Даниэль Кельман - Пост Страница 3

Ночью он крепко закрывал глаза, чтобы ни фонари, ни фары не разрушали заветную темноту. Но комната все равно наполнялась дневным светом, и каждый предмет обретал четкие и узнаваемые очертания, и предотвратить это казалось невозможно. «Очевидно, – решил Бертольд, – просто не надо забивать себе этим голову. Тогда все разрешится само собой». Голоса становились глуше, но настойчивее. Наконец наступил день.

В щель для «писем и газет» упала почта. В письме, написанном неровным почерком, говорилось, что третьего дня скропостижно скончался Шмольдер. Около обеда в дверь застучали, только через некоторое время стук прекратился. Внимание Бертольда привлекло кое-что другое: большая стрелка настенных часов двигалась теперь быстрее. Он мог без особого труда следить за ее ходом, и это непрерывное вращение как будто тянуло за собой и катившееся по небу солнце. К вечеру скучились облака, и всю ночь напролет, а потом весь день барабанили по стеклу капли. Луна превратилась в солнце, солнце обернулось луной, на фоне звезд самолет вывел название одной лимонадной фирмы, а потом снова зарядил дождь, и на следующий день воздух был серый, стальной и какой-то враждебный. Стрелка часов крутилась еще быстрее, но Бертольд догадался, как ее перехитрить: просто не обращать внимания, тогда время иногда исчезало вовсе. Голоса больше не возвращались, и вспышки света становились все реже и реже. Однажды, из чистого любопытства, он посмотрел на маленькую голубую вазу, стоявшую на подоконнике, и повелел ей двинуться с места. Ваза сделала рывок, потом еще один, отскочила, полетела вниз на ковер и с приглушенным звоном разбилась. Бертольд сосредоточил внимание на осколках, но те лишь слегка подрагивали и никак не желали собираться в целое. Вид их был неприятен, почти отвратителен, и вскоре он оставил их в покое. Утро и вечер сменяли друг друга едва заметно, ночи стояли короткие и почти совсем черные. Бертольд уже очень редко поднимался со своего места, сила тяжести возрастала. Зато теперь все обещало проясниться. «Вот только еще секунда, – он знал наверняка, – и все станет как дважды два четыре. Всего лишь через секунду…»

Дверь распахнулась, и в комнату вошел человек. Это оказалась не входная дверь, а другая, которую Бертольд ни разу не видел, но когда она открылась, он знал: она была здесь всегда. Мужчина в сером костюме и в шляпе держал в руке зонтик.

«Собирайтесь, – сказал он, – мы уходим».

«Кто вы?» – спросил Бертольд.

«Собирайтесь, мы уходим», – повторил пришелец.

«Я никуда не пойду, – запротестовал Бертольд, – пока вы не объясните, что вам от меня нужно и по какому такому праву вы сюда явились, и, пожалуйста, поосторожнее со своим зонтиком, вы все намочили, и хотелось бы знать…»

«Пойдемте!» – снова сказал незнакомец.

Бертольд кивнул и поднялся. Колени болели, он с трудом удерживал равновесие; на секунду его ослепил яркий солнечный свет; Бертольд зажмурился. Человек со скучающим лицом наблюдал за ним, с его одежды и с зонтика капала вода. Бертольд шагнул к нему, в сторону открытой двери; попытался заглянуть туда, но там было темно, а здесь – светло, так что он уже больше ничего не видел. Еще шаг.

«Ну, давайте же», – торопил мужчина.

Бертольд продвинулся еще на шаг, но вдруг чья-то рука легла на его плечо, и перед ним выросло лицо в форменной фуражке. Ноги Бертольда подкосились, и он упал, стукнувшись лбом о ковер. Он еще видел снизу, как мужчина в сером костюме закрыл зонтик, пожал плечами и отвернулся, а потом почувствовал, что снова стал падать. Падать. Падать, все глубже и глубже, но на этот раз уже не было пола, который остановил бы падение…

Когда Бертольд открыл глаза, то увидел перед собой белую стену… нет, белый потолок. Неоновая трубка светилась голубоватым светом. Пахло лекарствами и дезинфицирующими средствами. Он лежал в кровати. В руке торчала иголка, от которой тянулась тонкая трубочка к штативу с мешочком. В мешочке содержалась прозрачная жидкость с маленькими пузырьками, медленно и равномерно поднимавшимися вверх. Возле кровати стоял стул, на стуле сидел доктор Мор.

– Вы, дорогой мой, полный идиот, – приветствовал он Бертольда.

Тот посмотрел на доктора и слабо улыбнулся. На стене за спиной Мора висело зеркало: Бертольд увидел свое лицо, бледное, неузнаваемое, заштрихованные щетиной обвисшие щеки и впалые глаза.

– Вы же концы могли отдать. Довели себя до критического состояния, вам известно это?

– Да, я знаю. Кто приходил ко мне?

– Полиция. Кто-то заявил о вашем исчезновении. Некто Вельнер, ваш коллега. И очень своевременно. Офицер застал вас шатающимся по комнате, а потом вы рухнули на пол. Но вы бы ничего не добились, даже если б и умерли! Вы сбросили всего одиннадцать килограммов, всего лишь одиннадцать.

– Жаль, – сказал Бертольд.

– И скорее всего потеряли работу. Стоило ли?

– Не знаю. Возможно.

– Дважды приходила какая-то женщина. Просила передать, что она полностью согласна со всем, что вы ей наговорили на автоответчик. И она благодарит вас за то, что все так легко и просто разрешилось.

Бертольд наморщил лоб и посмотрел в окно. Занавески были задернуты, но через них, словно нарисованные тушью, проглядывали очертания дерева.

– Какой такой автоответчик?

– Ну, тут я уже не в курсе, – доктор Мор наклонился вперед и нажал какую-то кнопку, – а теперь пора немного подкрепиться! Впрочем, последние двое суток вы только это и делаете, – он показал на мешочек с воздушными пузырьками, – питательный раствор. Однако настало время для нормальной пищи.

Дверь открылась, и вошла сестра с подносом. Бертольд улыбнулся, и она ответила ему тем же. Хорошенькая фигура и длинные черные волосы. Девушка поставила поднос на тумбочку, Бертольд сел в кровати. Тарелка с яичницей, поджаристый тост. Сестра кивнула и удалилась.

– Знаете что? – сказал Бертольд. – Кажется, да.

– Простите?

Теперь контуры дерева в окне стали отчетливее, было хорошо видно каждую, даже самую малюсенькую веточку. Бертольд потянулся за тостом.

– Мне кажется, оно того стоило.

Мор пробурчал что-то нечленораздельное. Бертольд поднес тост ко рту, попробовал губами, языком. Почувствовал, какой он жесткий – жесткий и сухой. Осторожно откусил и начал жевать. Ощутил необычный, почти горький вкус. Собрался с силами и проглотил. Потом откусил еще. Это далось уже легче. Он жевал, не сводя глаз с доктора Мора, и вдруг расхохотался:

– Да, оно того стоило!