Саша Филипенко - Шахматная доска Страница 3

— У меня нет никаких предложений!

— А еще стратег! Шахматист! Где же ваш хваленый ум? Эх вы, Михаил Иванович! Ладно! Сделаем послабление. ваше состояние. ладно, Михаил Иванович, ответьте мне вот на какой вопрос: у вас есть планы игр?

— О каких именно играх вы спрашиваете?

— Вы ведь вели своего рода летопись игр и ходов Лепехина?

— Вел.

— Вот и превосходно! В среду Лепехин должен начать белыми или черными?

— Белыми. Жребий.

— Как хорошо. Жребий к нам благосклонен. У шахматистов ведь есть возможность разговаривать с секундантами?

— Да, но только.

— Вот видите, как все просто, Михаил Иванович, а вы волновались.

— Что вы задумали?

— Победит ваш Лепехин, складненько.

— Складненько?

Черный Русобалт остановился у парадной известного актера Болеславского. Жирмунский хотел посетить и главного режиссера театра, в котором служил Болеславский, однако решил, что чем меньше людей будет задействовано, тем лучше.

Старая домработница предложила незваному гостю устраиваться в гостиной. Едва толстый мужчина осмотрелся — на лестнице появился фактурный незнакомец. В ночном халате, с бокалом красного вина. Артист большой сцены — Александр Сергеевич Болеславский.

— Чему обязан столь поздним визитом?

— Исключительно вашему таланту, Александр Сергеевич!

— Талан-ту, талан-ту, — делая ударение на «ту», передразнивая гостя, повторил Болеславский и широким взмахом манерно положил правую руку на собственное плечо.

— Александр Сергеевич, позволите ли вы сразу перейти к делу?

— Да, если вы позволите себе представиться.

— Моя фамилия Жирмунский, вы, вероятно, слышали?

— Жирмунский! Так вот как она выглядит, наша тайная полиция! Жаль, что в ней не работают женщины, в столь поздний час я бы предпочел увидеть прекрасную незнакомку.

— Обе столицы в курсе, что вам по вкусу юнкера и семинаристы, господин Болеславский, так что давайте к делу!

Болеславский покраснел, но подбородка не опустил.

— Александр Сергеевич, играете ли вы в шахматы?

— В шахматы? Кто ж теперь не играет в шахматы? Впрочем, не часто. Большая сцена, знаете ли.

— Но вы ведь имеете представление о том, какими способностями обладают те или иные фигуры?

— Обижаете!

— Простите! Просто я должен быть уверен.

— Будьте спокойны, однако, почему это вас волнует? Уж не хотите ли вы сразиться со мною в шахматы?

— Я — нет. А доска у вас есть?

— Есть.

— Александр Сергеевич, я так понимаю, что и в вашей отличной памяти сомневаться не приходится.

— Не жалуюсь! Если у вас есть немного времени, могу поведать много интересных историй. Какую желаете?

— Что-нибудь из мифов о Сизифе.

— Нет, о нем не помню. Но могу что-нибудь другое.

— Не сомневаюсь, однако прежде смею просить вас ознакомиться с этими бумагами.

— Что это? — вдруг вскрикнул Болеславский — Что? Я, я ни в каких тайных обществах не состою! Государя люблю всем сердцем! Вам меня в эти игры не впутать! Я не шпион и не кадет! Я не эсер и не народоволец! Я актер!

— Тише, тише, Александр Сергеевич! Не беспокойтесь! Это не обвинение.

— Тогда что?

— Ваши партии, Александр Сергеевич. Здесь несколько дебютов Алексея Алексеевича Лепехина.

— Дебюты Лепехина? Зачем они мне? А что с ним?

— Дело в том, Александр Сергеевич, что Алексей Алексеевич немного приболел и не сможет отправиться в Будапешт.

— В Будапешт?

— Да, там должен состояться очень важный матч.

— А от меня-то вам что нужно?

— Судя по всему, играть вместо Лепехина придется вам.

— Мне? Вы с ума сошли! Я не умею, я не так хорошо играю, да и в конце концов, я на него не похож!

— Ну, не стоит так волноваться! Именно поэтому мы и обратились к вам! Насколько я помню, вы — Александр Сергеевич Болеславский! Великий русский артист, а что стоит актеру вашего масштаба сыграть шахматиста?

— Великого шахматиста!

— Великому актеру — великие роли!

— Льстите?

— Нисколько!

— Но я действительно на него не похож!

— Ну, грим, грим, Александр Сергеевич, да и потом, много ли венгров знают Лепехина в лицо?

— В наше время газеты повсюду!

— Ерунда! Все будет поздравительно, Александр Сергеевич!

— Поздравительно?

Когда гример закончил, в комнату позвали Жаркова. Развалившись в кресле, Болеславский перекидывал ладью из руки в руку. Взглянув на. Лепехина, Жарков упал в обморок.

— Вот и замечательненько! — порадовался Жирмунский.

Болеславский выпил последний из разрешенных бокал вина и с головой

окунулся в новую роль.

Весь следующий день был посвящен изучению партий и привычек Лепехина. Жарков рассказывал о том, что Алексей Алексеевич всегда был добрым, вежливым, учтивым и немного подтягивал ногу.

— Первые три определения нам не помогут, а вот то, что ногу подтягивал, это хорошо, это я смогу, — отвечал Болеславский.

Сразу после обеда актеру принесли шахматы. Подавленный Жарков сидел напротив и до поздней ночи разбирал с Александром Сергеевичем партию за партией:

— А зачем я сюда походил?

— Не вы, а Лепехин!

— Нет, я, Михаил Иванович! Я теперь Лепехин! Так зачем мне сюда ходить, он же меня съест!

— Это гамбит! Так нужно! Хорошо, если съест, как вы говорите, запомните, если здесь он вашего офицера берет, играйте третью партию, помните ее?

— Та, что в конце похожа на вальс?

— Да.

Жарков никогда не думал, что передвижение фигур может напомнить шаг в танцах. «Это тонко, и, быть может, этот Болеславский не полный дурак», — отметил Жарков.

Вальс? Почему нет? Быть может, это откроет нам новое понимание игры. Ведь есть версия, что лучше занимать белые поля. Может, связать ее с шагом? Паркет? Паркет, по которому фигуры скользят, словно в танце. Нужно это продумать, нужно просчитать, и все-таки это так интересно, шахматы, только с кем я теперь буду работать? Леша, мой Леша.

— Михаил Иванович, вы отвлеклись! А вот этот ход? Как же я могу ходить сюда? Он же меня побьет!

— Не побьет! Будьте внимательны! У вас тут связка, он не может дернуться — будет шах.

— А сюда зачем?

— Что значит — зачем? Просмотрите следующие ходы. Вы делаете вилку.

— А с чего вы взяли, что он будет ходить именно так?

— С того, что Магияр, Александр Сергеевич, в отличие от вас, умеет играть в шахматы! Лучше проиграть по правилам, чем случайно выиграть.

— Меня зовут Алексей Алексеевич!

Судя по всему, Жирмунский был доволен. Все шло по плану. Перед отъездом Лепехина-Болеславского принял Государь. Он, конечно, все знал, но тактично ничего не заподозрил. Изображая скромность и почтение, Болеславский достигал пика актерского мастерства. В разыгрывавшейся миниатюре «Обед у Его Величества», подражая актеру, люди играли людей: Жирмунский Жирмунского, Государь Государя, Жарков Жаркова, и только Болеславскому позволялось играть не себя.

— Алексей Алексеевич, вы уже решили, к какому дебюту прибегнете?

— Пока размышляю, Ваше Величество.

— Знаете ли, Алексей Алексеевич, я ведь и сам немного играю. Вот скажите, правда ли, что конь на краю доски всегда плохо? Мне лично удавались неплохие партии.

— И правильно, Ваше Величество! Вот и мне все говорят: конь на краю доски плохо, но лично я исхожу из того, что все зависит от отдельно взятой партии, — при этих словах Жарков чуть было вновь не потерял сознание: Лепехин слово в слово процитировал Лепехина.

— Алексей Алексеевич, а как, по-вашему, правда ли, что коня всегда выгодно разменивать на слона?

— Повторюсь! Мне кажется, что каждый ход должен быть взвешен, а исходить следует исключительно из положения на доске. Иногда выгодно отдать слона.

— Блестяще! Алексей Алексеевич, позвольте еще несколько вопросов?

— Ну конечно, конечно, Ваше Величество!

Чем больше запрашивал Государь, тем увереннее парировал актер. Жарков не верил своим ушам. Ответ за ответом звучали только взвешенные, классические замечания. Государь интересовался, что в целом важно для шахматиста, и Болеславский уверенно отвечал:

— Что важно? Так ведь сразу и не ответишь, Ваше Величество! Я думаю, важно хорошо провести дебют, середину и эндшпиль. Ну, а если быть серьезным, то, конечно, есть вещи, без которых не обойтись. По-моему, очень и очень значимо отлично ориентироваться в типичных позициях, Ваше Величество. Досконально и обстоятельно анализировать типичные позиции, да, это мое мнение.

— Типичные позиции? — понимающе спрашивал Государь.

— Типичные позиции? — не доверяя собственному слуху, шептал Жарков.

— Типичные позиции! — повторял Болеславский и продолжал: — Комбинационное зрение очень важно.

— Комбинационное зрение?