Антон Соловьев - Lubvi.NET Страница 3

Ее звали Яной, Яной Кортневой. Ей, как и мне, было семнадцать лет, и у неё, как и у меня, был ветер в голове. Она была небольшого роста, чуть полноватая, но зато уже с хорошо сформировавшейся грудью. У нее были длинные черные волосы, длинные черные ресницы, которыми она так любила хлопать, повергая меня в абсолютный восторг и смущение одновременно. Еще у нее был чуть вздернутый носик и пухленькие губы. В общем, на таких мальчишки не особо смотрят. В таком возрасте им нравятся высокие, длинноногие блондинки или игривые, веселые шатенки, или бесшабашные рыжие, с которыми не очень интересно встречаться, но зато так весело прогуливать какую-нибудь скучную пару. А Яна никому не нравилась кроме меня, и я, похоже, никому не нравился кроме нее.

Мы быстро нашли с ней общий язык, хотя, оглядываясь назад, общего-то по сути дела у нас ничего и не было, за исключением того, что оба мы были счастливыми студентами журфака МГУ, причем бюджетного отделения, что само по себе уже немало. Но тогда нам с ней казалось, что у нас все общее, что мы будто бы две половинки, которые стали одним целым. Мы иногда одновременно начинали говорить об одном и том же, нам нравились одни и те же предметы, мы испытывали презрение к одним и тем же сокурсникам. Мы дышали одним воздухом, воздухом пропахшей дорогими духами и сигаретами курилки журфака на втором этаже, где нередко коротали время.

Это вечная проблема молодых влюбленных. Им просто-напросто некуда пойти. На кафе денег нет, домой не пойдешь, там родители, будешь краснеть и стесняться, а после ухода девушки получишь кучу глупейших наставлений и комментариев. Полная свобода, стесненная лишь полным отсутствием материальных ресурсов. Так мы и жили. Я помню, как плевались сокурсники от средневековых рыцарских романов, как они ворчали, что дескать читать про Роланда и Зигфрида жуткая скукотища. И кому вообще нужны эти глупости про рыцарей и прекрасных дам, потому как это все неправда и глупости? А мы смотрели на эти книги совершенно другими глазами, глазами двух безумных влюбленных, которым было уже хорошо от ощущения, что любимый человек просто сидит в одной аудитории с тобой.

И мы от нечего делать читали с ней по ролям «Кольцо Нибелунгов», читали старый, толстый, потертый том «Смерть Артура» Томаса Мэлори, а потом смеялись над остроумной пародией Марка Твена. И она курила тоненькую сигарету не в затяг, чтобы просто казаться в моих глазах взрослей. А однажды мы залезли с ней на крышу одного старого дома и там целовались. И нам было здорово, и я чувствовал, что еще немного — и потеряю от счастья сознание.

Я читал ей наизусть Лорку, и Петрарку, и Хайяма, которого полюбил еще в школе. А она смотрела на меня восхищенными, огромными карими глазами и целовала меня в мочку уха, и о большем мы с нею даже и не думали. Нам и так было хорошо. И однажды она заплакала просто от счастья, когда в холодной зимний вечер мы шли с ней к станции метро «Охотный ряд» и я сказал ей, что вот прямо сейчас сниму с неба луну и подарю ей. И она просто заплакала, и слезы были как льдинки, и я слизал горячие капли языком, и мы обнялись и шли дальше вместе. И мы были счастливы, потому что у нас было свое маленькое королевство без лжи. Во всяком случае, так думал я.

Прошла первая сессия, потом пролетел короткий весенний семестр. А у нас по-прежнему все было прекрасно, мы любили друг друга самозабвенно, до полного исступления, мы делились каждой мелочью, мы доверяли друг другу самые страшные тайны. И нам одновременно было весело и грустно, мы почти одновременно смеялись и огорчались. И я абсолютно верил ей. Я даже не мог допустить и мысли о том, что она, Яна, существо из другого мира, где детей не воспитывают во лжи, может солгать мне. Такая мысль казалась мне кощунственной, и я чувствовал себя последним подонком, когда малейшее сомнение в честности Яны посещало меня.

И мы сдали вторую в нашей жизни сессию. Я, как водится, без троек, а Яна — на отлично. Она была очень умной девочкой, но не зубрилой, она просто схватывала все на лету, а еще умела доступным языком объяснять то, что заумными словами вещал лектор с кафедры. И она так ловко, так остроумно пародировала интонации разных преподавателей, что мы с ней смеялись до коликов.

Был теплый летний вечер. Мы сидели около памятника Ломоносову. Кто-то пил пиво, кто-то просто весело болтал. Были и те, кто плакал. Но такие быстро уходили. Всеобщее веселье их раздражало. Янка весело болтала со своей длинной и худущей подругой Натальей, при этом обе смешно жестикулировали. А я сидел с Пашкой, парнем из группы ТВ. Мы пили с ним одну бутылку пива на двоих, курили и разговаривали обо всем на свете.

Пашка был хорошим парнем. Только вот пить ему все-таки было нельзя. Даже совсем небольшая порция алкоголя превращала его в какого-то странного, безумного шута. Он то мог заорать во все горло, что наша группа самая лучшая на факультете, то начать прыгать по парапету на одной ноге. Еще он мог в таком состоянии полезть в драку. При этом он сам прекрасно знал, как на него действует алкоголь. И, похоже, стремился хотя бы немного побыть в состоянии какого-то странного исступления. Учился Пашка так себе, к тому же подрабатывал на каком-то кабельном канале и очень много прогуливал. Но сдавал все предметы исправно и всегда был согласен на тройку, если ее ставили автоматом.

Вот и сейчас он сидел, положив ногу на ногу, морщил нос, курил сигарету, и черные кудри его были мокры от пота. Буквально три минуты назад он как безумный скакал по скверику и кричал, что тех преподавателей, которые ставят оценки автоматом надо канонизировать. «Ей-богу, дурак», — подумал я тогда.

— Ну, чё смотришь, Андрюха? — обратился он ко мне — Чё ты свои зенки влюбленные вылупил на меня? — У него была такая манера говорить. При этом он ничуть не был агрессивно настроен.

Пашка хлопнул меня по плечу, вырвал у меня из рук початую бутылку пива и залпом допил ее. Взгляд его вконец помутнел, он начал глупо улыбаться, а потом начал морщить нос.

— Смотреть на тебя противно, когда ты выпьешь. Неужели сам не понимаешь, что дурак дураком становишься! — В то время мне ужасно нравилось читать другим нотации, и я даже не подозревал, насколько это неблагодарное, а главное — опасное занятие.

— Это мне на тебя противно смотреть, когда ты со своей Яной лижешься.

— Это почему же? — обиженно спросил я. — Завидуешь, что ли?

— Я?! Завидую?! — Пашка скорчил удивленную гримасу, а затем расхохотался. — Чему тут завидовать? Тут тебе посочувствовать надо, дураку. Но я тебе ща, блин, глаза раскрою. Ты сессию сдал? Хвостов нет?

Я утвердительно кивнул.

— Молоток! Тогда особо грузиться не будешь. — Он хлопнул меня по плечу. — И пойми, это тебе только на пользу.

— Ты вообще о чем, Паш? — Я не на шутку забеспокоился. Мне даже на мгновение показалось, что он помимо того что выпил, еще и накурился. Я внимательно посмотрел ему в глаза. Темно-карие глаза Паши поблескивали от возбуждения и небольшой дозы алкоголя, но зрачки были не расширенными. Он просто куражился и получал от этого удовольствие.

— Так сказать или нет?

— Что сказать, Паш? — не понял я.

— Так ты чё, правда ничего не знаешь?

— О чем?

— Ну, о том, с кем проводит свободное время твоя подруга. Да не может такого быть! Про Янку все знают, просто тебя жалеют, сочувствуют, типа, тебе. Думают, что лезть не надо, что это личное дело каждого. А я вот полезу, раз пошла такая петрушка.

— Куда полезешь? — Я силился понять, что происходит. Мгновенная догадка промелькнула у меня в голове, и мне стало по-настоящему страшно. — Что она траву пробовала? Я же ей говорил, чтобы не связывалась с этой Танькой! — Я с досадой сжал кулаки.

— Траву? При чем здесь трава? — на этот раз настал черед удивиться Пашке.

Он на миг задумался, а затем с его лица исчезли все напускные эмоции, кураж. Пашка снова стал тем самым Пашкой, который мне все-таки нравился.

— Так ты правда ничего не знаешь? Какие, блин, наркотики. Янка не такая дура, чтобы всякую дрянь пробовать, да и не будет она этого делать никогда даже из любопытства. Он вон даже шампанское на день рожденья выпьет полстаканчика и все. Так ты правда не в курсах? Слушай! — Пашка даже не хлопнул меня по плечу, а как-то легонько дотронулся. — Когда мне говорили, что ты вот такой, ну такой правильный, как рыцари из тех книжек по программе средневековой литературы, я не верил. Так ты и в самом деле не знаешь, что твоя Янка переспала с половиной нашего курса и со старшекурсниками некоторыми?

— Паша, ща в морду дам! — Внешне я оставался спокоен, но, видимо, какие-то необузданные эмоции все-таки отразились на моем лице, и Паша инстинктивно сделал шаг назад.

В семнадцать лет я не отличался особой накачанностью, однако восемь лет в секции по плаванию сделали свое дело, развив мне плечи и укрепив мышцы рук и ног. К тому же все знали, что я очень вспыльчив. Тем более прецедент драки почти в тех же лицах и в этом же месте был не далее как два месяца назад. И от моей расправы в прошлый раз Пашу спасла, как ни странно, Яна.