Анна Йокаи - Что с вами, дорогая Киш? Страница 3

Морелли втиснулся в переполненный трамвай. Вообще-то смешно, что он женился на учительнице. Маргит преподает химию. Цирк она ненавидит. А его все-таки полюбила. «Ты не такой, как они, тебя ждет большое будущее» — любимая ее фраза. Куда ж больше? Его и так вся страна знает. Машина у них тоже есть. Сейчас в ремонте. Потому он и опаздывает.

Не сегодня завтра придет новенький, какой-нибудь начинающий. Крегер ушел на пенсию. Тони остался, у него все по-прежнему. Отличный был клоун десять лет назад в паре с дядюшкой Пали, бегемотом. После того как дядюшка Пали умер от тромба, Тони стал объезжать на земном шаре манеж, выставляя напоказ афишки с названием номеров. В прошлом году на пятидесятом представлении он поскользнулся, упал плашмя и расшиб голову. С тех пор не может удержаться на шаре. Но ни в какую не отступается… Скоро всех с ума сведет своим упорством. Никак не хочет примириться с тем, что вынужден на своих двоих обходить манеж.

Начало сезона всегда кошмар. Все как ненормальные. К тому же говорят, будто повысят ставки. Директору вечно подавай новое. «Тащите свежие идеи, ребятушки, свежие идеи…» Но по-настоящему новое вряд ли кто придумает. Если только он вылезет со своими птицами.

«Надо было взять такси, — подосадовал Морелли, — теперь опоздал». В пять минут пятого он вышел из метро. «Вечером не лягу, пока еще раз не продумаю номер. Реквизит, конечно, обойдется недешево, но оно того стоит».

В этом году, видно, последняя жара. В помещении будет еще душнее.

Морелли удивился. Арена освещена, но никто не работает. Пахнет песком и ковром. Он потянул носом. Еще какой-то чужой запах. Нафталин, точно нафталин!

Униформист дядюшка Марко сообщнически ему подмигнул.

— Добрый день, господин артист. Не опоздали, не беспокойтесь. Все еще в уборных. Новенький явился, господин Карчи с ним занимается.

Господин Карчи! Так называемый режиссер! Даже служители понимают. Значит, новенький? Тогда они все в общем зале.

Морелли порадовался. Он устал от замечаний.

В зале на его приветствие едва ответили. Все толпились вокруг Карчи и новичка. Лицо Карчи пылало красными пятнами, словно тело белокожих девушек после горячей ванны и мыла. Судя по всему, он был взбешен.

— Вы даже училища не кончали? — спрашивал он стоящего перед ним юношу. Тот не ответил, лишь отрицательно помотал головой. Ну и тип! Морелли тоже невольно почувствовал раздражение. Парень был не так уж и молод.

— Ему все тридцать будет, — неодобрительно прошептала Стелла и с чувством собственного превосходства тряхнула головой.

Напялил темно-синий костюм, темно-синий, в этакое пекло! Двубортный! Такие, с острыми лацканами, лет двадцать назад носили… а на ногах вдобавок бежевые туфли. Стоит в почтительной позе, будто крестьянин перед судом… однако есть в нем что-то развязное! Ага, конечно, рука в кармане! Ну что, скажите, за манеры? Каким ветром его сюда занесло?

— Но все-таки… кто вас аттестовывал, вас кто-нибудь видел? — с надеждой спросил Карчи. Вдруг он просто аферист, и можно дать ему пинка под зад.

— Видели, — ответил новенький, и Морелли еще пуще разозлился, услышав его голос. Покорный, тихий, далекий. Словно не он сам говорил, а радио у него в животе. — Многие видели… Товарищ Ковалич видел и еще… — Он перечислил имена. Всего двенадцать. Потом опять замолк, будто кто-то щелкнул выключателем у него внутри.

— Так… значит, видели. И у директора вы были… Ступайте, дети мои, дайте поговорить с коллегой… — нервно выкрикнул Карчи. Но никто не двинулся с места.

— Какую вы кончали школу?

— Классическую гимназию.

Все опять застыли в изумлении. Этот? Гимназию?

— И… где же вы работали до сих пор? — Карчи потеребил на носу очки.

— В Ниредьхазе, Дебрецене, Шашхаломе, Будапеште и Сечёде, — послушной скороговоркой перечислил новенький города. На лице его не дрогнул ни один мускул. Рука так и оставалась в кармане. Все-таки он ненормальный!

— В коллективе каком-нибудь?

— Нет, не в коллективе, — ответил этот субчик и наконец вынул руку из кармана. Боже, какие патологически длинные пальцы!

— Не в коллективе.. Так, от случая к случаю.

— Черт!.. — не удержался Карчи. — Ну и что же вы умеете? В чем оно заключается, то, что «многие видели»? Что вы хотите у нас делать?

— Это вы режиссер! Вам лучше знать, — сказал новенький. Руку он опять сунул в карман. В уголках рта заиграла пренебрежительная усмешка.

«Хулиган! Он просто хулиган!» — удовлетворенно подумал Морелли.

Карчи взревел:

— Попрошу не забываться!

Хулиган удивленно сдвинул брови. Словно не понимая. Потом махнул рукой.

— Я канатоходец. Знаете… Туда-сюда, туда-сюда… — и он показал рукой, — по веревочке…

Карчи хмыкнул. Парень счел беседу оконченной и, отойдя в угол, сел. Поджал под себя ноги, будто малое дитя.

— Ну хватит, начинаем репетицию, — захлопал в ладоши Карчи. — Я позову вас, когда дойдет очередь… вас… как зовут?

Новенький вскочил, поклонился, словно самый что ни на есть благовоспитанный юноша.

— Петер Крона…

— Ваше сценическое имя, господин артист! Сценическое… — кругом захихикали.

— У меня нет, — сказал Петер, — да и не нужно. Просто Петер Крона… Важен ведь не жаворонок, а песня, как известно…

Карчи был уже в дверях и оттуда обернулся.

— Что такое? Что там еще с жаворонком? — устало переспросил он и покрутил пальцем у виска.

Морелли тоже оглянулся. Петер Крона. Туда-сюда по веревочке… Сидит в углу с самым простодушным видом! Это он притащил с собой запах нафталина, это чучело жаворонка… Этот хулиган, или пижон, или просто хам… Этот черт его знает кто такой.

— Нет, прислать за три дня до премьеры! — шипел Карчи. — Все готово, афиши расклеены. Программа составлена, куда я его ткну?

— А что говорит старик? — поинтересовался Морелли. Все стояли за кулисами. Курили. Крона остался на манеже. Хотел сначала один попробовать с новой аппаратурой. Он ничего не принес с собой, только растрепанный трос да два крюка. Хорошо, что у них все есть. Тросы разной толщины, натягивающиеся между отличными пьедесталами. Мальчишка как в рай попал.

— Так что сказал старик?

— Ну что он мог сказать? Велел включить в программу, уверял, что останемся довольны. Просил не сердиться, что поздно сообщил, так уж вышло. Словом, как обычно.

— Еще вопрос, может ли он вообще что-нибудь?

— Даже если может… сколько еще придется с ним мучиться, чтобы выпустить на манеж. Если он действительно может что-то такое, с чем нам не стыдно выйти — и в этом «нам» было все: лучший коллектив страны, самый красивый цирк с наисовременнейшим оборудованием. — Мы здесь не в бирюльки играем.

Морелли выпустил дым. На сей раз он был согласен с Карчи.

— Чего и ждать, если артисты сами ничего не решают, — с горечью обронил Карчи. — В цветник в сапогах не лезут… — Он не упускал случая произнести эту фразу в подобных обстоятельствах. Бывало, получал по носу. Но Морелли он не боялся. До известной степени даже уважал его. Человек образованный, учился в университете, если с умом укрощать его фантазии, получаются классные номера. После нескольких его удачных трюков публика прямо-таки неистовствовала.

Морелли отвел глаза от Карчи и улыбнулся.

«Артисты… Бедный ты мой артист… — подумал он. — Дай артистам власть, разве было бы лучше? Вот уж когда действительно новому каюк… Ведь они патологически боятся всего непривычного. Их мнения не выходят за рамки общепринятого. Они еще могут простить, если кто-то прыгает выше, но если по-другому — никогда. А тут пришлось бы переступать через себя…» Морелли едва не растянулся на полу: мяч Тони скользнул ему прямо под ноги.

— Вы и тут за свое, пугало вы огородное? — Он сразу же пожалел. Не надо было. К счастью, Тони, кажется, не расслышал или не понял, потому что приветливо кивнул и покатил мяч дальше. Он едва мог обхватить переливающийся всеми цветами радуги шар. Задвинул его в угол и попытался залезть там, упираясь спиной в стену, вдруг получится. Стелла время от времени рассеянно поглядывала в его сторону, словно на перебирающую лапками муху, хорошо хоть оставили в покое, пусть старается. Бедный старик.

«Интересно, — размышлял Морелли, отряхивая брюки, — в нем совсем нет зависти. Стоит во время выступлений у главного входа, от души хлопает, кивает. Видно, что искренне рад чужому успеху…» Морелли даже растрогался.

Катока-Каталина, фея-джигит, хватила его по лопаткам.

— Послушай, приятель…

У Катоки все были приятелями. Морелли всегда поражался, как может эта коренастая, большеногая, большерукая, волосатая девица так легко порхать над крупом лошади. Он спросил ее однажды: «Как тебе это удается, Катока?» Она рассмеялась: «В поместье отца я в свое время без седла ездила. Приходилось и лассо бросать. Так что мне все нипочем…» Старики рассказывали, что Катока начинала свою трудовую деятельность в конце сороковых служителем при лошадях. Вон откуда вознеслась. Жаль, что она скоро состарится.