Илья Стогов - Грешники Страница 3

Я не знал, сколько народу может прийти, и накануне концерта купил три ящика пива… Пришло человек около ста странных молодых людей. Группа «Solus Rex» оказалась очень изящной. Их солистка пела на английском языке, а играли они нечто напоминавшее «Cocteau Twins». Хотя, пожалуй, такая музыка требовала немного другого звука, которого мы пока добиться не могли. Но то, что было дальше, сразило меня наповал.

Ничего похожего на группу «Нож для фрау Мюллер» никогда раньше я не слышал. Это была мощнейшая и настолько причудливая по форме музыка, что я просто остолбенел. Интересно было абсолютно все: как музыканты играли, как они держались на сцене, как их принимала публика.

Вокалист включил микрофон через примочку, которая висела у него на поясе, и манипулировал голосом, сидя на корточках спиной к залу. Не имело никакого значения, есть в зале хоть кто-то или эти люди играют просто для себя. Пришедшая с ними публика вела себя абсолютно таким же образом. Создавалось впечатление, будто все эти люди знают какую-то тайну, а я ее не знаю.

Выступление заинтриговало меня и восхитило. После концерта я, наверное, должен был подойти, завязать знакомство и как-то выразить свое отношение к увиденному. Однако подходящих слов у меня не нашлось. Мы всего лишь договорились, что группа сможет снова сыграть через месяц, и я остался убирать зал. Помочь мне вызвался барабанщик «Ножей» Леша Микшер. Мы быстро все убрали, включили музыку и расположились прямо в зале попить чаю. Леша остался с нами, и мы долго говорили.

Это был первый контакт с людьми, с которыми, как выяснилось, я связал себя на долгие годы.

ГЛАВА 2

Музыкой я начал заниматься в школьном ансамбле, а художественным руководителем этого ансамбля был Сергей Курёхин.

В советские времена каждый человек должен был иметь официальное место работы. Курёхин числился работником Дома культуры «Кировец». В его обязанности входило курировать школьные ансамбли. Раз в месяц он должен был приходить к нам в школу и объяснять подросткам музыкальную грамоту.

Помню, первый раз он пришел с синтезатором, но подключиться не смог и сел за пианино. Что-то показал, рассказал о группе «Аквариум», приглашал заходить к нему в Дом культуры. Об «Аквариуме» прежде я никогда не слышал. Заходить в Дом культуры тоже не стал. Дело в том, что моя школа находилась не в лучших отношениях с обитателями дворов, что располагались вокруг «Кировца».

Я родился в Автово. Когда-то это был дачный район екатерининских фаворитов. Потом, в 1920-х, Автово пытались превратить в образцовый город коммунистического будущего. Но к концу XX века Автово давно уже стало лишь мрачным рабочим гетто.

Район был поделен на две большие половины. Та, в которой жил я, называлась Юго-Запад, а вторая, примыкающая к Дому культуры «Кировец», называлась Форель. Что тут долго рассказывать? Это было как и везде: мы били форелевцев у себя во дворах, огребали, если забредали в их дворы, и иногда участвовали в масштабных битвах район на район. В 1980-х так было везде.

Парни из моего двора носили ватники, подпоясанные солдатским ремнем, и кирзовые сапоги. Чтобы зимой сапоги лучше скользили, в каблуки забивались шарики от подшипников. В школу одноклассники приносили самодельные кастеты. Думаю, что если таким ударить, то прежде всего переломаешь пальцы самому себе. Все носили в карманах цепи, прятали в рукавах железные прутья, вели бесконечные разговоры: вчера приходили форелевцы… надо вооружаться… скоро мы пойдем к ним… К шестнадцати годам цель для меня была ясна: из этого дурдома надо валить.

Спустя полтора десятилетия советское время вспоминается как уютное и бесстрессовое. Но лично я в СССР стресс испытывал постоянно. Сперва я боялся идти в школу, потом в армию. Я вообще не хотел никуда идти: мне хотелось всего лишь иметь дом. Место, где можно пересидеть, где все будет спокойно. Чтобы мир остался за стенами, а дома все было хорошо. Тогда мне казалось, что это возможно. Закончив школу, я очень быстро женился, переехал в другой район и впервые почувствовал себя по-настоящему счастливым.

В те годы пойти подросткам было некуда и заняться нечем. Это была действительно большая проблема. Алкоголь в магазинах продавался с 14–00 до 19–00. В магазинах стояли огромные толпы. Купить было невозможно, но в каждом микрорайоне обязательно имелась квартира, где алкоголь продавали в любое время суток. Купив у барыг, мы с приятелями шли в парадную, а если было тепло, то на детскую площадку. Напивались, блевали и шли по домам.

Еще хуже обстояли дела насчет встретиться с девушкой. Свободных квартир ни у кого не было. Одноклассники уезжали на дачу или отправлялись в поход. У нас с моей будущей женой все было проще. Ее родители возвращались с работы в шесть. Так что вместо школы я с самого утра приходил к ней, и до шести вечера вся квартира была в нашем полном распоряжении.

Будущую жену звали Наташа. Сперва она училась в соседней школе, а потом ее перевели в нашу. Она была немного младше меня. Наташина мама меня терпеть не могла. Если я не успевал свалить до ее прихода, мама сильно расстраивалась. В конце концов у Наташи вышла большая ссора с родителями. Она заявила, что больше не может с ними жить, и сбежала к бабушке, а я сбежал вместе с ней.

Бабушка была женой крупного коммуниста. Квартира у нее была что надо! Нас с Наташей поселили в бывшем дедушкином кабинете. Трогать там ничего не разрешалось. Выглядело это как мемориальный музей партийного функционера советских времен или даже не как музей, а будто дедушка на секунду вышел, но сейчас вернется и застукает нас прямо в постели.

Правда, оставлять меня ночевать бабушка очень долго не разрешала.

— Вот распишитесь, — говорила она, — тогда сколько влезет! А так — нет.

И Наташа предложила мне оформить отношения. Ей было приблизительно восемнадцать, а я был на два года старше.

С будущей женой я познакомился в школе и с первым фронтменом группы «Нож для фрау Мюллер», Тимой Земляникиным, — тоже. Семья у Тимы была малообеспеченная. Главное, что его интересовало, — перекусить. Он заходил ко мне в гости и сразу бежал на кухню: съедал все, до чего мог дотянуться, лез в холодильник, пальцами ловил что-то в кастрюлях.

Мне он казался забавным. У меня с семьей все было в порядке. От голода в детстве я не страдал. Тима же едой был озабочен всегда. Даже когда мы просто гуляли, он постоянно предлагал найти пустую бутылку, сдать ее, купить рогалик и съесть.

Еще одним нашим приятелем был молчаливый парень Кузик. Он постоянно ходил за Тимой и молчал. Тихонечко приходил к нам на репетиции, садился где-нибудь у дверей и никогда не произносил ни единого слова.

В самом первом составе группы я играл на барабанах. Потом постепенно освоил гитару, затем и бас-гитару. Тима же играть не умел ни на чем и вообще был туповат. Но мне тогда очень хотелось, чтобы и он тоже участвовал в группе. Тима был колоритный, однако найти ему применение я не мог.

В конце 1980-х очень популярен был перестроечный фильм «Взломщик». Одну из ролей там сыграл шоумен группы «АукцЫон» Олег Гаркуша. Насмотревшись этого фильма, мы решили, что пусть Тима тоже будет нашим шоуменом. Самое обидное, что даже это Тиме оказалось не по плечу: нормально танцевать Тима тоже не мог.

Черт с ним, решил я, и Тима стал петь. Звучало это ужасно. Позже мы записали пару роликов, которые иногда крутили по телевизору, и над Тиминым вокалом телезрители хохотали до слез. В ноты Тима не попадал никогда. Однако иногда, впадая в свой персональный транс, он начинал издавать причудливые звуки, рычать и захлебываться. В эти минуты он не очень вываливался из того, что делали остальные. Так что постепенно от членораздельных текстов мы отказались и решили, что пусть Тима делает что хочет.

Наш басист сильно увлекался опиатами. Сперва это казалось круто: в группе есть реальный внутривенный торчок. Но потом его прострация всех достала. На репетиции приходить он перестал. Вместо него мы взяли молчаливого Кузика. На басу играть он не умел, зато и опиаты не употреблял.

Последним, четвертым, членом группы стал Леша Микшер, который сейчас играет в группе «Ленинград» на перкуссии. Леша не тупо лупил по барабанам, как остальные панки, а играл почти джаз. Нас было четверо, и знакомы мы были с самого детства. Какое-то время казалось, будто мы так и станем играть все вместе до самой старости. У нас был собственный звук и определенный месседж: джазовый барабанщик… не вполне адекватный Тимка Земляникин. Можно было начинать выступать.

Первый раз под названием «Нож для фрау Мюллер» мы выступили в 1991 году. Илья Бортнюк тогда устраивал в Ленинградском Дворце молодежи первый в стране панк-фестиваль. Мы отыграли, и всем понравилось. Но что делать дальше, никто не понимал.