Валерий Бочков - Харон Страница 3

– Ребята, если вы так уверены, что это Шейх, – он улыбнулся аналитику из управления, – почему бы вам не накрыть этот санаторий с дрона? Точечным ударом? Вмазать прямо по шляпе – и вся любовь, а?

– Да вмазать-то можно, – согласился генерал-майор. – Вмазать – дело нехитрое. Нам труп нужен. Труп.

Бузотти понимающе кивнул.

Все верно: если мы ликвидируем Шейха, но у нас не будет тела со стопроцентной идентификацией личности, мы сыграем на руку Аль-Лакхар и всему их чертову джихаду – мы сделаем Шейха бессмертным.

– Но ведь паки – наши союзники, – не унимался Бузотти. – Вроде как…

– Вот именно, вроде как, – мрачно подтвердил генерал. – Два года назад мы сообщили их разведке, что выследили Шейха в приграничном районе. Шейх моментально исчез.

Тут до меня дошло, почему операция окружена такой таинственностью, – нас отправляют на территорию суверенного государства. Нашего союзника. Еще мне стало ясно, что вернуться живым из Аллатаббада будет непросто. Я посмотрел на карту – как минимум сорок минут полета от афганской границы. Сорок туда, сорок обратно. Радары, противовоздушная оборона, ракеты, истребители.

Как ни странно, сама операция меня не очень беспокоила. В конце концов, это именно то, что мы делаем: прилетаем и уничтожаем цель. С наименьшими потерями среди мирного населения.

– Слышь, Ник, – наклонился ко мне Квинт, индеец-чероки и мой лучший снайпер. – А если нас собьют?

– Если собьют, то нас отдадут под суд, а после мы окажемся в пакистанской тюрьме, где нас до второго пришествия будут ставить раком пакистанские уголовники.

Квинт недоверчиво поморщился и отвернулся.

– Генерал, – я привстал, – у меня вопрос относительно транспортировки. Полтора часа несанкционированного полета?

Генерал кивнул какому-то штатскому с умным лицом в роговых очках. Тот встал.

– На двух вертолетах «Чинок» мы установили стелс-систему пятого поколения, отражает пеленг на высоте до семисот метров. Вы будете невидимы для радаров… – Он снял очки, близоруко поглядел на меня и добавил: – На девяносто пять процентов.

– Пять процентов! – прошептал мне Квинт и сделал неприличный жест.

3

Началась отработка операции. Сначала на плане, потом на модели. Построили дом, стену, будку для охраны. Аналитики были уверены, что спальня Шейха на третьем этаже.

– Что, правда, у него там три жены? – спрашивал Бузотти. – Силен мужик, ему ж за полтинник!

– Пятьдесят семь. А младшей жене семнадцать. Две старые тетки в основном по хозяйству – дети, стирка.

– Нормально! Грымзы носки штопают, а дерет он, значит, эту школьницу. Вот ведь устроился, сукин сын!

– А ты, Тони, в магометанство запишись!

– Да я с одной Сюзанн едва справляюсь, куда уж мне три штуки потянуть!

Тренировки шли ночью, по периметру были выставлены авиационные прожекторы, чтобы снаружи не было видно, что там творится внутри. У нас забрали мобильники и ноутбуки, мы подписали грозные бумаги, что об операции не скажем ни слова. Ни до, ни после. Домой я звонил по местному телефону из душной кабинки со стеклянной дверью и колченогим стулом. Кроме нас с Хелью в трубке постоянно присутствовал некто с тяжелым дыханием – они даже не скрывали, что прослушивают. Уверен, делалось это намеренно.

– У меня херовое предчувствие, – Квинт подошел ко мне после ужина. – Ты же знаешь, вся эта халабуда заминирована. Набита динамитом под завязку на все три этажа.

Я знал. Обычно в домах полевых командиров взрывчатка подвешивалась к потолку в центральной комнате – так взрыв получался наиболее разрушительным. Иногда пояса с пластитом надевали на домашних – жен, детей.

– Вождь, – улыбнулся я. – Если там действительно Шейх, я не думаю, что у кого-нибудь, кроме него, есть право нажать на кнопку. А этот сукин сын, судя по всему, в сказки про девственниц в райских кущах не очень верит. Он же не козопас. У него гарвардский диплом.

Наши не любят говорить об этом, но Шейх – это наш монстр, наш гомункулус. Его откопал сенатор Уильямс в конце афгано-советской войны, юный Шейх тогда был полевым командиром среднего пошиба где-то под Кандагаром. Уильямс – маньяк-антисоветчик, уверенный, что афганская кампания может смертельно измотать СССР, приволок Шейха в Вашингтон. Кажется, его даже принимал вице-президент. Пропаганде нужен был герой, борец с коммунизмом, национальный символ свободолюбивого афганского народа. Им и стал Шейх. Он вернулся в горы со «стингерами» и непререкаемым авторитетом суперзвезды.

Советы вывели войска, сенатор Уильямс умер от передозировки кокаина, а у нас на руках оказался весьма способный молодой человек с амбициями трансатлантического масштаба.

– Ладно, пошли спать, – сказал я Квинту.

Он молча смотрел в темноту. Опускалась ночь, южная, влажная, с безумным звоном невидимых цикад. Кончалась суббота, операцию назначили на понедельник.

– В любом случае, если нам и предстоит… – я запнулся. – Короче, если мы сыграем в ящик, то давай уж постараемся сделать это как следует.

– С музыкой? – засмеялся индеец.

– С музыкой.

План был прост и почти изящен. «Под покровом ночи», точнее, в три ноль-ноль, первый «Чинок» приземляется снаружи, группа «А» (тринадцать человек) начинает атаку. Задача – отвлечь внимание противника, заставить его сконцентрироваться на отражении внешней атаки. В три ноль семь второй «Чинок» зависает над зданием и вторая группа (группа «Б» – шесть человек) спускается на крышу, одновременно по периметру проникает внутрь через окна, уничтожает цель. На всю операцию отводилось семнадцать минут.

– Самое сложное будет вернуться, – каперанг Ригли аккуратно провел рукой по бритой голове. – Не Шейх и его нукеры, а авиация паков. Если они поднимут истребители…

– Если они успеют поднять, – перебил его полковник из Штаба спецопераций. – Ребята, вы должны пересечь границу не позднее четырех ноль-ноль.

– Ясно дело, – хмыкнул Бузотти. – Из-за нас вы вряд ли начнете войну с Пакистаном.

– Вот именно, – согласился полковник. – Есть вопросы?

Когда выходили из комнаты, меня кто-то тронул за рукав. Я повернулся – аналитик из разведки.

– Вы командир второй группы, – быстро спросила она без вопросительного знака.

Я кивнул.

– Он на третьем этаже. Его спальня. На третьем этаже, я уверена…

– На сто процентов? – Я улыбнулся; у нее была молочная кожа, на щеке уже расцветал румянец.

Она запнулась и покраснела вконец.

– Все будет хорошо… мисс Харрис. – Я прочитал имя на табличке. – Это наша работа. Мы прилетаем, находим засранца, мылим ему шею. И улетаем. Все очень просто.

4

Мы писали письма. Мы все писали письма в последнюю ночь. Я сидел в тесной норе с покатым земляным полом и писал письмо детям. Оно будет доставлено в случае моей смерти. В случае если я не вернусь. Поскольку шансы в основном распределялись между двумя вариантами конца: быстрым – непосредственно во время акции и медленным – в пакистанской тюрьме.

Думаю, я неважный отец. Во время февральского отпуска, в последний выходной, я купил себе солнечные очки «Прада» за триста пятьдесят баксов. Детям – какую-то игру: Анне – куклу, Алексу – трансформера. В общем, подарков долларов на двадцать от силы.

Меня эти чертовы очки потом, уже в Афгане, мучали весь месяц. Что ж я за сукин сын? Что это, эгоизм? Лишь потом до меня дошло, что дело вовсе не в очках. Просто я готовился к смерти. А уж если умирать, то красиво. Со стилем. Гражданские кладут покойника в гроб в выходном костюме, нас хоронят в запаянных цинках. Что внутри этих ящиков, мы никому не рассказываем, да и между собой не говорим на эту тему. А парадная форма с кортиком и медалями остается семье.

На взлетном поле под Джелалабадом нас провожал вице-адмирал из Объединенного штаба. Он произнес речь, я не понял ни слова – я уже был там, в доме за каменным забором.

«Сорок седьмые» включили движки, Бузотти сквозь шум прокричал мне в ухо:

– Надеюсь, паки не станут сажать наши вертушки, а просто собьют на обратной дороге.

Потом я узнал, что когда вице-адмирал делал доклад в Белом доме, кто-то спросил:

– А что, если пакистанские части окружат их во время операции? На земле?

– Тогда они сдадутся и вы отправите вице-президента или госсекретаря вести переговоры в Пешавар об их…

– Нет, – перебил его президент. – Наши ребята не сдаются. Этот вариант мы не рассматриваем.

Перелет в один конец – девяносто минут, вертолет взял вправо, когда мы пересекли границу. Я считал до тысячи и обратно, чтобы убить время. Обрывки мыслей возникали, путались, думалось обо всем и ни о чем сразу. Цифры хоть как-то приводили голову в порядок.

Антирадар, похоже, работал. Но все равно «Чинок» – дура размером со школьный автобус. На высоте в шестьсот метров. И все это – в воздушном пространстве суверенного государства.

Мы сидели на складных стульях пляжного типа – своих, мы их всегда приносим с собой. Откидные скамейки вертолета больше похожи на инквизиторский реквизит: через полчаса у тебя затекает все тело, начинает ломить спину. За шесть лет в «похоронной команде» я заработал артрит, у меня смещены два диска и еще полдюжины мелких болячек. С годами начинаешь бережнее относиться к своему телу, как правило, уже после того, как непоправимый ущерб нанесен.