Михаил Васильев - Остров Страница 3

Под иллюминатором, на овальном, конечно, столике, побрякивала от качки грязная посуда, пустые бутылки. Мамонт немедленно допил бульон из блестящей металлической миски, не глядя, — какую-то черную жидкость из чашки- это оказался кофе, — сунул в рот кусок сахара.

"Спасение из машины? — он попытался вспомнить и конечно не вспомнил как звучит это на латыни. — Сейчас увижу кого-то из богов… И не удивлюсь," — мысленно добавил он.

На стене напротив висела пара боксерских перчаток, рядом- несколько фотографий: хоккеисты в красной форме, голый мужик, весь увитый нечеловечески развитыми мышцами, лоснящийся от пота.

"Гладкий какой!" — В голове шумело. Мысли еще путались и будто слипались.

Вместо двери здесь была дыра в потолке, изогнутый деревянный трап. Он сунул голову в дыру и оказался в смутно знакомом коридоре: почти сводчатый потолок, дорожка из того же сукна. Незнакомые чужие запахи. Послышался чей-то смех вдали, потом непонятная невнятная речь. Мамонт приподнялся, прислушался, и оказывается понял, что говорят не по-русски. Ноги еще не ощущались и сгибались непонятно как, без его участия. Неясным образом он перенесся в другой конец коридора, остановился у приоткрытой двери, заглянул.

"Здесь водятся негры"!

Однако негр за дверью оказался странным: не черным, а темно-желтым, будто измазанным йодом, с желтыми, как у кота, глазами и торчащими усами. Наивно слюнявя палец и что-то бормоча, он быстро перелистывал журнал, невнимательно разглядывая голых девок. Пролистал, тупо уставился на последнюю страницу. Внезапно английская речь абсурдно сменилась русской, впрочем какой-то странной и с непонятным акцентом.

"Ото я тибе очи выколю", — бормотал негр, выкалывая булавкой глаза девкам на фотографиях.

Мамонт отшатнулся. Рядом был еще один трап, вверху- уже палуба. Оказалось, что на судне все-таки есть фальшборт, высокий и глухой, словно забор. Тугой, твердый почти, ветер давил в лицо; судно шло в открытом море. С удивлением и уважением он осматривал, неправдоподобно блестящий, никелированный такелаж, будто ненастоящие, белые снасти и уж совсем белоснежную, кажется, пластмассовую, мебель на корме. В голове с трудом прояснялось. Вот он потянулся к замечательному сверкающему кнехту, желая зачем-то дотронуться до него, и замер. На корме, в легкой тени под тентом, обнаружилась живая девушка. Высокая, в распахнутом кимоно, она подставила солнцу лицо с закрытыми глазами. Загорелое тонкое лицо, густые ресницы.

"Блядь", — решил Мамонт.

Девушка поднялась с шезлонга, сильно выгнувшись, оперлась о фальшборт, все также, закрытыми глазами, глядя на солнце. Ветер откинул полу кимоно, обнажил тонкую гибкую ногу, узкую ленточку бикини. Мамонт сглотнул слюну.

Неожиданно, все также стоя спиной к нему, она заговорила, кажется, о чем-то спросила. Мамонт, будто черепаха, поспешно спрятал голову в люк.

Дверь в каюту желтого негра была открыта. Мамонт заскочил туда, жадно пролистал журнал, выбрал из пластмассовой пепельницы окурки сигар. Повернувшись, сразу же уткнулся головой в жесткую негритянскую грудь, судорожно отскочил. Тот сказал что-то резкое, по-английски. Мамонт английский знал плохо, но понял, что его куда-то посылают.

— Чего? — сразу окрысился он. От долгого молчания застоявшийся голос прозвучал как сиплое карканье. — Пошел ты сам! Всякий негр!..

"Не такими я представлял свои первые слова за границей", — успел подумать он.

— Иди к боссу! Босс ждет тебя, — негр больно ткнул его в грудь железным пальцем. — Красная сволочь!

"Почему это красная?" — с обидой думал Мамонт, торопливо уходя по коридору.

В такой же нелепой как у Мамонта каюте, откинувшись в сиреневом кресле, сидел маленький человечек. Босс. Подслеповатые, будто склеившиеся, глаза за толстыми линзами очков, ножки в детских носочках, не достающие до палубы. За ним, на диванчике, — давнишняя красавица. Она курила тонкую коричневую сигарету, непроницаемо глядя сквозь узкие темные очки.

Мамонт стоял перед ними, драпируясь в простыню, — успел найти ее в каюте.

— Hellou. I was surprised by your appearance on my yacht, — заговорил коротышка.

"Так эта супница называется яхтой", — почему-то удивился Мамонт.

— Здрасьте! — сказал он вслух и боком поклонился.

— Я хозяин судна. Я моряк, сэр! — после долгой паузы вдруг сказал человечек на чистейшем русском языке. ("Гляди-ка, голосом молвит человечьим.") — По морским традициям я обязан предоставить помощь потерпевшему. Любому. Но сейчас, увы, вернуть вас обратно в вашу страну не могу. Мне туда нельзя. Есть причины…

— Меня не надо обратно, — поспешно сказал Мамонт.

— Если вы добровольно бежали из страны… Но зачем? И куда?

"Странный вопрос, — подумал Мамонт. — Конечно никуда. Вполне обычно для раба, не умеющего работать."

— Потому что там меня постоянно хотели убить, — сказал он вслух, угрюмо глядя на свои босые ноги. — Много раз. Могу даже подсчитать. Один раз, два, еще на зоне, конечно…

— Хватит, — остановил его коротышка. Он взял со стола, набитый льдом, стакан с желтой жидкостью. Мамонт отвел глаза.

— Понимаю. Лицо БОМЖ, — сказал коротышка, с непонятным вниманием глядя в свой стакан. — Представитель класса бичей. Беглый.

Мамонт с подозрением покосился на нос картошкой, оттопыренные уши, покрытые веснушками. Он пытался, но никак не мог уловить в речи незнакомца акцента.

— Ну что ж. Когда-то и меня не устраивала эта страна, — прервав долгое молчание, загадочно сказал маленький владелец судна.

— Меня, вообще, не страна, а весь мир не устраивает, — произнес Мамонт. Все еще непонятно было как и о чем можно было говорить здесь. — Не вписываюсь, не ко двору, не влезаю, — с нарастающей запальчивостью заговорил он. — Если бы кто-то изменил, создал для меня другой…

Кутаясь в тогу, он покосился на красавицу. Увидел себя ее глазами. Вот он, нищий, одинокий, потерявший все, последнюю рубашку, но не сломленный судьбой. Внутри стало теплее от жалости, которую она, конечно, испытывала к нему.

— Мир для тебя создать… С запросами ты!

— Я ту страну из конца в конец прошел, — опять заговорил Мамонт. — А там, у тебя? В Америке что ли?.. Ну, в Канаде. Тоже не уверен… Там тоже люди, а я, наверное, вообще людей не люблю. Мизантроп я.

Красавица взяла двумя пальцами банан из вазы с фруктами, стала лениво очищать.

— Я бы вообще заперся дома, двери и окна закрыл, занавесил и сухарь грыз. Пусть вокруг люди друг друга едят, а я свой сухарь грызть буду. Только нету дома у меня, — горько закончил Мамонт.

Красавица отложила банановую шкурку, что-то сказала.

— Миссис Белоу, ну, жена, баба моя, приглашает вас на ужин, приходите вечером, — повторил за ней коротышка.

— I will come missis. Thank you, — с трудом произнес Мамонт, поклонившись.

В грязном камбузе, раздвинув на столе немытую посуду, Мамонт пил желтый китайский чай. Под ногами вертелась собачка, Большой Босс. Кока, желтого негра, кажется, совсем не беспокоил беспорядок. Качаясь на табурете, он курил какую-то особо вонючую самокрутку. Мамонт уже знал, что зовут желтого негра Стивен-Альфонс, а иногда Степан, сам он из Эдмонтона и отец его — украинец, эмигрант.

"Странный был вкус у твоего отца. Зачем-то негритянку выбрал,"- Мамонт искоса разглядывал Степана. Извилистый профиль: выпуклая скула, провалившаяся щека, острый подбородок. Мамонт заметил, что мулат странно похож на Пушкина, только лицо гораздо глупее. Удивительно было видеть, как сам Пушкин, великий поэт, совершенно живой, зевает и тупо пучит стеклянные глаза. Мамонт с беспокойством пытался прочесть по этому лицу, не вспоминает ли он о случившемся, о том, что произошло тут, в кают-компании, несколько дней назад. Но тот безмятежно гудел какую-то песенку, совершенно пустыми глазами обводя пространство перед собой.

За бортом тянулся желтый край Азии, вот на горке показалась деревянная пагода, похожая на высокий, давно не крашеный, сарай. Надвинулся и проплыл совсем рядом мизерный островок, зеленый и плоский, как газон, едва выступающий из воды. Островок почти полностью занял какой-то, раскрытый нараспашку, дворец: столбы поддерживают красную черепичную крышу конусом, близко, за бортом — пустующий надувной лежак. В глубине комнаты промелькнул белый стол, на нем- ваза с ярко-красным омаром: будто ненастоящая декоративная жизнь.

"Здесь и раки не зимуют… "Orientals", — вспомнил Мамонт часто повторявшееся на яхте.

"Orients mansion," — кажется, так?

Мамонт стоял, оперевшись грудью о неудобный высокий фальшборт. Надоело сидеть с дураком Степаном в вонючем камбузе. Мамонт предпочел бы удалиться еще дальше; после происшедшего с ним он вообще старался не попадаться никому на глаза.

"Всего-то имущества осталось у Мамонта: трусы да обрывок веревки. И ту куда-то дели, — текли мысли. — Чужая негритянская рубашка, штаны и обуви нет совсем. Кто обворовал меня? Дай ответ! Не дает ответа…"