Андрей Бондаренко - Гусарские восьмидесятые Страница 3

Пройдёт всего лишь полгода, и всё усреднится, все станут братьями — с общими интересами, предпочтениями в одежде, сленгом.

А пока — ленинградцы сгруппировались по правую сторону от входа в аудитории, приезжие — по левую.

Я, если посмотреть так — местный, если эдак — приезжий. Но, поскольку тусуюсь с Лёхой-каратистом, прибиваюсь к ленинградским.

И, вдруг, ровно по центру разделяющего группировки коридора появляется неожиданная, по-книжному брутальная — фигура.

Среднего роста блондин с шикарным киношным пробором посередине модной причёски, обладатель тяжёлого, волевого, опять таки — киношного — подбородка.

Одет — в чёрную классическую тройку, белоснежную рубашку со стоячим воротом, кроме того — шикарный галстук яркой попугайской расцветки и — нестерпимо блестящие, чёрные, явно импортные — туфли. На лацкане пиджака — ромб, свидетельствующий об окончании какого-то спортивного техникума, рядом — громоздкий значок с надписью: «Мастер спорта СССР».

— А это что ещё за ферт такой? — достаточно громко, не таясь, спрашивает Лёха, никогда — с момента нашего знакомства — не уличённый в тактичности и трепетности.

Ферт, оглядевшись по сторонам, и, как будто услыхав Лёхин вопрос, тут же направился в нашу сторону.

Подойдя практически вплотную, и глядя только на Лёху — сугубо в глаза, заезжий щёголь пальцами на лацкане пиджака — противоположном тому, где красовались вышеописанные регалии — начинает показывать знаки, вынесенные из отечественных фильмов об алкашах — мол, давайте-ка, сообразим на троих.

Сюрреализм и импрессионизм в одном флаконе — ну никак не вяжется строгая черная классическая тройка с такими ухватками.

Но, Лёха у нас — кремень, и глазом не моргнув, он тут же, элегантно подхватив меня под локоть, начинает перемещаться в сторону мужского туалета.

Щёголь неотступно следует за нами.

В туалете, наш новый брутальный знакомый ловко извлекает из брючного кармана непочатую бутылку коньяка — пять звезд, за две секунды крепкими белоснежными зубами расправляется с пробкой, одним глотком опорожняет ровно треть, занюхивает рукавом, и, протягивая бутылку с оставшимся содержимым Лёхе, представляется:

— Кусков, Мастер Спорта СССР по конной выездке, дипломированный спортивный тренер, к Вашим услугам, господа!

Передавая друг другу бутылку, допиваем коньяк. На безымянном пальце нашего нежданного собутыльника — обручальное кольцо, совсем взрослый, в отличие от нас, значит.

Поскольку Лёха неожиданно закашлялся, беру нити разговора в свои руки, и спрашиваю ферта на прямую:

— Дяденька, а Вас то, как на эти галеры занесло? Чем, собственно, обязаны таким вниманием?

— Видите ли, мой юный друг, сорока на хвосте принесла — тут вроде заведение нормальное — Принципы и Традиции соблюдаются по полной. А это в наше время — не мало!

— Не, Кусков, ты это серьёзно? — Встревает откашлявшийся Лёха, — Про Принципы и Традиции? Ну, тогда ты — брат, и всё такое. Краба держи!

Кусков поочерёдно пожимает нам руки, и вдруг, прислушавшись к чему — то потустороннему, заявляет:

— Мужики, а, похоже — дверь в аудиторию уже откупорили. Слышите? А знаете — кто нас сегодня воспитывать будет? Сам Бур Бурыч. Лично. Вообще-то, на самом деле, его зовут — Борис Борисович, но для своих, продвинутых — Бур Бурыч.

Лучший бурила страны, в Антарктиде зимовал бессчетно! Так что — почапали за мной — на первый ряд, не пожалеете.

Все остальные оказались скромниками — на первом ряду — только наша троица.

Открывается дверь, и по проходу, между рядами сидящих, вихрем пролетает крепкий мужик в годах с потрёпанным портфелем в руках — только полы расстёгнутого пиджака разлетаются в разные стороны.

Мужик чем-то неуловимо похож на Кускова — такой же плотный, челюсть — кувалда, разве что волосы — седые, и лысина на макушке — с небольшой блин размером.

Знаменитый профессор пробегает в непосредственной близости, и мой нос, уже неплохо разбирающийся в ароматах, свойственным крепким напиткам, однозначно сигнализирует — это — хороший коньяк, по взрослому — хороший, в отличие от того, который мы десять минут назад употребляли без закуски в немытом сортире, просто отличный — звёзд на пятнадцать потянет.

Бур Бурыч взбирается на трибуну, и, с места в карьер, начинает:

— Орлы, рад Вас всех видеть. Нашего полка — прибыло. Поздравляю! А куда Вы попали, представляете хоть немного? Знаете — что за Эр Тэ такое? Так вот, первыми словами своей речи, хочу сообщить, что Эр Тэ — это вещь совершенно особенная и где-то даже — неповторимая. Если совсем коротко, то Эр Тэ — это гусары нашего, славного Горного Института. Вот так — и ни больше, и ни меньше. Кстати, а какие Правила гусары соблюдают неукоснительно и скрупулезно? Кто ответит?

Кусков тут же тянет руку вверх.

— Прошу, молодой человек, только — представьтесь с начала.

— Кусков, в душе — гусарский ротмистр, — представляется Кусков.

— Даже так — ротмистр? — Густые профессорские брови со страшным ускорением ползут вверх, — Безусловно — очень приятно, продолжайте.

Ротмистр спокоен, и где-то даже нагл:

— Ваш вопрос, уважаемый Борис Борисович, прост до невозможности. И ответ на него давно, ещё со времён Дениса Давыдова, известен широким массам:

во-первых — это — «гусар гусару — брат»;

во- вторых — «сам пропадай, а товарища — выручай»;

в-третьих — «гусара триппером — не испугать»;

в — четвёртых — ….

— Достаточно, Кусков, достаточно, — торопливо прерывает Бур Бурыч, — Кстати, а чего это Вы, ротмистр вырядились — словно какая-то штатская штафирка? А?

— Сугубо из соображений конспирации, мон женераль. Что бы враги гнусные не догадались, — серьезно донельзя отвечает Кусков, преданно тараща на профессора круглые карие глаза.

— Юморист хренов, — хмуро морщится Бур Бурыч, — если умный такой — отгадай загадку: «Двести три профессии, не считая вора. Кто это?»

— Вопрос — говно, экселенц, — браво докладывает разухарившийся ротмистр, — Это, без всякого сомнения — полковник полка гусарского, гадом буду.

На несколько минут профессор впадает в транс, затем, ни на кого не обращая внимания, медленно достаёт из потрёпанного портфеля маленькую фляжку и подносит её к губам, после чего устало произносит:

— В смысле философском, Вы — Кусков, безусловно, правы. Спасибо за откровенный ответ. Но, всё же, Горный Институт готовит вовсе не гусаров. А совсем даже — наоборот.

Представьте, тайга, или тундра какая, и до ближайшего населённого пункта — километров сто, а то — и поболе будет. И вертолёты не летают ни хрена — погода-то нелётная. И стоят пара- тройка буровых на ветру сиротиночками позабытыми. И хлебушек закончился — голодно, и шестерёнка какая-то важная сломалась. Разброд и уныние в коллективе. Но план давать то надо — иначе денежков не будет, да и начальство голову отвертит на фиг.

И вот тогда на арену, под нестерпимый свет софитов выходит он, наш герой главный — Буровой Мастер.

Он и хлеба испечёт, и рыбки в речке ближайшей наловит, и на стареньком фрезерном станочке шестерёнку нужную выточит, и паникерам разным — профилактики для — по физиономиям гнусным наваляет. Короче — отец родной для подчинённых, да и только.

Если даже кто, не дай Бог, представится — он и похоронит по человечески, молитву какую никакую над могилкой прочтёт.

Ясно Вам, голодранцы, теперь будущее ваше и перспективы на годы ближайшие?

Ну, ясен пень, буровой мастер — это только первая ступень карьерная — но важная до чёртиков. А гусарство — это так — для души и комфорта внутреннего.

Вот я, например — профессор, доктор технических наук, лауреат премий разных. Но не греют титулы эти. А горжусь главным образом тем, что присвоили мне полярники звание знатное — " Король алхимиков, Князь изобретателей". За что спрашиваете?

Тут дело такое. В Антарктиде мы лёд не просто механическим способом бурим, но и плавим также. И чисто технологически для процесса этого спирт чистейший необходим.

Но на станциях антарктических начальство, как и везде, в прочем, — умно и коварно.

И дабы пьянства повального не началось — добавляет в спиртягу всякие примеси насквозь ядовитые — дрянь всякую химическую. И каждая новая смена на станцию полярную прибывающая, считает своим долгом за год отведённый, изобрести хотя бы один новый способ спиртоочистки — тем более что и начальство не дремлет, так и норовит новую химию применить. Ну, а изобретателю конкретному — почёт и уважение всеобщее.

Я в Антарктиде четыре раза побывал — а способов очистки целых девять изобрёл. Ясно?

О чём это бишь я?

Бур Бурыч ещё долго рассказывает о всяких разностях — о горах Бырранга, о чукотской тундре, о южных пустынях, о Принципах и Традициях, об известных личностях, учившихся когда-то на РТ: