Скарлетт Томас - Операция «Выход» Страница 3

Мальчики были еще хуже. Все они знали слова, которых Джули не понимала. На большой перемене они подходили к ней и говорили, к примеру: «А ты знаешь, что значит ебаться?» – и Джули приходила в замешательство. Она знала, что «ебаться» – грязное слово, но никогда не понимала, что же в точности оно означает; она знала только, что говорить его нельзя. Когда она призналась в этом, мальчики принялись дразнить ее еще сильней. Тогда Джули стала притворяться, будто знает, что значат эти слова, но мальчики были наготове и уличали ее, либо прося дать определение (она не могла), либо выдумывая слова, так что если она говорила, будто понимает, мальчики хохотали и говорили: «ты вручка-вонючка, потому что слова такого нету».

Все дети в школе обожали «Молодых» и после каждой серии весь день цитировали реплики персонажей. Но когда Джули решила присоединиться, нервничая и страшась насмешек, она запуталась и произнесла реплику Рика голосом Вивиана. Никто не засмеялся. Никто ничего не сказал. Ее даже не обозвали «уродкой» или «припадочной»; все просто уставились на нее со странным недоверием. Типа, бывают же дуры.

С первого дня она ходила домой в одиночестве, но говорила матери, что шла с Лиэнной. Джули стало казаться, что валяться мертвой в желтых полях не так уж и плохо.

Она с головой ушла в книги по астрономии, зоологии и математике, потому что уроки в школе были не очень-то увлекательны. Она и Люк стали лучшими друзьями. В одиннадцать лет Джули перешла в единую среднюю школу: засыпанная гравием площадка и спортивное поле, окруженное промозглыми кабинками для переодевания, задиры в мини-юбках, Раковый Уголок, соревнования «кто дальше плюнет» и спортзал – место, чреватое глубочайшим унижением, где Джули однажды пришлось делать зарядку в трусах, потому что она забыла дома спортивный костюм.

Джули сразу же записалась в кучу разных клубов, ибо это значило, что не придется выходить на улицу. На переменах и в обед она играла в шахматы и «Подземелья и Драконы», ставила химические эксперименты, занималась лепкой, а когда ни один клуб не работал, делала уроки где-нибудь в коридоре или туалете.

Если с домашним заданием покончено, а клубы закрыты, она принималась за головоломки, которые задавал мистер Бэнкс, учитель математики: трисекцию угла, квадратуру круга, удвоение куба или корень из – 1. Мистер Бэнкс, маленький умный садист, словно хотел одновременно наградить и наказать Джули за ее интерес к предмету. Почти все головоломки оказывались неразрешимыми, или выяснялось, что это – знаменитые теоремы, с которыми еще никто не справился. Однако он научил ее вычислять квадратные корни без калькулятора и показал, как с помощью логики и упорства решить почти любую задачу – или, по крайней мере, объяснить, почему она не решается. Джули это очень понравилось. Все истинно или ложно; возможно или невозможно; познаваемо или непознаваемо. Или так, или эдак. В математике была определенность.

У Джули не было друзей, но вообще-то она в них и не нуждалась: дома ее всегда ждал Люк. В школе никто не верил, что Люк существует. Как-то Джули сказала одноклассницам, что у ее лучшего друга – аллергия на солнце, и поэтому он не ходит в школу, но они заявили, что она врет и нет у нее никаких друзей – ни в школе, ни где угодно. Они сочли ее историю невероятной вдвойне: во-первых, ни у кого не бывает аллергии на солнце, а во-вторых, разве мальчики дружат с девочками?

Школа была дерьмо. Но школа – всегда дерьмо, если ты не такая, как все. Джули так и не поняла, почему она не такая, как все; просто знала, что это так. Может, людям, которые таращились, обзывались или отказывались с ней дружить, было известно, в чем ее изъян, но они не говорили. Никто не любил Джули, и она не знала, за что; ее лучший друг не мог выйти из дома из-за болезни, в которую никто не верил. Головоломки мистера Бэнкса, даже неразрешимые, были намного понятнее жизни.

Глава 3

В комнате слишком жарко. Люк включает вентилятор. Ему не разрешается открывать окно – даже ночью. На улице слишком много пыльцы, говорит его мать, и мотыльков с ядовитой пылью на крыльях – даже сейчас, в октябре.

Люк читает. С книгой в руках он себя чувствует почти нормальным, потому что читает точно так же, как другие люди, хотя некоторые сцены ему трудно представить. У него не получается играть в видеоигры, потому что во всех видеоиграх от тебя требуется путешествовать по обширной, невероятной стране. Люк знает только одно путешествие: туда-сюда по дому. Впервые сев перед экраном с телеприставкой, он начал нервничать и теряться – тем сильнее, чем дальше герой уходил от старта. Люк никогда нигде не терялся, и если потеряться в реальном мире так же страшно, как в мире воображаемом, тогда, возможно, оставаться в этой комнате вовсе не так уж плохо. Но Люк отдал бы что угодно, лишь бы выйти отсюда.

Книга, которую он читает сейчас, с тем же успехом может быть научной фантастикой. Действие происходит в офисе, и у Люка никак не получается это место вообразить. Читая, он почти всегда автоматически вызывает в памяти знакомые образы – дом, квартиру или поле, смотря по ситуации. Но все его патентованные декорации заимствованы из ТВ или фильмов. Если действие происходит в квартире, воображение Люка воспроизводит квартиру из сериала «Друзья».[9] Если на судне, Люк видит интерьеры «Титаника». Для Люка всегда будут несколько «Титаников» на выбор: старый (черно-белый), в «Техниколоре» (с людьми в одежде 50-х годов), застывший (на фотографии) и огромный голливудский (со всякими оскароносными знаменитостями). По идее, каждый образ соответствует реальному объекту, который Люк не может увидеть – что ж, если он не может его увидеть, объекта не существует. Нет никакого реального «Титаника» – одни картинки. Или так: есть несколько реальных «Титаников».

Люк не часто пользуется словом «реальный». Не говорит о «реальном мире», о том, что нечто «реалистично», и никогда не начинает предложений словами «на самом деле». Однако люди не замечают, что он странный – не страннее многих. Может, Джули замечает – но она сама немножечко странная. Долгое время Люк думал: а может, другие люди читают книги иначе? Когда он спросил Джули, она ответила, что всерьез никогда не задумывалась. Он упомянул одну книгу, которую оба недавно прочли – там был эпизод в больнице. Люк попросил Джули описать, как она представляет себе это место, и оказалось, что они видят две разные больницы. А может, спросил он, эта ее больница на что-нибудь похожа – ну, скажем, на больницу, где она побывала, или видела по телику, или в кино – и Джули типа ахнула и ответила, что это больница из «Несчастного случая»,[10] а она этого даже не осознавала. Так что, может, Люк не такой уж и странный.

Иногда ему снится, что он покинул комнату. Но место, куда он уходит, – это мир, составленный из телефрагментов, вроде фоторобота или теленарезок, что иногда показывают по «Ай-ти-ви» – телевидения о телевидении. Но Люк знает про фотороботы и теленарезки лишь потому, что видел их по ящику. И в конце концов, разве может ему присниться что-то другое? Он никогда не видел внешнего мира собственными глазами, а белые пятна приходится чем-то заполнять. Если б вы играли с Люком в «ассоциации» и сказали «машина», он ответил бы «Рыцарь дорог»[11] или «Кристина».[12] Он ни за что не ответил бы «улица», или «автобус», или «грузовик», или «мопед». Так что ему снится, будто он сбежал от телевидения, но побег происходит среди телевизионных картинок. Вот почему он запоем читает, вот почему хочет выйти наружу.

Джули однажды показала Люку книжку, в которую он не врубился, – гравюры Эшера. Люку непонятен внешний мир – или даже собственная жизнь, – как непонятен Эшер. Джули попыталась объяснить, что гравюры Эшера – «невозможности», оптические иллюзии, что лестницы на самом деле на такое не способны, они не могут вести вверх и вниз одновременно. Люк подумал: а почему? почему это лестницы на такое не способны? Джули очень расстроилась, никак не могла понять, почему до него не доходит, что этого не может быть. Но если бы выяснилось, что все лестницы вне дома ведут себя как на гравюре Эшера, Люк бы не удивился.

Разум Люка все не может найти подходящий образ для офиса. Ближе всего оказывается офис из американского телешоу о каком-то адвокате, общий план: суматоха, секретари, компьютеры, интриги и девицы, одетые в тонкие юбки от известных модельеров. Но образ не подходит для книги, и от главы становится неуютно, когда действие не вписывается в обстановку. В следующей главе речь идет о фабрике. Люк сдается. Что значит фабрика? Он видит большие печи девятнадцатого века, дым, курящих женщин с сетками на волосах, детей в лохмотьях. Откуда вдруг возник этот образ? Впрочем, он никуда не годится, и Люк закрывает книгу. Изображение фабрики можно завтра поискать в Интернете.