Грэм Джойс - Индиго Страница 3

Майклсон договорился, что Джек встретится с Луизой Даррелл в квартире на Лейк-Шор-драйв. У нее были ключи и от этой квартиры, и от римского дома. Она приходилась Чемберсу дочерью, Джеку — единокровной сестрой.

Джек однажды видел ее, минут десять. Это тоже было двадцать лет назад. Она маячила в стороне — одиннадцатилетняя девчонка, конопатая, с жидкими волосенками и скобами на неровных зубах. Насколько он помнил, они тогда и слова друг другу не сказали.

Прежде чем покинуть отель, он позвонил в свою лондонскую контору и оставил на автоответчике сообщение для миссис Прайс. Он где-то прочитал, что американцы ненавидят ходить пешком, и решил не брать машину до Лейк-Шор-драйв — просто чтобы показать этим зазнайкам: можно передвигаться и на своих двоих.

Если Чикаго создавал Господь, значит, что-то такое случилось с Его циркулем, транспортиром и логарифмической линейкой. В этой столице прямых линий, эрогенных кривых и обтекаемых углов экстравагантная соразмерность человека выглядит как прихоть, неправильность, почти шутка, оскорбление искусства планировщика; человек здесь — жаркий хаос в сердце холодной математики.

Чикаго будоражил. Хотелось шуметь на этих улицах, слышать эхо своего голоса, отражающееся от отвесных стен из стекла, стали и бетона. Выворачивая шею, Джек разглядывал монолиты высоких фасадов. Поблескивающие башни толпились на берегу озера Мичиган, как стая голенастых белых перелетных птиц, утоляющих жажду, — птиц, которые, возможно, разучились летать.

Не рассчитав расстояние, он опоздал почти на полчаса. Предупрежденный швейцар ждал его. Он поднялся на лифте, в котором ковер, зеркала и прочее были шикарней, чем в его доме на родине.

Луиза Даррелл впустила его в квартиру, и с первого взгляда на нее он испытал отнюдь не родственные чувства. На ней были отличного покроя бежевый костюм и дорогие с виду туфли на низком каблуке. Длина юбки балансировала на той волшебной грани между откровенностью и скромностью, когда еще сохраняется загадка. Он предположил наличие у нее превосходного вкуса. От Луизы пахло деньгами, словно она все время имела с ними дело; это был легкий аромат мягкой лайки, новых купюр и ощутимой отчужденности. Это был запах, который заставил его вспомнить, что у его плаща обтрепаны манжеты.

Он помедлил; непонятно, что говорить, здороваясь с сестрой, которую совсем не знаешь. Она безуспешно попыталась улыбнуться в ответ, нетерпеливо ожидая, когда он закончит извиняться. Прислонясь худыми лопатками к стене, она с легким пренебрежением искоса смотрела на него. Словно мерку снимала. Ладно, подумал он, англичанин никому не уступит по части холодности; получите, что желали, — со льдом.

Притворяясь, что осматривает квартиру, он уголком глаза разглядывал ее. В свою очередь Луиза изучающе смотрела на него. Когда он поймал ее взгляд, она отвела глаза.

— Что будешь делать с квартирой? — спросила она.

Он обратил внимание на то, что она плохо спит.

Морщинки вокруг глаз, припухшие веки, поблекшая кожа; что-то не дает ей спокойно спать по ночам. Что-то гложет.

— С квартирой? Придется продать. Вырученные деньги пойдут на разные вещи. Мебели тут, похоже, не много, да?

Квартира была обставлена в минималистском стиле. На окнах в гостиной жалюзи с электрическим приводом. На полу светлый шерстяной ковер; три больших дивана, нескупо обтянутых бирюзового цвета кожей. Еще были бар, внушительного вида стереосистема и несколько картин на стенах — по мнению Джека, чистое надувательство, обошедшееся хозяину в кругленькую сумму. Во всей квартире ни атома пыли.

Когда Джек полез проверять содержимое бара, Луиза посмотрела на него так, словно хотела что-то сказать. Но промолчала, только сжала губы, хотя глаза выдавали ее раздражение. Джек, решив еще позлить ее, опустился на один из диванов.

— Ненавижу этот цвет, — сказал он. — Почему бы тебе не присесть?

— Почему бы мне просто не отдать тебе ключи, тогда я могла бы уйти.

Джеку понравилась ее резкость. Он хотел расспросить ее о сотне вещей. Она была на десять лет младше его, и, насколько он знал, вырастил ее Чемберс. Он пытался сообразить, будет ли от нее польза в том, что ему предстоит, или она всего лишь папенькина дочка.

— Хорошо. Иди. Я еще останусь, есть кое-какие дела.

— Какие?

— Непростые, — отрезал Джек.

Он всегда обезоруживающе улыбался, когда грубил. Научился, работая с клиентами.

Луиза достала из сумочки две связки ключей. К каждой была предусмотрительно прикреплена бирка: «Чикаго», «Рим».

— Я имела в виду, что, наверно, есть парочка вопросов, в которых я могла бы помочь тебе разобраться.

— Ты видела завещание?

— Да.

— Тогда ты знаешь, что тебе причитается довольно приличная сумма, — сказал Джек.

Она надолго задумалась, прежде чем ответить:

— А с тобой он, конечно, мог бы обойтись и получше.

— Я не жалуюсь. — сказал Джек. — У меня не было ничего общего со стариком. Нам не хватало времени для общения. Я даже не уверен, стоило ли вообще связываться с этим делом; знаю только, что это с лихвой окупится, получу больше, чем у себя на работе.

— Ты в Англии что-то вроде председателя суда?

— Не совсем так. Послушай, спасибо, что помогаешь мне здесь. У меня есть твой телефон — могу я позвонить, если ты мне понадобишься?

— Разумеется.

— Кстати, старик… Как он умер?

Луиза отклеилась от стены.

— Ты еще не знаешь?

За ланчем Луиза постепенно оттаяла. Хотя Джек предвкушал, как закажет себе толстенный американский гамбургер, она, когда он сказал, что их расходы оплачиваются из наследства, выбрала японский ресторан. Оказалось, в восточном меню было больше тайны, чем в том, как умер Тим Чемберс; и в свои шестьдесят шесть он по-прежнему не мог жить, не нарушая приличий.

— Он умер в постели, в этой квартире. — сказала Луиза, отправляя в рот кусочек суши. — Он был с девицей двадцати одного года от роду, а ведь у него было больное сердце. С девицей случилась истерика. Она позвонила мне, я приехала. Вызвала врача. Врач сказал, что это инфаркт — и не первый.

— Что сталось с девушкой?

— До нее никому не было дела. Его кремировали — в соответствии с его волей. На похороны пришли сотни людей, хотя, думаю, большинство из них он или не знал, или не любил. Я ждала, что ты приедешь. Все-таки сын ему.

— Я ненавидел его. А ты разве нет?

Ресницы ее задрожали.

— Нет, вовсе не ненавидела, хотя чем ближе к концу, тем меньше уважения у меня оставалось.

— Так или иначе, я узнал, что он умер, только когда его кремировали. Не то приехал бы.

Джек рассказал, как в то время, когда он был студентом, их отец вдруг появился в Англии и сразу же опять исчез. Луиза слушала внимательно. Он мог бы рассказать ей больше, много больше, но решил умолчать об остальном.

По окончании университета Джек не смог сразу найти работу ни в Шеффилде, где учился, ни поблизости. Лучшие друзья один за другим исчезали из его жизни, пока он не обнаружил, что остался последним из своих грустных сокурсников, кто по-прежнему каждый вечер приходит в бар студенческого клуба. В порыве отчаяния он решил написать человеку, который так неожиданно появился в день экзамена.

В ответ — буря эмоций. Почему бы тебе не приехать и не пожить в Штатах, писал отец. В самом деле? Конечно, купи билет с открытой датой, мы постараемся, чтобы ты весело провел время. Джек сказал матери, что хочет провести полтора месяца в Штатах, с отцом. Ее чуть удар не хватил. Она умоляла его не лететь. Джек думал, что все это пустые слова, когда говорят, будто готовы на коленях просить, но артритные колени матери оставили вмятины на ковре. Она плакала. Заклинала. Говорила о Тиме Чемберсе чудовищные вещи, и в таких выражениях, что шокировала его.

Но Джек, решивший, что будет жить своим умом, улетел на серебристой птице на приемную родину отца, где тот, обитавший тогда в Нью-Йорке, принял его как юного принца. Сунул в руку согнутую пополам долларовую пачку — столько, сколько он в силах был истратить. Джек поселился в квартире отца и получил в свое распоряжение «бьюик» — «бьюик»! — чтобы кататься по городу. Еще он удивился, обнаружив, что отец, торговавший произведениями искусства, любил устраивать сборища с доступными молодыми красотками, а марихуаны — сколько душа пожелает. И что отец никогда не носил обуви, только в крайних случаях.

— Зачем нужно ходить босым? — спросил Джек.

— Зачем нужно ходить в ботинках?

Джек переждал неделю и спросил снова:

— Почему ты не носишь обуви?

Отец ответил с раздраженным видом:

— Допустим, нравится чувствовать, как земля вибрирует под ногами.

Больше Джек его об этом не спрашивал, ведь, несмотря ни на что, Тим Чемберс был отец что надо. Джек мог разговаривать с ним как с другом. Он был мудр, остроумен, чуток, к тому же прекрасный рассказчик. Побывал всюду, где только можно. Джеку достаточно было лишь заикнуться, как Тим доставал бумажник и отваливал зеленых. Им восхищалась вся молодежь, большей частью нью-йоркские художники, которые постоянно толклись в его квартире. Тогда-то Джек впервые заметил Луизу, которая, приехав на каникулы из школы-интерната, вертелась тут же, таращась на выходки взрослых парней. Но для Джека она была лишь пигалицей, не представлявшей никакого интереса. Так и пролетели полтора месяца в квартире, где было не продохнуть от дымка травки и запаха алкоголя, и последние четыре недели Джек все реже видел Тима. Веселья было даже с избытком.