисовали на стенах пещер. А сегодня слагаем оды спринцовке с фруктовым ароматом.

– Это просто работа, – раздраженно ответил Макс. – Поймите же, наконец.

Сцинк зевнул, как обожравшаяся гиена.

– Чертовски мощный у этой лодки мотор. Надеюсь, Бонни хватило ума не звонить в полицию.

– Я ее предупредил.

– Мое мнение о твоей жене сложится из того, как она управится с ситуацией, – продолжал Сцинк. – Кого привезет. Как все воспримет. Насколько владеет собой.

Макс спросил, есть ли у Сцинка оружие. Одноглазый лишь прищелкнул языком.

– Видишь ходовые огни?

– Нет.

– Вон там, в сторону Ки-Бискейна.

– Да, вижу.

– Похоже, два мотора. Кажется, сдвоенный «Меркурий».

На катере включили мощный прожектор. Белый луч скользил по водам Свайного Городка, а потом уперся в ограждение платформы. Сцинка это не обеспокоило.

Он доставал из карманов жаб. Макс насчитал одиннадцать серых и хмурых тварей с раздутым зобом и пупырчатой кожей, некоторые – размером с крупную картофелину «айдахо». Сцинк высаживал их рядком у своих ног. Макс безучастно наблюдал: может, ему снится кошмар, который начался с появления шелудивой макаки. Но вот сейчас он проснется в постели рядом с Бонни…

Толстые морские жабы пыхтели и елозили, пуская ручейки. Сцинк шепотом бранил их. Попав в луч прожектора, они, мигнув влажными выпученными глазами, одна за другой с плеском попрыгали в воду. Сцинк радостно заорал:

– Курс на юг, ребята! Плывите в Гавану, в Сан-Хуан – домой, к чертовой матери!

Макс видел, как одни жабы ныряют на глубину, а другие покачиваются на пенистых гребешках волн. Он не знал и знать не хотел, что их ждет. Всего лишь отвратительные жабы, пусть их сожрут барракуды. Макса интересовало только одно: нельзя ли как-нибудь использовать увиденное, чтобы управлять безумным циклопом?

А Сцинк уже вроде и забыл о жабах. Он опять восхвалял ураган:

– За полчаса мыс Флорида превратился в лунную поверхность – ни единого деревца!

– Катер…

– Ты вдумайся!

– Мы в прожекторе…

– Как прекрасна ярость шторма! А ты лезешь со своей видеокамерой. – Сцинк огорченно вздохнул. – «Грех всегда расписывается на лице человека». Оскар Уайлд. Ты вряд ли его читал.

Молчание Макса подтвердило сомнение губернатора.

– Я все ждал, – сказал Сцинк, – когда он проступит на твоем лице. Грех то есть.

– Я же никому не причинил вреда, так? Может, я поступил нечутко, но безвредно. Вы своего добились, капитан. Теперь отпустите меня.

Катер приблизился, и стало видно, что он голубой, с металлическим отливом и белой, изломанной, будто молния, полосой на борту. Около рубки виднелись две фигуры.

– Вот она, – сказал Макс.

– И без копов. – Сцинк махнул катеру, чтобы причаливал.

Одна фигура, пройдя к носу катера, бросила веревку. Сцинк поймал и закрепил швартов. Моторы смолкли. Течением корму придвинуло к сваям, и катер оказался в тусклом свете фонаря.

На носу лодки стояла Бонни. Макс ее окликнул. Бонни взошла на платформу и обняла его, как нянька, которая утешает малыша, ободравшего коленку. Макс ответил по-мужски сдержанно, понимая, что за ним наблюдают и похититель, и человек, сопровождавший жену.

Сцинк отступил в тень домика и с улыбкой смотрел на воссоединившуюся пару. Широкоплечий парень у штурвала покидать катер не собирался. Молодой, в голубом пуловере, обрезанных джинсах и босой. Уверенно чувствует себя на открытой воде, и даже маневры по заливу в кромешной тьме, среди опрокинутых лодочных корпусов и обломков его не особо впечатлили.

– Как тебя зовут? – крикнул Сцинк из темноты.

– Августин.

– Выкуп привез?

– А то.

Бонни сказала:

– Не бойтесь, он не полицейский.

– Сам вижу, – донесся голос Сцинка.

Парень подошел к планширу и подал Бонни сумку, которую та передала мужу, а тот вручил стоявшему в тени похитителю.

– Бонни, милая, – сказал Макс, – капитан хочет с тобой поговорить. Потом он меня отпустит.

– Я еще не решил, – откликнулся Сцинк.

– Поговорить о чем?

Парень на катере сунулся в рубку и появился с банкой пива. Сделав глоток, он привалился боком к штурвалу.

– Что это у тебя на шее? – спросила Бонни мужа. Штука походила на омерзительную садомазохистскую упряжь – Бонни видела такие в витрине магазина кожаных изделий в Гринич-виллидж.

Сцинк вышел на свет.

– Это средство дрессировки. Лежать, Макс!

Бонни разглядывала высокого, неряшливого человека. Он полностью соответствовал описанию полицейского. Больше того, казалось, этот громила способен на все, но Бонни чувствовала – ей ничто не угрожает.

– Макс, я кому сказал? – прикрикнул незнакомец. Макс Лэм послушно растянулся на досках. Сцинк приказал перевернуться и задрать лапы. Макс подчинился.

Бонни стало стыдно за мужа. Сцинк это заметил, извинился и велел Максу подняться.

В сумке лежало все, затребованное похитителем. Он быстро вставил в плейер батарейки, и в наушниках зазвучала «Как лягут кости». Сцинк открыл банку с оливками и опрокинул ее в сверкающую разверстую пасть.

Бонни попросила мужа объяснить наконец, что происходит.

– Потом, – шепнул Макс.

– Нет, сейчас!

– Она имеет право знать, – вмешался похититель, плюясь маринадом. – Женщина рисковала жизнью, приехав к такому психу, как я.

В морскую поездку Бонни надела голубой непромокаемый плащ, джинсы и кроссовки. Сцинк отметил, что одежда хорошая, но практичная, не какая-нибудь калифорнийская фигня из модного каталога.

Сдернув наушники, он сделал комплимент здравомыслию Бонни. Потом велел Максу снять ошейник и выбросить в море.

Макс поднес к горлу дрожащие руки.

– Вперед, – подбодрил Сцинк, – покончи с этим к черту!

Макс решительно сжал губы, но не мог себя заставить. В результате расстегивать пряжку и снимать с мужа средство дрессировки пришлось Бонни. Она рассмотрела ошейник, поднеся его к фонарю.

– Извращение, – сказала она Сцинку и выронила ошейник на доски.