Питер Хёг - Дети смотрителей слонов Страница 3

Перед сном отец обычно читал Тильте, мне и Баскеру. Когда сказка заканчивалась словами «Они жили счастливо до конца дней своих», я всегда чувствовал какое-то беспокойство, которому не мог найти объяснения.

Нужные слова удалось найти Тильте. Однажды — ей тогда было лет семь, а мне пять — она спросила: что такое «конец своих дней»?

— Это значит до смерти, — ответил отец.

Тогда Тильте спросила:

— А они достойно умерли?

Отец замер. А после сказал:

— Об этом здесь ничего не написано.

— И что потом? — спросила Тильте.

Я прекрасно понимаю, откуда у Тильте мысли о достойной смерти. Этого она набралась у Бермуды Свартбаг Янсон — акушерки и одновременно похоронного агента — так уж получилось, ведь остров наш невелик, и поэтому многим жителям приходится одновременно работать в двух-трёх местах, как, например, маме, которая работает органистом, служителем при церкви и инженером-консультантом на машинно-тракторной станции.

Тильте часто общалась с Бермудой, и даже помогала ей укладывать покойников в гроб. Так что фразу о достойной смерти она позаимствовала у неё.

Но это лишь часть объяснения. Потому что представьте: вы сидите с семилетней девочкой и читаете ей сказку про то, как кто-то там жил счастливо до конца дней своих — ради этого самого хэппи-энда, ведь дети перед сном должны прийти в хорошее настроение и, оглядевшись по сторонам, поверить в то, что папа и мама, и они сами, и собака тоже будут счастливо жить до конца дней своих, до которого так далеко, что с таким же успехом можно сказать, что жизнь их будет длиться «вечно». И тут семилетняя девочка спрашивает, достойно ли они умерли.

Когда Тильте задала свой вопрос, я понял, почему никогда не мог смириться с такой концовкой. Я не мог или не решался думать как Тильте. Но я как будто чувствовал. Что, может быть, они и будут жить счастливо. Ну а что будет, когда они доберутся до финиша, до конца дней своих?

Это, наверное, будет уже совсем не так круто.

Я расскажу, что произошло с нами. Но вовсе не для того, чтобы получился рассказ о нас. Всё это для того, чтобы самому попробовать вспомнить, когда дверь открывалась, и чтобы показать её вам.

Я не могу помочь вам пройти через эту дверь, потому что сам по-настоящему в неё ещё не входил. Но если мы сможем её обнаружить и попытаемся, пусть не сразу, войти в неё — вы и я, — то я знаю, что когда-нибудь мы обязательно выйдем на свободу.

Никогда не поздно устроить себе счастливое детство.

Мы с Тильте прочитали это в одной библиотечной книге, мне эта фраза всегда нравилась. Но не стоит вдумываться в неё. Если начинаешь задумываться, то дальше ты уже никуда не сдвинешься. Ты придёшь к выводу, что это как-то бессмысленно, ведь детство твоё уже закончилось, а то, что закончилось, изменить нельзя — слишком поздно.

Вместо этого нужно просто оставить внутри себя эти слова: «Никогда не поздно устроить себе счастливое детство».

Думаю, так правильно. Хотя иногда это оказывается довольно трудно.

Но Тильте говорит, что трудностей не существует, существуют только интересные задачи.

И теперь я хочу рассказать, как одна из таких интересных задач по организации счастливого детства свалилась на наши головы в Страстную пятницу, на площади Блогор, в Копенгагене.

Мы на площади Блогор, мы — это Баскер, Тильте, я и наш старший брат Ханс; все мы сидим в блестящей чёрной карете, запряжённой четвёркой лошадей, и оказались мы тут благодаря Хансу.

Многие датчане — во всяком случае туристы, приезжающие на Финё, — говорят, что мой старший брат Ханс похож на принца из сказки. Впечатление это складывается в основном из-за того, что его рост сто девяносто сантиметров, у него светлые вьющиеся волосы и голубые глаза, и что для него не составит труда распрячь любую из запряжённых в карету лошадей, уложить на обе лопатки и щекотать, пока ему не надоест.

Но поскольку мы с Тильте и Баскером хорошо знаем Ханса, то на наш взгляд, он скорее похож на большого младенца.

Да, конечно, у команды «Финё Олл Старз» никогда не было более грозного игрока в средней зоне. Но вне поля, когда не нужно следить за мячом, взгляд его чаще всего устремлён к звёздам, а люди, которым это свойственно, имеют обыкновение спотыкаться о предметы мебели.

Ханс теперь живёт в Копенгагене, изучает он, ясное дело, астрофизику — науку о звёздах, а в свободное от учёбы время подрабатывает кучером. Мы с Тильте и Баскером приехали навестить его в пасхальные каникулы, а в церкви города Финё вместо папы сейчас служит другой пастор, потому что папа с мамой уехали в своё ежегодное путешествие на остров Ла Гомера — это wannabe[2] Финё, только среди Канарских островов.

Не знаю, бывали ли вы когда-нибудь на площади Блогор. Что касается меня, то я здесь впервые, и на первый взгляд площадь ничем не примечательна. На солнце жарко, в тени холодно, кое-где остались сугробы, в глубине площади церковь, перед которой толпится народ — сыну священника всегда приятно видеть, что в лавке полно клиентов. На залитой солнцем скамейке сидят трое мужчин в самом расцвете сил, которые они тратят на поглощение крепкого пива. Позади нашей кареты — овощной магазинчик, в дверях которого застыл продавец, уставившись на ящик лимонов, которым он помог перезимовать, поминая их пять раз в день в своих молитвах, обращённых в сторону Мекки, а перед нами улицу переходит старушка, пристроив упаковку кошачьих консервов на своих ходунках. Так что удивление вызывает лишь то, что какой-то турист, достаточно состоятельный, чтобы заплатить через интернет пять тысяч крон за экскурсию по исторической части города продолжительностью час пятнадцать минут, решил начать именно с площади Блогор, и непонятно, куда он запропастился, потому что с назначенного времени прошло уже десять минут, а его что-то не видно.

В эту минуту звонит мобильный телефон Ханса, и он обменивается с позвонившим четырьмя фразами. После чего вся наша жизнь радикально меняется.

— Это Бодиль, — слышен голос в трубке. — Брат и сестра с тобой?

Бодиль Фискер, которую за глаза называют Бодиль Бегемот, хотя на самом деле она совсем не толстая, не нуждается в представлении. Она глава администрации муниципалитета, в который входят острова Финё, Анхольт и Лэсё, её все знают. Хансу даже не нужно включать громкую связь, чтобы нам было слышно, и вовсе не потому, что она кричит в телефон, нет, говорит она спокойно, но голос у неё такой пронзительный, что достанет вас в самом отдалённом уголке земного шара. И дело не только в голосе, но и во всей её натуре: слова про Дух Божий, который носился над водою, вполне могли бы быть сказаны про Бодиль Бегемот.

Удивительно то, что сама Бодиль лично заинтересовалась нами. Глава администрации муниципалитета — это не тот человек, с которым можно встретиться в обычной жизни, это человек, который командует другими людьми, у которых в свою очередь в подчинении есть ещё люди — вот они тебе и звонят. Я видел Бодиль Бегемот один раз, при обстоятельствах, о которых мне не очень хочется вспоминать, но рассказать о них всё равно вскоре придётся. Раз уж она сама нам звонит — наши дела плохи.

— Тильте, Питер и Баскер со мной, — отвечает Ханс.

— Родители оставили вам свой адрес?

— У нас есть только номер маминого мобильного.

— Когда вы будете дома?

— У нас сейчас экскурсия, а потом мне надо вернуть карету.

— Позвони, когда будете возвращаться домой. По этому номеру.

И она отключается.

Тут Тильте оборачивается ко мне и внимательно на меня смотрит. Я читаю её мысли. Она хочет сказать, что теперь у нас есть шанс.

Я уже начинал об этом говорить, но сейчас расскажу всё как есть.

Мы с Тильте обнаружили, что дверь открывается не только в счастливые мгновения. Она открывается и в страшные. За секунду до того, как ты узнаёшь, что кто-то умер, или у него рак, или он исчез, или что Кай Молестер Ландер, известный на Финё как восьмая из семи казней египетских, встал сегодня в четыре часа утра, чтобы первым добраться до колонии чаек, где мы в мае собираем яйца, чем, кстати сказать, не наносим никакого ущерба чайкам, потому что серебристые чайки и клуши начинают высиживать яйца, только когда снесли три яйца, а гнёзда с тремя яйцами мы не трогаем. И вот в тот момент, когда ты обнаруживаешь, что Кай опустошил все гнёзда и мир вокруг тебя начинает рушиться, в этот момент и приоткрывается дверь.

А теперь я скажу, что, по нашему мнению, надо делать. Нужно постараться прочувствовать, что совершается внутри тебя. В тот самый момент, когда ты чувствуешь потрясение и в твоей душе зарождается какое-то совершенно необычное чувство, на этом чувстве и нужно сосредоточиться. Прямо перед тем, как нахлынут слёзы, отчаяние или депрессия, и опустятся руки, и ты решишь, что если Кай может прийти в четыре часа, то ты можешь прийти в три часа, или в два, или вообще не ложиться спать, чтобы уж точно оказаться на месте первым, в это короткое мгновение, когда обычные методы не годятся, а новые ещё не пришли в голову, в это мгновение в сознании и возникает какая-то брешь.