Елена Сазанович - Перевёрнутый мир Страница 3

Я-то думал, что законы жизни везде одинаковы. Что за зимой идет лето, за дождем – солнце, и на голых ветках появляются почки. А потом все умирает, чтобы родиться вновь. Но Марианны Кирилловны уже не будет никогда. Ее похоронили в большом городе, хотя она и считала это нелогичным. Мне почему-то все время казалось, что похоронена она именно здесь, в этих местах. Возможно, потому, что я оказался для нее единственным близким человеком на этой земле. Единственным, кто ее по-настоящему жалел и любил. Я вдруг понял, что могилы не там, где похоронен человек, а там, где его всегда будут помнить.

Вечером я сидел в сторожке и поминал домашним калиновым терпким вином свою костюмершу.

Ветер усиливался. Громко и настойчиво барабанил в окно резкий дождь. Тихо и печально выл Чижик. Вдруг раздался грохот фрамуги, посыпалось разбитое стекло, и я услышал на улице сильный треск. А потом в одну минуту все стихло. Я выскочил на крыльцо. Под окном лежал раненый ветром куст сирени. Талисман костюмерши. Я стал быстро срывать под не утихающим дождем ветки с цветами. А утром отнес еще влажную сирень на пригорок, где мы прошлым летом прощались с Марианной Кирилловной, и бросил букет на траву. В сиреневых цветах заиграло весело солнце. Мне по-прежнему казалось, что похоронена она была именно здесь. Потому что это логично. Я нашел цветочек с пятью лепестками и проглотил его. Но желания не загадывал. Это была по-прежнему ее сирень, и ее желание, которое она мне так и не раскрыла. Но которое все же сбылось, даже после ее смерти…

Почему именно теперь, глядя на испачканное золой лицо незнакомки, я вспомнил костюмершу? Наверно потому, что девушка, как и Марианна Кирилловна, пришла из того, другого, непонятного и нежеланного мира. И пыталась, сама не ведая того, меня им заразить.

– Вы испачкались, – улыбнулся я девушке.

Она с аппетитом, как и положено на свежем воздухе, поглощала картошку с сочными помидорами и кусочками нежной грудинки.

– Ничего более вкусного в жизни не ела, – по-детски сказала она, угощая остатками сала Чижика. Но тот почему-то заупрямился и не брал из ее рук.

– Вот и все, – я затушил остатки костра и убрал мусор в рюкзак. – Идемте, я вас провожу.

Мы вышли на широкую лесную тропу. Нам было не о чем говорить, ведь мы были совсем незнакомы.

– Ну что ж, тогда познакомимся, – ответила на мои мысли девушка.

Я узнал, что ее зовут Лида, что она студентка театрального, что приехала сюда впервые, по настойчивой рекомендации бабушки.

– Вы бы знали, Даник, как она расписывала это место! Словно это маленький рай в окружении бесконечного ада.

– Вы разочарованы?

– Не знаю, – девушка пожала плечами, – еще не знаю. В любом случае, отдых есть отдых. Хотя, признаюсь, здесь скучновато. Местечко больше подходит для одиноких старушек.

– Я, в общем-то, не одинокая старушка. Но скучно мне никогда не бывает.

– Ну… Вы ведь вынуждены здесь жить. Это ваша работа.

Это моя работа. Охранять все живое и беззащитное. Но никто меня не принуждал. Впрочем, Лиде я не ответил. И молча протянул руку на прощание.

– Желаю вам приятного отдыха.

– Вы так говорите, словно мы никогда больше не увидимся.

Не знаю почему, но я действительно не хотел с ней больше встречаться. Мой внутренний, почти звериный инстинкт подсказывал, что от этой девушки нужно бежать. И как можно дальше.

– Вы разве не пригласите меня еще раз поужинать в вашем лесу? – обиделась она. Видно, эта девушка никогда не знала отказа.

– Я ужинаю в основном дома. А это… Чистая случайность. Скорее, прихоть моего разбалованного пса.

Девушка пожала плечами и, капризно хмыкнув, скрылась в дверях пансионата. А я облегченно вздохнул. Домой, скорее домой. И Чижик радостно побежал впереди меня, словно указывая правильный путь.

Но этот вечер не обещал быть спокойным. Дома меня поджидала Валька. Словно маленький пушистый зверек, она свернулась калачиком в углу старенького дивана. В моей избе было прибрано, свежо и аппетитно пахло жареным мясом – дело ее рук.

– Привет! – крикнул я ей.

Она вскочила с места и радостно бросилась ко мне навстречу.

– Данька! – закричала она. – Где ты был, гадкий разбойник! Я жду тебя целую вечность!

Чижик бросился к Вальке, лизал радостно ее ноги, высоко подпрыгивал на месте. Он ее очень любил.

Я, пожалуй, впервые не обрадовался появлению Вальки и осторожно освободился из ее цепких рук. Черт, ну и вечерок выдался. Ведь хотел же побыть один, со своими мыслями, так нет, целая вереница непрошеных гостей.

Валька обиженно надула губы и уселась на прежнее место. Мне стало стыдно. Она славная, милая девчонка, почти ребенок, и главное, по уши влюблена в меня. И мой звериный инстинкт в который раз подсказывал, что жениться мне нужно только на ней. Для каждого нарисована линия судьбы, и важно увидеть эту линию, идти по ней и никогда не отступать в сторону, тогда судьба и получится, возможно. Моим домом был лес, моими друзьями – звери и птицы, а моей женой должна стать непременно Валька.

Я уселся рядом с ней и ласково взял ее за руку.

– Ну же, Валенок, не дуйся.

Вальку я знал совсем ребенком. Она росла у меня на глазах, этакий сорванец: похожая на мальчишку, спортивная, ловкая. Она жила в соседнем поселке и была дочкой местного доктора Кнутова. Хотя совсем не походила на дочку доктора. Она лазила, как кошка, по крышам и деревьям, не раз срывалась и падала. Приходила домой в ссадинах и царапинах. Сколько помню, непременно на ее руках и ногах красовалась зеленка, которая словно превратилась в родимые пятна этой взбалмошной девчонки. Когда я вернулся из армии, то поначалу даже не узнал ее. Валька – всего за каких-то жалких два года – превратилась в хорошенькую девушку, хотя по-прежнему напоминала мальчишку. Маленькая, крепкая, с взъерошенными короткими волосами и россыпью веснушек на круглом лице. И все же она была другая. Узнал я ее по зеленым пятнышкам на острых коленках. Я часто ловил на себе ее жадный, горящий, почти взрослый взгляд. И не скажу, что он оставлял меня равнодушным. При виде нее не раз стучало мое сердце и не раз горели ладони. Доктор Кнутов сразу все понял и однажды, появившись в сторожке, откровенно и без лишних предисловий заявил:

– Я вас очень уважаю, Даниил. Я знал вашего отца, вашу мать. У вас были очень честные, порядочные родители. Поэтому… В общем, Валечку я очень люблю. И конечно, хотел, чтобы она шла по моим стопам. Но вы знаете, какая это упрямица. Она мне заявила, что хочет жить в лесу, с вами. И ничего ей больше в жизни не нужно. Впрочем, я уважаю ее мнение, которое, кстати, может перемениться. Ведь жизнь не стоит на месте. И поэтому, если она так хочет… К тому же она неважно закончила школу и вряд ли сможет осилить такую сложную науку, как медицина. В общем, Даниил, как вы решите. Я вижу, вам моя дочь нравится. Но я, знаете ли, человек старой закалки и, возможно, по нынешним временам слишком устаревших взглядов. Поэтому только если вы на ней женитесь… На другое я не согласен.

– Мне нравится ваша дочь, Андрей Леонидович, – так же откровенно ответил я ему. – Но, думаю, она еще слишком молода. И действительно, все может измениться. В общем, я ничего дурного никогда ей не сделаю и не обижу ее. А там будет видно. Ведь мы почти друг друга не знаем. Только по детству. А тогда все было по-другому. И мы были совсем другими…

Таков был наш короткий разговор с доктором. А Валька, узнав про него от отца, тут же принялась делать все, чтобы мы узнали друг друга получше. Она часто бегала ко мне. И вовсю изображала из себя хорошую хозяйку. Впрочем, она таковой и была. Жизнь вдвоем с отцом ее многому научила.

И теперь, глядя на россыпь мелких веснушек, копну лохматых волос, дешевый ситцевый сарафанчик в мелкую клетку, я почему-то невольно сравнивал ее с Лидой. И сравнение было далеко не в пользу Вальки. По сравнению с Лидой она выглядела слишком уж простовато, что ли. Хотя это было нечестно, несправедливо по отношению к ней. Валька – дитя природы, рожденное в этих полях и лесах, дитя поселка с его простенькими кирпичными домами. А природа не может быть усложненной. Природа всегда проста. И если смыть с Лиды краску, подстричь волосы, нарядить в деревенский сарафан… Она все равно останется Лидой. Потому что она из другого мира, сложного, непонятного и напыщенного. А это уже будет не в ее пользу.

Я виновато похлопал Вальку по разбитой коленке, замазанной зеленкой.

– Опять упала, Валенок? И когда ты только повзрослеешь?

Валька, не ответив, зашмыгала громко носом.

– А от тебя чем-то пахнет.

– Печеной картошкой. Мы тут с Чижиком поужинали в лесу. Пойду умоюсь. – Я привстал с места, но Валька с силой потянула меня за ветровку.

– Нет, не картошкой. Чем-то незнакомым, – она вновь зашмыгала носом. – Чем-то таким холодным, слишком красивым, почти неживым, что ли.

– Да ну тебя! – Я все же вырвался из ее цепких рук и резко встал с места, чтобы она не заметила моего смущения.