Раймонд Карвер - Птицы в пироге Страница 3

Но тут случилась странная вещь. Вместо того чтобы читать письмо подряд, с начала до конца, или хотя бы продолжить чтение с того места, на котором я остановился раньше, я принялся выбирать листы наобум и, поднося их к настольной лампе, выхватывать из текста то одну строчку, то другую. Это позволило мне комбинировать выдвинутые против меня претензии, пока весь обвинительный акт (а это был именно он) не принял совершенно иного характера — более терпимого, ибо вместе с утратой хронологии он лишился и части своей силы.

Но довольно об этом. Таким путем, урывками, переходя от страницы к странице — строчка тут, строчка там, — я прочел следующее, что при иных обстоятельствах могло бы служить чем-то вроде пунктирного резюме:

…погружаясь еще дальше в… мелочь, конечно, однако… вся ванная в тальке, включая стены и плинтусы… в своей скорлупе… не говоря уж о психиатрической клинике… пока наконец… уравновешенный взгляд… могила. Твоя «работа»… Господи! Дай мне вздохнуть… ни разу, ни даже… Об этом больше ни слова!… Дети… но главное, что… не говоря уж об одиночестве… Господи ты боже мой! В самом деле! Я имею в виду…

На этом месте я ясно услышал, как закрылась парадная дверь. Уронив исписанные страницы на стол, я поспешил в гостиную. Мне не понадобилось много времени, чтобы убедиться, что жены в доме нет (дом у нас маленький — всего на две спальни, одну из которых мы называем моей комнатой или, в отдельных случаях, моим кабинетом). Но отметим одно важное обстоятельство: по всему дому горел свет.

За окнами белел густой туман, до того плотный, что я едва различал подъездную дорожку. Фонарь на веранде горел, и там же, на веранде, стоял чемодан. Это был чемодан моей жены — тот самый, в котором она привезла сюда свои вещи, когда мы переезжали. Что в конце концов происходит? Я открыл дверь. Внезапно — я не знаю, как еще рассказать об этом, и рассказываю, как оно было, — из тумана выступила лошадь, а мгновением позже, когда я, изумленный, смотрел на нее, появилась вторая. Эти лошади паслись у нас во дворе. Рядом с одной из лошадей я увидел свою жену и окликнул ее по имени.

— Выйди сюда, — сказала она. — Посмотри. С ума сойти можно, правда?

Она стояла рядом с этой большой лошадью и похлопывала ее по боку. Она была одета в свой лучший костюм, на ней были туфли на каблуке и шляпка (в последний раз я видел ее в шляпке три года назад, на похоронах ее матери). Потом она шагнула вперед и уткнулась лицом лошади в гриву.

— Откуда ты взялась, подружка? — сказала она. — Откуда ты взялась, прелесть? — И после этого, у меня на глазах, заплакала ей в гриву.

— Ну-ну, — сказал я и стал спускаться по лестнице. Я подошел и тоже похлопал лошадь, а потом коснулся плеча жены. Она отпрянула. Лошадь всхрапнула, на несколько секунд подняла голову, затем снова принялась щипать траву.

— В чем дело? — спросил я у жены. — Ради всего святого, объясни, что случилось!

Она не ответила. Лошадь переместилась на несколько шагов, но продолжала рвать и жевать траву. Вторая лошадь тоже ела траву. Моя жена передвинулась вместе с лошадью, держась за ее гриву. Я положил лошади на шею свою ладонь и почувствовал, как по руке до плеча прошла волна силы. Я содрогнулся. Моя жена по-прежнему плакала. Я чувствовал свою беспомощность, но был, кроме того, еще и испуган.

— Можешь ты сказать мне, что стряслось? — спросил я. — Зачем ты так оделась? А что делает на веранде твой чемодан? Откуда взялись эти лошади? Ради бога, объясни наконец, что здесь происходит!

Жена стала что-то тихонько напевать лошади. Напевать! Потом остановилась и сказала:

— Ты ведь не прочел мое письмо? Может, и просмотрел, но не прочел. Признайся!

— Нет, прочел, — сказал я. Конечно, я лгал, но это была невинная ложь. Частичная неправда. Но кто без греха, пусть первый бросит в меня камень. — Объясни же мне все-таки, что происходит, — повторил я.

Жена качнула головой из стороны в сторону. Зарылась лицом в темную, влажную лошадиную гриву. Я слышал, как лошадь хрустит травой: хрум, хрум, хрум. Затем она всхрапнула, втянув воздух через ноздри.

Жена сказала:

— Была на свете девушка… ты слушаешь? И эта девушка ужасно любила своего парня. Она любила его больше, чем себя. Но парень… словом, он вырос. Не знаю, что с ним случилось. Во всяком случае, что-то. Он стал жестоким, пускай и не хотел этого, и он…

Остального я не расслышал, потому что как раз в этот момент из тумана появился автомобиль с включенными фарами и синей мигалкой на крыше. Вслед за ним, еще через минуту, подкатил пикап с прицепом — чем-то вроде лошадиного фургона, хотя туман мешал рассмотреть его как следует. Это могло быть что угодно — например, большая передвижная печь. Первый автомобиль съехал с дороги прямо на лужайку и остановился. Пикап затормозил рядом с ним. Фары у обоих машин продолжали гореть, а моторы — работать, что усугубляло странность и даже жутковатость происходящего. Из пикапа вылез человек в ковбойской шляпе — наверное, фермер, подумал я. Он поднял воротник дубленки и свистнул лошадям. Потом из первого автомобиля выбрался крупный мужчина в плаще. Он был гораздо больше фермера и тоже в ковбойской шляпе. Но его плащ был расстегнут, и я увидел у него на поясе пистолет. По всей вероятности, это был помощник шерифа. Несмотря на все мое беспокойство, мне показался заслуживающим внимания тот факт, что оба приехавших были в шляпах. Я провел рукой по волосам и пожалел, что на мне самом нет шляпы.

— Я недавно звонила в полицию, — сказала моя жена. — Когда заметила лошадей. — Она немного помолчала, а потом сказала кое-что другое: — Зато теперь тебе не нужно будет подвозить меня в город. Я упомянула об этом в письме — в том письме, которое ты прочел. То есть, написала, что меня надо будет подвезти в город. Но я могу поехать — по крайней мере, я так думаю — с одним из этих джентльменов. И не пытайся меня отговорить. Я заявляю, что мое решение бесповоротно. Посмотри на меня! — сказала она.

Я наблюдал, как они забирают лошадей. Помощник шерифа светил фонарем, а фермер заводил лошадь в фургон по маленькому пандусу. Я повернулся, чтобы посмотреть на эту женщину, которую больше не знал.

— Я ухожу от тебя, — сказала она. — Вот что происходит. Сегодня же я уезжаю в город. Буду жить сама по себе. Все это есть в письме, которое ты прочел. — Хотя, как я отмечал раньше, моя жена никогда не подчеркивала слов в своих письмах, сейчас она (осушив слезы) делала ударение практически на каждом слове.

— Какая муха тебя укусила? — услышал я собственный голос. Как будто бы я и сам не мог противостоять искушению выделять некоторые слова. — Зачем ты это делаешь?

Она покачала головой. Фермер уже загонял в фургон вторую лошадь — он резко посвистывал, хлопал в ладоши и покрикивал: «Но! Но, чтоб тебя! Пошла! А ну, пошла!»

Полицейский подошел к нам с планшетом под мышкой. В руке он держал большой фонарь.

— Кто звонил? — спросил он.

— Я, — ответила жена.

Полицейский внимательно оглядел ее. Он посветил фонарем на ее высокие каблуки, а потом выше, до самой шляпки.

— Вы одеты так, будто уезжаете, — сказал он.

— Я ухожу от мужа, — сказала она.

Полицейский кивнул, словно понимал ее (но он не понимал, не мог!).

— Надеюсь, он не доставит вам неприятностей? — сказал он, сверкнув лучом фонаря мне в лицо и быстро проведя им вверх-вниз. — Вы же этого не сделаете, а?

— Нет, — сказал я. — Никаких неприятностей. Но я протес…

— Ладно, — сказал полицейский. — Тогда хватит разговоров.

Фермер закрыл дверь своего фургона и запер ее на засов. Потом он подошел к нам по мокрой траве — я заметил, что она достает до самого верха его сапог.

— Спасибо, что позвонили, — сказал он. — Премного вам обязан. Уж больно густой туман. Если б они забрели на шоссе, могли бы устроить там бог знает что.

— Звонила эта леди, — сказал помощник шерифа. — Фрэнк, ей надо в город. Она уходит из дому. Не знаю, кто тут пострадавший, но уезжает она. — Тут он повернулся к моей жене. — А вы не передумаете? — спросил он.

Она качнула головой.

— Нет.

— Хорошо, — сказал полицейский. — Значит, с этим покончено. Слышишь, Фрэнк? Я не могу отвезти ее в город. Мне надо еще кое-куда заехать. Так ты можешь выручить ее и подбросить до города? Наверное, ей нужно на автобусную остановку или в гостиницу. Туда они обычно едут. Правильно? — спросил полицейский у моей жены. — Фрэнк должен знать, куда вы собираетесь.

— Он может высадить меня на автобусной остановке, — сказала жена. — Мой чемодан на веранде.

— Ну так как, Фрэнк? — спросил полицейский.

— Да можно бы, — сказал Фрэнк, снимая шляпу и надевая ее обратно. — Я-то с удовольствием. Только я не хочу ни во что впутываться.

— Нет-нет, что вы, — сказала жена. — Простите за беспокойство, но я сейчас немного… расстроена. Да, расстроена. Но когда я отсюда уеду, все сразу пройдет. Мне просто надо уехать подальше от этого ужасного места. Я только проверю для надежности, не забыла ли чего-нибудь. Чего-нибудь важного, — добавила она. Затем помедлила и сказала: — Это не так внезапно, как кажется. Все уже давно к этому шло. Мы ведь женаты много лет. Были и плохие времена, и хорошие. Всякие. Но сейчас мне настало время пожить одной. Да, настало. Вы понимаете, о чем я говорю, джентльмены?