Владимир Царицын - Касатка и Кит Страница 29

Сейчас-то уж точно.

Мыслями Кит все время возвращался к Касатке. Прочитав ее "Да", надолго задумался, погрузился в воспоминания.

"Судьба толкала нас друг к другу, - думал он, - сводила…"

Киту вспомнилась вдруг испуганная…, нет, растерянная…, нет, пожалуй, все же испуганная абитуриентка, не заметившая объявления, приколотого к двери деканата гидротехнического факультета и застывшая на пороге как соляной столб. Девушка стояла, моргала глазами и смотрела на него. Она показалась Никите милой и немного смешной. Всего лишь милой и всего лишь немного смешной.

- Я ошиблась дверью? - спросила девушка.

Нет…, кажется, ни о чем она не спросила. Да, точно, не спросила. Просто стояла и хлопала пушистыми ресницами. И кивала или качала головой, когда он с ней разговаривал. Молча - стояла, моргала своими огромными серыми глазами, кивала. Никита даже, кажется, пошутил по этому поводу, спросив, не немая ли она…

Потом у абитуры были экзамены, потом зачисление в институт, распределение по группам. Никита почему-то совершенно не удивился, увидев среди студентов группы, в которую они с Шуриком попали, ту самую девушку. Не удивился, даже плечами не пожал. Может, его мысли тогда были заняты Иркой? Да нет, собственно, об Ирке он не очень-то думал в тот момент, как впрочем, и во все другие моменты их с Иркой связи. Что думать о той, которая всегда доступна и всегда безотказна? Скорей всего, у Никиты глаза разбежались от обилия ярких, веселых и свеженьких, как весенние цветы девиц. В их группе девушек и парней было примерно поровну. Нет, девушек даже немного больше. Сейчас он уже точно не помнит. А группа была большая - двадцать с лишним человек. Двенадцать или четырнадцать девчонок.

Никита ощутил себя попавшим в малинник. Оля Макарова - просто красотка. И фигурка и личико! Персик! Наташа Зимина - не красавица, но с такими аппетитными формами… Олеся Иванова! Жгучая брюнетка!

Правда, с косметикой перебарщивала. Но какой шарм!..

Девушку, познакомиться с которой не удалось по причине нетерпеливости Шурика Савко, вечно куда-то спешившего, звали

Светланой. Света… Это имя Никите нравилось. Имя нравилось, а сама

Света Касаткина…, ну, в общем, никак. Она терялась на фоне других представительниц девичьей половины группы. Позже он понял, Света

Касаткина сама хотела быть незаметной. Может, не хотела, но она была жутко закомплексована по поводу своей якобы неброской внешности и всегда старалась быть в тени, не выпячиваться. Так сейчас думал

Никита, а тогда и не задумывался. А на самом деле, Света была красивой. Она обладала неповторимой своеобразной красотой. Той, которая делает именно эту женщину именно для этого мужчины неотразимой, единственной и желанной. Надо только заметить, обратить внимание, вглядеться… Но поздно, очень поздно Никита разглядел красоту Светланы.

Это случилось только на геодезическом полигоне. Но до полигона было еще целых два курса, четыре семестра. Два года они учились в одной группе, ежедневно встречались, но Никита был как слепой. Не замечал… Сейчас ему было непонятно. Как? Как он мог не заметить?

Почему?..

После окончания первого курса они ездили группой в колхоз. Их группу бросили на уборку льна. Сначала планировали весь поток на картошку отправить, а потом в институт пришел запрос от одного из колхозов, специализирующихся на производстве льна-сырца и их группу направили в этот колхоз. Разбили на звенья по пять человек в каждом.

Никиту Латышева назначили звеньевым; в его звене были одни девчонки

- Наташка Зимина, Оля Маркова, еще одна девушка, Олина подружка, ни имени, ни фамилии которой Латышев сейчас вспомнить не мог. Впрочем, не особенно старался. Была и была. Девушка, как девушка.

Света Касаткина тоже была в его звене. Но… Но и тогда он не обратил внимания на Свету. На Касатку, как ее все называли. Никита крутил напропалую с Наташкой Зиминой. Танцевал практически только с ней, гулять в поля ходил с ней. Весь день студенты пахали как папы

Карлы, а каждый вечер в клубе, где их разместили, были танцы. До упаду. А после танцев многие студенты парочками разбредались кто куда. Вообще-то, ясно куда - в поля. В те самые поля, на которых трудились днем. Поля были большие, места для уединения хватало всем желающим уединиться. Да и полей этих было много. Никита уединялся с

Зиминой. Он не был влюблен в Наташку. Совершенно. А она в него?

Теперь уж не узнать. Да, в общем-то, и не интересно. Они гуляли, разговаривали о всякой чепухе, шутили, смеялись. Никите просто было легко с Наташкой.

Уходила ли в поля Касатка? А если уходила, то с кем? Да нет, наверное, не уходила… Латышев не мог вспомнить. Тогда он совершенно не обращал на эту сероглазую девушку с грустной улыбкой своего внимания. Шутил. Как со всеми. Разговаривал. Тоже как со всеми. Танцевал? Кажется, пару раз приглашал ее на танго. Или в кругу, танцуя шейк, стояли и тряслись рядом.

А на полигоне…

Странно устроена человеческая память. Почему-то совершенно ненужная мелочь врезается в память, и помнишь о ней постоянно.

Стараешься не вспоминать, хочешь выкинуть из памяти, но не можешь.

Ерунда какая-нибудь. Совершенно ненужная ерунда. Или помнишь что-то, чего и не было вовсе в твоей жизни. Из сна или из фильма какого-то.

Не было, точно знаешь, а вспоминаешь, как что-то реальное и осязаемое.

Например, засело у Никиты в сознании здание какой-то больницы.

Старая районная или даже поселковая больница. Облупленные стены, когда-то оштукатуренные, и выкрашенные в розовый цвет. Местами дранка видна; здание деревянное. О том, что это больница, а не какой-нибудь клуб или сельсовет, говорит запах лекарств, котором пропитано все вокруг - стены здания, двери, даже деревья. И запах больничной еды из окна в правом крыле с проржавевшей вытяжкой. Во всех больницах этот запах какой-то особенный. Он тоже в сознании

Никиты. И еще помнится деревянный забор и калитка на одном верхнем шарнире. Низ калитки болтается просто так, ее надо двумя руками открывать - одной за ручку тянуть, другой низ калитки придерживать.

И тропинка, протоптанная в густой и почему-то короткой траве. И еще одна; она идет от деревянного крыльца вглубь больничного садика. Там в конце тропинки скамейка. Никита вспоминает - скамейка самая обыкновенная, деревенская. Просто лавочка. Два столбика и поперечная плаха. Плаха стерта посредине и середина кажется намного тоньше. А под скамейкой земля черная, утоптанная, уплотненная до звона. И залоснившаяся до антрацитового блеска.

Откуда это?

Никита точно знает - никогда в жизни он не видел ни этой больницы, ни скамейки - ничего этого он никогда не видел. Не ступал на крыльцо больницы, не открывал дверей, не сидел на этой скамейке.

А кажется, что ступал, открывал, сидел…

И вообще: почему он сейчас опять в деталях вспоминает этот мираж, а вкуса Касаткиных губ не помнит совершенно? Даже не помнит, что целовался с ней.

- Касатка, Касатка, Касатка… - с какой-то теплой нежностью шептал Кит Светланино прозвище, - милая Касатка… Какими же были твои губы? Мягкими, нежными, трепетными?.. Нет, скорей всего, они были напряженными, а я пытался своими поцелуями снять это напряжение. И у меня получилось. Не сразу, но получилось. Ты стала отвечать мне. Неумело, робко… Да, наверное, так это и было.

Касатка…

Кит попытался вспомнить, представить ее. Серые глаза. Грустные.

Всегда грустные. Почему грустные?.. А тогда… Наверное, они были немного испуганные. Наверное…

"Касатка, - думал Кит, - какая ты сейчас? Какие у тебя глаза сейчас? Грустные? По-прежнему грустные? Но сейчас в них кроме грусти, наверное, еще что-то… Усталость, накопившаяся за годы?

Боль от многих потерь? У нас, пятидесятилетних в глазах полно боли и усталости. А может, твои серые глаза перестали быть грустными?

Может, ты счастлива?.. Зачем тогда грустить? У тебя сын…"

"… У меня есть Пашка, - вспомнил он строки из письма Касатки. -

А у Пашки есть невеста. Они скоро поженятся. Возможно, у меня появится внук. Или внучка. Буду жить. Просто жить, и не задавать себе больше этого вопроса. Есть любовь, нет любви. Какая разница?

Есть жизнь, а счастье можно и по-другому получать. Столько, сколько захочешь…"

"Нет, - подумал Кит. - Твои глаза все-таки, наверное, по-прежнему грустные. Ты пишешь какие-то слова, но это так… бравада.

Самообман. Ты несчастлива, Касатка. Ты живешь без любви и страдаешь от нелюбви. Я тоже живу без любви, но никогда прежде не страдал от этого. Что случилось? Что со мной случилось? Почему вдруг стало так пусто на душе? Почему грусть? Откуда эта щемящая душу неудовлетворенность? Касатка! Что ты сделала со мной? Зачем?.. Но, черт возьми, как хочется увидать тебя! А ведь у меня нет ни одной твоей фотографии. Ну…, кроме той, из компьютера. Но она такая нечеткая. И ты на ней такая… непохожая. Что это - плохое качество фотографии или ты действительно так сильно изменилась?"