Андрей Ефремов - Искусство уводить чужих жен (сборник) Страница 29

Когда Гордеев вошел домой, он был строг и деловит. Он открыл шкаф, вытащил из-под стопки простыней деньги, добежал до ларька и купил подержанный мобильник. Оставалось переправить его Соне, но сбивала с толку предполагаемая враждебность Макса. Ножей и кастетов, которыми вооружился Родченко, Филипп не боялся. Слишком это было устрашающе, слишком напоказ. Не боялся он и рукоприкладства, потому что от друга в таком состоянии грех не вытерпеть.

Но обезумевший от ревности Макс мог расхряпать мобильник, а связь с бедной Соней нужна была непременно, а денег на другую трубу не было. Он позвонил Кукольникову, но влюбленного дома не оказалось. В такой маете прошло два или три часа.

В восемь часов, когда в репродукторе завозились последние известия, ожил телефон. Замученный размышлениями, Гордеев не сразу понял, в чем дело. Наконец девичий голос в отчаянии проговорил:

– Я Надя, Надя Мамай!

И все стало на свои места.

– Вы любите приключения, Наденька? – лживым голосом спросил Гордеев.

Они встретились на «Чкаловской» через час.

Гордееву хватило терпения выслушать рассуждения мадам Мамай относительно будущей работы, кивками и улыбками обозначить свое согласие с трактовкой избранной темы и только потом увлечь студентку в подвальную кофейню на Большом. С минуту они глядели на проходящие по тротуару ноги, а Филипп решался. Наконец он поймал нетерпеливый блеск в глазах студентки и понял, что его слова о приключениях не забыты.

– Вот что, – сказал Филипп решительно, – есть, понимаете ли, некоторая женщина. – Тут Гордеев осторожно взглянул на свою визави. Он страшно боялся, что Надя расхохочется, но серые глаза ее потемнели, заблестели и стали требовательны. – В общем, она никакая не некоторая. Она жена моего друга. Ее зовут Соня, Софья. И вот, понимаете, она попадает в сложное положение. А я, хоть в это верится с трудом, ее единственная опора и даже защита.

– Понимаю, – сказала Мамай.

– Очень хорошо! – обрадовался Гордеев, но тут же встревожился. – Постойте, вы, может быть, не то… Я им всем друг. А то, что они готовы, так сказать, замочить друг друга, так с этим я ничего поделать не могу. Может быть, даже права такого не имею. Но ведь Соню должен кто-нибудь выручить, как вы считаете?

– Прикольно! – сказала Наденька Мамай. – А вы, Филипп Юрьевич, уведите ее от этих козлов сохатых, ей же с вами по-любому лучше будет.

– Но женщина должна быть с тем, кто ее любит…

– Женщина должна быть с тем, кого любит она! – вот так припечатала Надя Мамай.

– Ну, собственно, она кого-то из них и любит.

– Кого? – студентка презрительно скривилась.

– Сейчас мы с вами это не решим. Но оно обязательно выяснится. А до тех пор я должен ее сберечь.

Тут Гордеев выложил из кармана мобильник и рассказал Надежде все, что он придумал.

– Не удивлюсь, если ее муж разбил квартирный телефон. Он темпераментный мужчина. С ним вообще шутки плохи. Да! А Соня должна держать меня в курсе событий. В случае чего я примчусь пулей!

И вот, Наденька, вы приходите, как будто бы вы работаете с Соней. Вы – женщина, Макс вас не знает, может, обойдется. Мы купим бананы, затолкаем в них мобильник, Макс бананы не переносит, у него на бананы аллергия. Так… с этим все в порядке.

– А вы?

– Я буду на площадке следующего этажа. В случае чего я успею. Но вы-то, вы-то согласны?

Они купили наилучшие бананы и даже сочинили липовую открытку от коллег. Кое-кого из сослуживцев Сони Гордеев знал по именам. В парадной Филипп подвел Надю к двери и взлетел на следующий этаж. Там он притулился к изгибу перил и замер в ожидании.

Сюрпризы начались сразу. Надежда оглядела дверь и вместо того, чтобы нажать на кнопку звонка, взялась за винт допотопной вертушки и с силою повернула ее несколько раз. На удивление громкий звон раздался за дверью. Тут же загремели запоры, упал крюк, и на площадку вылетел Макс. Увидев девушку с бананами, он остолбенел.

– Кто крутил? – спросил он, яростно оглядывая незнакомку. – Куда делись мерзавцы?

– Здравствуйте, – сказала Надежда Мамай. – Крутила я, мерзавцев не видела. До вашей кнопки только в презервативе дотрагиваться: либо током убьет, либо заразу подхватишь. Соня дома?

Негромкий рык вырвался из груди Макса. Филипп напрягся, собираясь броситься на помощь, перегнулся через перила и разглядел на лице у приятеля новые свидетельства развития событий. Ярость его искала выхода, но Наденькина импровизация была безупречна.

– Проходите, – сказал он и медленно, как в кино, закрыл дверь. Спустя минуту или две дверь резко распахнулась, беззвучным кошачьим скоком Макс вылетел на середину площадки, замер, вслушиваясь, кажется, даже принюхался и точно так же запрыгнул в квартиру. Пять минут по часам было тихо. Потом раздался грохот, истошные крики. «Я всех убью! – кричал Максим и, судя по звукам, что-то топтал в прихожей. – Я всех убью мучительной смертью!» – вопил он. Стало тихо, и Филипп испугался. «А ну как и вправду всех?» – подумал он. – А что я скажу на кафедре, когда меня спросят: «Где студентка Мамай, господин Гордеев?»

Между тем тишина продолжалась и становилась, как показалось Филиппу, все основательнее. Тишина набирала силу, несокрушимость, и Филипп не удивился, когда крючки и запоры почти бесшумно позволили двери отвориться. Надя вышла на площадку, Макс невнятно сказал ей что-то вслед.

– Ужас! – сказала студентка на улице. – Угостите меня кофе. Или скажете, что я не заслужила?

– Как телефон? – спросил Филипп.

– С телефоном все в порядке. Когда этот дебил услышал, что я названивала целый день, и у них было занято, он растоптал телефон.

– Того не легче! Зачем вы сказали, что звонили, зачем вы выдумывали про то, что занято?

– Мне это нравится! Такому психу все время надо что-нибудь говорить. Пока он слушает, он не так опасен. И не берите мне кофе с корицей, мне успокоиться надо. Возьмите вон то пирожное с вишенкой.

– Что Соня?

Надя усмехнулась, и эта усмешка Филиппу не понравилась.

– Ваша Соня спокойнее слона. Пока ее бешеный супруг топтал телефон и электронный будильник… Вот вы мне скажите, чем ему будильник помешал? Пока он все это топтал, она съела два банана, немножко поплакала, вытащила мобильник из сумки и велела вас поцеловать. Вас поцеловать? Ну, как хотите. Слушайте, он там все время клянется кого-то убить. Вы знаете, кого?

– Знаю.

– Тогда передайте ему, чтобы не беспокоился. Он Соню свою убьет. Может, он и собирается кого-то замочить, а убьет ее. Вот она окажется у него под рукой в нужный момент – и кранты.

Они сидели и молча глядели в уличные сумерки, отделенные толстым стеклом. Вдруг на противоположной стороне улицы появился Макс.

– Это мне совсем не нравится, – сказала Надя Мамай. – Этак у нас все сразу и закончится. Черт бы драл эту вашу курсовую.

– Я не набивался, – сказал Филипп. Он быстро достал свою трубку и, глядя, как Макс мечется в сумерках, набрал номер.

– Вы были на лестнице, – сказала Соня, – я знаю. Вы настоящий друг, Филя. А Максик пошел проверять, дома вы или нет. Он взял кастет и пошел. Ей Богу, лучше бы вам быть дома. Максик опять Гошу подстерег. Господи, как мне страшно!

Они вышли из кафе и попытались обогнать Макса. Как бы не так! Стремительными и в то же время неуверенными шагами он словно ткал паутину или метался в невидимом лабиринте. Стоило Филиппу с Надей приблизиться, он немедленно кидался в их сторону и застывал, как застывают насекомые, обегая незнакомые пространства. Удивительно было, что он не сталкивался с прохожими, а те как будто не замечали его танца.

Филипп стиснул Надину ладонь и услышал, как она всхлипнула.

– Мне нужно домой, – сказала Мамай. – Я немедленно хочу домой! Подите вы со своими друзьями знаете куда?

– Знаю, – сказал Филипп твердо. Он махнул рукой проезжавшему такси, втолкнул в машину свою спутницу и назвал адрес. Через десять минут они с Надеждой стояли у парадной гордеевского дома.

– Можешь идти, – сказал Филипп, – но если ты ему попадешься, как ты думаешь, что он тебе скажет?

Надежда выругалась сильно, злобно и тут же расплакалась.

– Не смейте называть меня на «ты», – сказала она уже в квартире и ушла в ванную сморкаться. Филипп стремительно прошел на кухню, выставил на стол початую бутылку красного вина, два тяжелых стакана резного стекла, и едва успел плеснуть в них, раздался звонок. За дверью ванной тут же загремел шпингалет, и гулко ударила струя воды.

– Молодец! – сказал Филипп запертой ванной и впустил Макса. Залитое потом лицо его было настолько бледным, что свежий синяк казался нарисованным. Еще переполненный обжигающей силой стремления, Макс прошел в кухню и остановился, увидев накрытый на двоих стол. Тягучая дрожь, почти что судорога встряхнула его, он опустился на стул и пролепетал:

– Я совсем спятил. Но ты на это не смотри. Если он меня… Ты понимаешь, да? Ты ему Соньку не давай. И сам не смей. – Он вдруг очень внимательно всмотрелся в стаканы на столе, встряхнул бутылку и негромко рассмеялся. – Ты думаешь, я с ума сошел, думаешь, Соньку у тебя ищу? Нет! Ей до тебя так быстро не добраться. А в ванной у тебя кто? Моется, моется.… Ну, пусть моется. Так даже лучше.