Элис Хоффман - Красный сад Страница 3

Она взяла ружье, и теперь уже никто не сказал, что женщина не создана для охоты. В лесу ее насторожил какой-то шум. Невольно подумалось про волков. Недалеко от пещеры у нее перехватило горло от увиденного, страх не улетучился и когда она все разглядела как следует. Какой-то человек, насвистывая под нос, разбивал лагерь, ставил палатку. Хэлли приходилось иметь дело с такими типами. Она вскинула винтовку и взвела курок. Незнакомец обернулся, услышав щелчок. Это был охотник, который проверял капканы. Он поднял руки вверх и крикнул что-то по-французски — этот язык Хэлли узнавала, но не понимала. Он потянулся к подставке, которую выложил из камней, на ней он разложил свое имущество. Незнакомец вытащил несколько освежеванных кроликов и предложил ей. «Pour vous, — сказал он. — Ici». Как будто она могла понять его. Но она догадалась, что он имеет в виду. Кролики обеспечат их пропитанием не на один день. Хэлли подошла ближе. Она чувствовала себя как зверь, привлеченный запахом крови. У нее с головы соскользнул платок. Только тут охотник сообразил, что перед ним женщина.

Хэлли взяла кроликов. Она не считала, что можно брать что-то просто так, даром, и протянула охотнику свое обручальное кольцо. Она так исхудала, что все равно оно рано или поздно соскользнет с пальца и потеряется.

Заметив озадаченный взгляд охотника, она сказала:

— Бери, бери. Это чистое золото. А теперь уходи отсюда.

Она замахала руками, пытаясь объяснить ему, чего хочет. Она чувствовала, что должна встать на защиту — не людей в холодной деревянной избушке, а медведей в пещере.

— Иди, иди, откуда пришел. Здесь нельзя ставить палатку.

Мужчина кивнул. Его звали Флинн. По-французски он заговорил потому, что в эти горы чаще всего приходили охотники из Канады, и он подумал, что Хэлли тоже оттуда. Сам-то он был из Олбани и прекрасно понимал каждое слово Хэлли.

Он сделал вид, что уходит, а сам спрятался за соснами. Скрытый их ветвями, он проследил, как Хэлли зашла в пещеру, а потом вышла с ведром молока. Им овладело любопытство. А еще он был возбужден, несмотря на мороз и странность происходящего. Он ощутил смутное влечение к этой незнакомке, то влечение, какое мужчина может испытывать по отношению к женщине, которую видит впервые в жизни.

Мужу Хэлли скажет, что кольцо, наверное, соскользнуло с пальца, когда она доила корову, которая — Хэлли поклянется в этом — повстречалась ей в лесу. Только стоя в расщелине рядом с замерзшим водопадом, который Хэлли называла водопадом Дохлого мужа, Флинн проверил кольцо на зуб, чтобы понять, из чего оно сделано. Кольцо и точно было золотое.

Охотник подстерег Хэлли и пошел следом за ней. Она обернулась и спросила, что он задумал, вместо ответа он обнял ее и притянул к себе. Он начисто забыл про свою жизнь в Олбани. Хэлли не походила на других женщин. Она поддалась искушению. Но прежде, чем он овладел ею, она взяла с него слово, что он никогда не убьет медведицу. Он рассмеялся, но Хэлли настаивала. Она уже вошла в его палатку и снимала пальто, что ему оставалось делать? Просьба была дурацкая, и он, как дурак, дал слово. Он проник сначала к ней под одежду, потом в ее тело. Когда все было кончено и он откинулся на спину, Хэлли встала и ушла. Умиротворенная, подошла она к горе. Медведица-мать спала в пещере. Медвежонок, ковыляя, подошел к Хэлли и свернулся калачиком. Он запомнил ее и поджидал. Она погладила медвежонка, спела ему песенку и на время забыла обо всем, что с ней было и что ей еще предстоит. Вполне понятно, что Флинн испытал укол ревности, когда Хэлли покинула его. Повернувшись, он увидел ее спину и подумал: кого же она любит на самом деле?

Той зимой Хэлли Брэди спасла своих спутников от голодной смерти. Но вместо благодарности они, похоже, прониклись страхом, стали бояться ее, словно каждый из них был всего лишь человеком, а она — больше чем человеком. Женщины при ее приближении обрывали разговор. Мужчины откровенно сторонились Хэлли, и ее собственный муж в том числе. Но это не огорчало Хэлли, она не расстраивалась. Наоборот, при любом удобном случае старалась избавиться от их общества. Ее жизнь теперь протекала у горы. Хэлли нашла место, где могла укрыться, где иное царство кажется близким — вот только руку протяни. Скоро она и в темноте могла отыскать дорогу к горе.

Когда Гарри исполнилось семь лет, Хэлли испекла ему на день рождения пирожок из кукурузной муки и медвежьего молока. Весна была на подходе. Снег начал подтаивать, и на проталинах появилась болотная капуста — вполне съедобная, если варить ее подольше, а поднося ко рту, зажимать нос. В реке под истончившимся льдом вывелись молодые угри, их готовили в собственной коже, и мясо получалось очень нежным. На болоте — Хэлли назвала его болотом Дохлого мужа, о чем по секрету сообщила Гарри, — показались первые побеги дикой спаржи.

Флинн поджидал ее сразу за вырубкой. Он никогда не подходил так близко к месту их обитания. Они встречались всю зиму, и каждый раз после соития она убегала, предоставляя ему в одиночестве дивиться ее характеру. В тот день Флинн сказал, что медведи начали пробуждаться от спячки. Это значит, ему нужно возвращаться в Олбани, где у него — он только сейчас признался в этом Хэлли — осталась жена. Он любит Хэлли, по-настоящему любит, но ведь в горах можно только охотиться, жить он здесь не может. Хэлли прекрасно понимала, что Флинн не вернется к ней. Олбани очень далеко, а для того, чтобы ставить капканы, есть много мест и получше здешних. Хэлли не взглянула на него, когда он прощался. Она уже знала, что внутри у нее происходит что-то необычное. Но чего ради умолять его остаться? Оглядываясь назад, на зиму, которую они провели вместе, она понимала, что будет очень скучать.

Ночью Хэлли юркнула под одеяло к мужу. Он удивился, но не отверг ее. Хэлли надеялась, что Гарри в другом конце избушки не услышит, как хрюкает ее муж, но была рада, что шум, произведенный Уильямом, заставил Элизабет Старр высунуться с чердака, где она спала с супругом. Хэлли уповала на то, что одного раза будет достаточно, чтобы никто не сомневался в отцовстве Уильяма Брэди, когда на свет появится ребенок.

Хэлли еще раз сходила в пещеру. Повсюду виднелись следы и лужицы крови. Хэлли села и заплакала. Медведицу-мать убили прямо на пороге ее убежища и тут же содрали с нее шкуру. На земле валялись обломки костей. Хэлли чувствовала — ее сердце разбито. Она, как дура, поверила обещанию Флинна. А он — лгун, как и большинство мужчин. Всю зиму она прилагала нечеловеческие усилия, чтобы дожить до весны, а сейчас ей хотелось вернуть зиму навсегда. Уходя, Хэлли заметила другие следы — они вели прочь из пещеры, — следы медвежонка, который где-то бродит один. Она опустилась на колени, благодарная за то, что медвежонок остался жив.

Хэлли с головой ушла в работу, надеясь, что так будет меньше горевать о медведице. Остальные последовали ее примеру и стали проявлять не меньшее трудолюбие. Они сбросили с себя уныние и все лето работали не покладая рук. Скоро у всех на ладонях появились кровавые волдыри. Том Партридж оттяпал себе топором большой палец, но и это не убавило его пыл. Люди чувствовали прилив сил просто оттого, что остались живы. Каждое утро, встречая первые лучи солнца, они радовались своему счастью, вспоминали, сколько раз могли умереть.

К ноябрю, когда родились близнецы, каждая семья уже обзавелась собственным домом. Новые дома выстроились вокруг зеленого участка, который Хэлли и Гарри окрестили парком Дохлого мужа. Новорожденная дочка Хэлли была красавицей, с голубыми глазами и кожей, которая светилась здоровьем, а мальчик родился очень слабеньким. Казалось, у него не было сил дышать. Он не открывал глаз. Хэлли сразу поняла, что он не жилец на свете. Он прожил всего неделю. Хэлли настояла, чтобы его похоронили за домом, в саду, который она начала разводить летом, — так она будет знать, что мальчик рядом. После похорон Хэлли осталась в саду. Она не поддавалась на уговоры. Никто не мог зазвать ее в дом, даже Гарри. Она не взяла на руки дочку, не проглотила даже маковой росинки. Хэлли закуталась в платок, который перед отъездом из Англии подарила ей жена шляпника. На ногах были кожаные ботинки мужа, те самые, что она надела, впервые отправляясь в лес, поняв: ее путь — это путь пилигримов, которых не ведет никто, кроме собственной судьбы.

Весь день она промолчала, а вечером из сада послышался плач. Сюзанна Партридж зажала Гарри уши, потому что при каждом вскрике он тоже начинал плакать. Рэйчел Мотт сама недавно родила ребенка, поэтому взяла дочку Хэлли к себе и накормила ее. Она же дала девочке имя, потому что больше никто об этом не позаботился. Рэйчел назвала девочку Жозефиной, в честь своей матери.

Однажды вечером Гарри Партридж выглянул из окна в сад, который превратился в кладбище. Хэлли была там не одна. С ней был медведь. Гарри протер глаза. Вообще-то было уже поздно и очень темно. Тьма стояла кромешная, поднимался ветер. Гарри вспомнил тот случай, когда он принял за медведя, забравшегося на дерево, всего-навсего беличье гнездо. Он вспомнил, как долго все смеялись над ним, и отец тоже. Все это пришлось не по душе Гарри. Он винил себя за то, что их поселению дали такое название. Каждый раз, когда кто-нибудь произносил «Медвежий поселок», он думал, что это дразнят его. Он мечтал, чтобы место называлось как-нибудь по-другому, Нью-Бостон хотя бы. Это название не напоминало бы ему, каким он выказал себя дураком.