Леонид Зорин - Обида Страница 3

Тут можно читать бесплатно Леонид Зорин - Обида. Жанр: Проза / Современная проза, год неизвестен. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте «WorldBooks (МирКниг)» или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Леонид Зорин - Обида

Леонид Зорин - Обида краткое содержание

Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Леонид Зорин - Обида» бесплатно полную версию:
Зорин Леонид Генрихович родился в 1924 году в Баку. Окончил Азербайджанский государственный университет и Литературный институт им. А. М. Горького. Автор многих книг прозы и полусотни пьес, поставленных в шестнадцати странах. Живет в Москве. Постоянный автор «Нового мира».От автораПредлагаемое произведение, по странной случайности, «юбилейное»: десятая публикация в «Знамени» — первой из них была «Тень слова» (1997). И вместе с тем роман «Обида» — заключительная книга трилогии «Национальная идея», начатой «Странником» («Советский писатель», 1987), а также в двухтомнике «Покровские ворота» («Дрофа», 1993) и продолженной «Злобой дня» («Слово», 1991; «Дрофа», 1993, и в двухтомнике «Проза» в издательстве «Время», 2004). Герои «Обиды», как действующие в ней (Бурский, Ростиславлев, Мамин, Камышина, супруги Ганины), так и лишь упомянутые (Денис Мостов, Ромин, Конти), фигурируют в первых романах трилогии.

Леонид Зорин - Обида читать онлайн бесплатно

Леонид Зорин - Обида - читать книгу онлайн бесплатно, автор Леонид Зорин

На улице Греков грустно вздохнул:

— Сладостный дом — уходить не хотелось. Я только в книжках читал о таких.

— Традиционность — хороший тон, — сказал меланхолически Бурский. — Особенно в наше стебное времечко.

— Хотел бы я жить в этаком гнездышке, — мечтательно проговорил Женечка. — Плавно, сторожко и неторопко. Чтобы, достигнув зрелой поры, иметь гармонию в психосфере и сходную Александру Георгиевну. Ароматическое существо. Дышит духами и туманами. Я позавидовал нынче Ганину.

— Кто не мечтает о мире в душе? — откликнулся Бурский. — А Ганин… вы правы — Ганин умеет оказаться в нужное время в нужном месте.

Реплика эта, не слишком внятная, имела — Женечка это почувствовал — второе дно. За нею скрывалась своя история отношений.

3

Прошло приблизительно две недели, и Бурский сообщил подопечному: звонок от Александры Георгиевны. Все получилось, Мария Викторовна позволила Женечке с нею связаться. Вот ее телефонный номер.

— Долго же она размышляла, — буркнул молодой человек. — Видимо, наводила справки, насколько я чист и благонадежен.

— Похоже, рентген благоприятный, — задумчиво согласился Бурский.

Мария Викторовна Камышина жила в однокомнатной квартирке в доме, неотличимом от прочих, почти на самом краю Юго-запада. В крохотной прихожей на вешалке под шапкой-кубанкой висел овчинный слегка приталенный кожушок. Женечка поначалу решил, что есть еще один визитер, потом он понял, что амуниция принадлежит самой хозяйке.

Ей было немногим больше пятидесяти, она была тоща и черна. Темными были не только волосы, впрочем, в островках седины, темными были и впалые щеки, и страстные угольные глаза. Казалось, она почернела однажды от неких жестоких душевных бурь. Женечка понимал, что Камышина старше Александры Георгиевны лет на пять, не больше, и все же казалось, что это совсем не та генерация.

Комната была ей под стать — монашеский, аскетический стиль. Решительно ни одного постороннего, необязательного предмета. Стол в центре, рабочий столик у стенки под четырьмя книжными полками. В углу небольшой иконостас, узкая девичья кровать. Над нею висела фотография — единственная во всей квартире — сухое нахмуренное лицо с жесткими задубелыми скулами, с мрачным неуступчивым взглядом.

— Хотите чаю? — спросила Камышина.

Женечка вежливо отказался.

— Может быть, чего-то покрепче?

Женечка отказался вновь.

— Я вижу, вы деловой человек, — Мария Викторовна усмехнулась. — Ну что же, перейдем прямо к делу. Должна сказать, я бы с вами не встретилась, если бы не была согласна с вашей исходной установкой. О движении должно быть написано, и по возможности объективно. В нашей свободомыслящей прессе вряд ли появится трезвая, честная и непредвзятая статья на кровоточащую тему, однако же, сохраним надежду.

— Но у движения есть своя пресса.

— Это не то, — сказала хозяйка. — Нетрудно убедить убежденных, эта заслуга невелика. Самое грустное и обидное — «своя пресса», как вы изволили выразиться, искусно сдвинута на обочину, и тут есть собственная вина: квалификация публицистов этих униженных изданий невысока. Что тут поделаешь? Чувство выливается в крик. Полная неспособность к анализу. Необходимо сделать попытку поговорить о самом насущном, пусть и в недружественном органе. Пусть в дискуссионном ключе.

— Вы сами никогда не пытались? — спросил ее Женечка осторожно.

— Нет. Тут есть несколько обстоятельств. Прежде всего я — не в движении. Я — военный поэт, я связана с армией, а она обязалась быть вне политики. Согласна я или не согласна, я не могу ее подставлять. Кроме того, я не поддерживаю этакий подпольный характер, который придают своей деятельности некоторые горячие головы. Силу, которая может стать массовой, просто лишают этой возможности. Чуть ли не тянут ее в нелегальщину. Вы обратились ко мне за помощью — это глубоко ненормально. Обидно, что необходимы посредники.

Греков взглянул на Марию Викторовну и с интересом и с удивлением.

— Я уважаю смелых людей, не убоявшихся бремени лидерства, — сказала Камышина, — но между нами есть, к сожалению, разногласия, я говорю об этом прямо. Когда ситуация созрела, она обязана быть прозрачной. Нет места для игры в конспирацию. В высших эшелонах страны есть некие двуликие Янусы — они навязывают движению нынешний маргинальный образ. А те, кто ответствен за этот образ, не видят, что ими манипулируют.

— С какою же целью? — спросил ее Женечка.

— Цель очевидна, — сказала Камышина, — держать на коротком поводке, как говорится, обе стороны. Ясно, что если не видно людей с идеей, с мессианской мечтой, а есть какое-то хулиганье, то не о чем толковать, нет темы. И вместе с тем, создается фантом для устрашения забугорья и вестернизированной сволочи отечественного производства. Тайный же замысел — эту силу держат в загашнике, про запас. Мало ли как повернется дело! Вот эта иезуитская тактика невыносима и унизительна! Мне говорят, что я поэт, что у меня слишком тонкая кожа, что нужно уметь таиться, ждать и, если это необходимо, уметь сыграть шутовскую роль. Что мне ответить? Лишь то, что хитрость — это оружие обреченных. Оно поражает самих хитрецов. В истории довольно примеров, что там, где трагедия борьбы, там мелкотравчатости нет места. Да, я поэт. Но — военный поэт, это я вам уже говорила. Армия, горячие точки меня научили главной истине: в критический миг мы обязаны действовать. Если мы этот миг упускаем, заговорим его, задискутируем, можно, как говорят молодые, слить воду и линять с дискотеки.

По ходу речи она взволновалась, и доктринерская интонация, звучавшая поначалу в голосе, была отставлена за ненадобностью. Глаза Камышиной воспламенились, щеки, казавшиеся засурмленными, неожиданно разрумянились. И чуть нараспев, словно с усилием, словно выталкивая слова, она негромко пророкотала:

— Если рассвет дышит грозой, это твой день, поэт. Это твой день пахнет кирзой. Запаха слаще нет. В пепле и прахе моя тропа. В пекло зовет труба.

Она усмехнулась.

— Вот и стихи. Поэта хлебом не корми, дай угостить своими рифмами.

— И я вас благодарю, — сказал Греков. — Благодарен и Александре Георгиевне. Если бы не ее доброта…

— Да, она доброе создание. И отношения у нас добрые. Как видите, я ей не отказала, и мы беседуем с вами нынче. Но… не хочу вас вводить в заблуждение — объединяют нас воспоминания, а это своеобразная связь. Она и прочная, и эфемерная.

Мария Викторовна помолчала. Лицо ее снова потемнело.

— Нас окружают и сопровождают всякие милые банальности, — она покачала головой. — «Учтивость, сдержанность, воспитание». Сословная визитная карточка. «Благожелательность — безусловно, свидетельство хорошего тона». В том же ряду — привычная фишка: «Александра Георгиевна — добрая женщина». В каком-то смысле все так и есть. Она беззлобна, она порядочна — кстати, ее любимое слово — но мы существуем с ней в разных стратах. Этот ее великий отец, артист и консерваторский идол, этот ее образцовый дом… эта привычка к благополучию… и эта тяга к коллекционированию известных мужчин… бог ей судья. То знаменитый нейрохирург, то ваш собрат по профессии Бурский, то, наконец, ее композитор. Я вспоминаю Дениса Мостова, он мог пересоздать наш театр, вывести его на дорогу, влить в него свежую чистую кровь. Это был истинно русский талант. Но рядом была Александра Георгиевна, и… все это драматически кончилось. Впрочем, запоздалыми вздохами и не поможешь, и не воскресишь. Дениса давно нет на земле.

Помедлив, она произнесла:

— Я не должна была так говорить. Это может быть неверно воспринято. У журналиста приметливый глаз — вы уже поняли: я одинока. Нет, я ни в чем ее не виню — таков уж рисунок всей ее жизни. Каждый определяет свой путь. Теперь это все неактуально, но и в соловьиную пору я понимала, что есть партнерство и есть моя личность — одно с другой несопрягаемо и несовместно. Несколько счастливых конвульсий слишком высокая цена за отречение от себя. Я не была на это согласна. Мой мир изначально не фаллоцентричен. Я отказалась от личной жизни. Личная жизнь преходяща, а жизнь государства священна, ибо без него нет истории. Меж тем, оно трещит на всех стыках, во всех раскалившихся сочленениях, во всех расползающихся узлах соединения сосудов.

— Взвалить на себя такую ношу — это не всякому дано, — Женечка Греков не то посочувствовал, не то восхитился. — Совсем не всякому.

— Я спрашивала себя не однажды, посильна ли она для меня, правильный ли был сделан выбор. Но, видимо, тут не было выбора. Впрочем, все то, что я вам говорю, выстрадано не мною одной. Есть люди громадного масштаба. Они помогли мне определиться.

«Ну наконец, — подумал Греков. — Был убежден, что она ретранслирует главного гуру. Вижу цель».

— Есть исторический проект нашей национальной судьбы, который должен быть воплощен, — проговорила Мария Викторовна. — И независимо от того, нравится это или не нравится кому-то из наших соотечественников. Россия, конечно, все перемелет, но «божьи мельницы мелят медленно», и надо ускорить их вращение. Вы сделаете важное дело, если изложите в вашей статье смысл и суть чужой вам позиции.

Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы
    Ничего не найдено.