Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы Страница 3

Так Миша и будет вспоминать эту ночь через много лет: пустой гостиничный номер, маленький мальчик с дешевой старомодной «нокией», снег за окном, яркие вспышки фейерверков – и кажется, что он совсем один во всем мире.

Он будет вспоминать… если только конца света не случится.

– Некоторые христиане верят, что Христа распинают ежечасно, – говорит Александр, – не раз в десять лет, как здесь, а каждое мгновение, каждый миг, пока длится время и существует вечность. Точно также мы можем сказать, что конца света не будет, но мир кончается все время, каждое мгновение гибнет и появляется уже новенький. Перманентный конец света, этакий непрерывный суицид.

Раздаются Jingle Bells, навязчивая рождественская трель. Лиза, смущаясь, лезет в сумочку, достает старый айфон, говорит: Аллё, ты почему не спишь?

Значит, мальчик не спит, думает Александр. Наверно, даже хорошо. Ведь если идти куда-то вдвоем – то к ней в номер, она ведь даже намекнула, что собиралась ехать с подругой, номер взяла большой, оказался чуть ли не двухкомнатный, сын, мол, спит отдельно.

Лет десять назад Александр бы с радостью, да. На Ингу похожа и вообще… челочка, губки, глаза эти распахнутые… точно бы не удержался. По молодости был большой ходок. После развода, в тоске и бессоннице, как-то ночью попытался сосчитать, сколько у него было, – сбился со счета и уснул. Несколько раз повторял – сподручней, чем овец считать, лучше любого снотворного.

Может, оно и неправильно, что всех не упомнишь, – но, с другой стороны, с каждой ведь была любовь. Маленькая, но любовь.

Еще пару лет назад он так думал, про любовь. А теперь почему-то вспомнил, как еще до Яниного рождения был с Ингой в Гоа и повстречал там Митю с молодой женой. Инга тогда была та еще оторва, вечно его дразнила, стала строить Мите глазки, потом убежала в ночь, к морю, Митя рванул за ней, и пока они там говорили о чем-то в полосе прибоя, он как раз все с Митиной женой успел… как же ее звали? Совсем вылетело из головы, да и вообще почему-то стыдно вспоминать.

Совсем немножко, но стыдно.

Нет, думает Александр, никуда я с этой Лизой не пойду. Еще по одной – и к себе. Там спит в своей кроватке Яна – маленький белокурый ангел. Небось, раскрылась, как всегда, раскинула руки, разметала волосы по всей подушке… укрою получше – и спать.

Хорошо, что Инга ее со мной отпустила.

Доченька моя. Моя Яна. Вырастет – будет говорить по-немец ки, прощай, русский язык. Станет небось называть своим отцом этого Клауса, будь он неладен.

Александр вздыхает.

– Миша никак не уснет, – говорит Лиза с виноватой улыбкой, – но мы ведь никуда не спешим, правда?

Большие серые глаза смотрят с надеждой. Александр пожимает плечами:

– Да я уже закончил, если честно. К тому же я все это выложил у себя на странице в Интернете. Называется «Крах коммунизма и существование истории» – там всё, что я рассказывал, только подробней.

– Я обязательно прочту, – говорит Лиза, – а вы скажите: как вы думаете, что же все-таки будет дальше? Я имею в виду – с Россией. С Путиным, с этими девочками, с Навальным, со всеми нами? Вам ведь отсюда должно быть видней, правда?

– Я же сказал, – грустно улыбается Александр, – будет то же самое. Всё как в первый раз – и ничего нового.

Миша открывает глаза. За окном – заснеженные склоны далеких гор, прозрачное до синевы альпийское небо. Если выйти на улицу – увидишь пряничные домики с нарисованными человечками в сказочных одеждах, высокие сугробы, следы ночных фейерверков. Увидишь, что наступил 2013 год, новый, ни на что не похожий год, такой же, как все другие, год новых любовей, рождений и смертей, причин и следствий, надежд и разочарований.

Но Миша уже не смотрит за окно – перед ним на прикроватной тумбочке лежат два запакованных в цветную бумагу подарка. Стараясь не разбудить маму, он тихонько разрывает обертку…

Конец света так и не случился.

2012 год прошел.

От волнения мальчик чуть высовывает язык, с усилием открывает книгу – непривычно большую, как у древних волшебников. Он уже умеет читать – не просто разбирать буквы и складывать слова, но читать по-настоящему, как взрослые! – но читать сейчас не будет, только посмотрит картинки.

Ох, никогда таких не видел! Краски яркие-яркие, кажется – фигуры стронутся с мест, побегут со страницы на страницу, перемешаются…

Что там, на картинках?

Диковинные звери – люди-кошки, люди-овцы – красивые и страшные.

Хрустальный корабль на изумрудных волнах, а дальше – чудесный город уходит под воду, а потом – город сияет огнями афиш, неоновый свет, зарницы реклам, а вот и часы, на них без пяти двенадцать – а может, без шести, без семи – так ли важно?

Город, объятый пламенем, город, подернутый дымкой, город, скрытый туманом, неразличимый, словно папиросная бумага намертво прилипла к странице… а вот два рыцаря у запертых ворот высокой башни.

Двери закрыты – и двери распахнуты.

Вот двое сомкнули объятья – а вот отвернулись: все те же… а может, другие?

А вот берег моря, где-то дымится вулкан, впереди – мужчина в смешном, причудливом наряде… что он здесь делает?

Страница шуршит за страницей, и запах бумаги, и краски, и все это – как обещанье.

Когда-нибудь мальчик прочтет эту книгу. Когда-нибудь – но не сегодня.

Он улыбается и перелистывает страницу.

2

1885 год

Смерть Старика

Неправда, что история повторяется дважды, как трагедия и как фарс. История повторяется множество раз, в разных жанрах – и чаще всего мы придумываем эти жанры задним числом, потому что для действующих лиц любая история – драма. Редкий человек видит себя героем фарса, персонажем комедии или водевиля, но сегодня, думая о наследниках, собравшихся в доме умирающего старика, невольно представляешь себе немного старомодное театральное действо, разыгранное привычными масками: Старый Дворецкий, Хитрый Управляющий, Бескорыстная Наследница, Жадный Наследник, Бедный Поэт, Пронырливый Журналист, Умирающий Старик…

Чтобы ввести публику в курс дела, они будут долго пересказывать друг другу предысторию событий, перемежая воспоминания ироническими колкостями и натужными остротами. Через полчаса представления зритель, наконец, разберется, что же происходит. Сэкономим время и расскажем в двух словах.

Итак, в своем доме в австрийских Альпах в возрасте девяноста шести лет умирает Барон Джи, представитель мощной финансовой династии, последние полвека контролировавшей едва ли не всю европейскую экономику. Главные наследники – его внучатые племянники Карл и Анна, родившиеся в результате сложных внутридинастических браков и усыновленные Бароном Джи после смерти их родителей. Среди множества родственников еще двое могут претендовать на наследство – Элизабет Темпл, живущая в Лондоне кузина Анны и Карла, и Ева, любимая племянница Барона. Однако Барон недолюбливает кузину Элизабет (ее мать вышла замуж без разрешения своего отца), а имя Евы запрещено даже упоминать после того, как она пару лет назад сбежала с русским офицером.

Помимо старого дворецкого Жоржа и управляющего Эдмона Дюрана, в доме находятся светский журналист Генрих Вайсс и молодой поэт Густав, ухаживающий за Анной. Вся интрига строится вокруг огромного алмаза – единственного, что осталось от некогда огромного состояния Барона Джи. Старик никому не хочет говорить, где спрятан камень. Возможно, он ждет Еву, чтобы перед смертью простить ее и одарить бесценным бриллиантом…

Итак, ясный весенний вечер. За окном гостиной, обставленной старомодной массивной мебелью, – заснеженные склоны далеких гор, прозрачное до синевы альпийское небо.

Только что Карл, застав свою сестру в объятиях Густава, обвинил молодого поэта в том, что он ухаживает за Анной в надежде получить часть наследства Барона Джи. Возмущенный Густав покидает комнату. За портьерой, как водится в водевилях, прячется Генрих, пронырливый и беспринципный журналист…

Обиженная за своего возлюбленного, Анна хочет убежать следом за Густавом, Карл удерживает ее.

– Как ты несправедлив! – восклицает Анна. – Густав – самый бескорыстный человек из всех, кого я встречала. И он прекрасно знает, что у нас почти ничего нет. Я сказала, что мы были вынуждены даже продать наш дом в Париже и переехать в эту глушь.

– Ничего нет? А Пуп Земли?

– Боже мой, Карл, дядя скорее умрет, чем расскажет, где он.

– Дядя умрет так или иначе. Когда тебе почти сто лет, это обычное дело. Но если ты спросишь его…

– Карл, я не буду докучать умирающему старику…

– После того как Ева сбежала с русским офицером, ты стала его любимой племянницей. Если он и расскажет, где камень, то только тебе.

– Дай ему умереть спокойно!