Ирина Горюнова - Божьи куклы Страница 30

– Вот-вот, поговори, объясни ей, как надо себя вести. Совсем девку распустила! – Скрестив на груди руки, бабушка приготовилась участвовать в процессе воспитания и наставления на путь истинный нерадивой внучки.

– Мама, разогрей мне, пожалуйста, поесть. А мы с Леной пока поговорим.

– Выставляешь? – понимающе хмыкнув от своей прозорливости, оценила обстановку бабушка. – Ну да ладно, мне не привыкать. Всю жизнь вам отдала, и вот, пожалуйста…

Немного сгорбившись и бормоча под нос: «Ох, грехи мои тяжкие», она удалилась на кухню – в свое царство.

– Мам, я так больше не могу! – жаловалась девочка. – Каждый день одно и то же! Что мне делать? Впихивает в меня свои жирные блины, по телефону поговорить не дает, а сама часами с подружками болтает, сериалы обсуждает и мое поведение!

– Лен, бабушка старенькая, ее нельзя изменить, ты же понимаешь. У нее свое мировоззрение, она считает, что всегда и во всем права.

– Но она не права!

– Лена, в такой ситуации легче тому, кто умнее и может промолчать. Не обращай внимания. Просто подойди, обними, скажи: «Бабуля, я так тебя люблю! Можно я немного отдохну, а потом поем?» Когда ты у нее спрашиваешь разрешения, она чувствует свою нужность и важность. Старому человеку всегда хочется считать, что он еще на что-то годится, кому-то нужен, а не просто так небо коптит.

– Мам, я все понимаю, но иногда просто не могу сдержаться. Я тоже живой человек, у меня бывает плохое настроение, свои проблемы.

– Ты всегда можешь прийти ко мне и поговорить. Ты же знаешь.

– Знаю. Если бы тебя не было такой, какая ты есть, я бы точно на улицу куда ушла, лишь бы дома не появляться.

– Ну, улыбнись, котеныш, все будет хорошо! Давай с тобой на выходные куда-нибудь сходим вдвоем, только ты и я? В кино, например, или в парикмахерскую. Хочешь, давай тебе сделаем модную прическу?! Ты мне двоек сегодня не приносила?

– Не приносила. Давай сходим, – заулыбалась Лена.

– Ну вот и славно! Значит, порядок?

– Угу!

Мама пощекотала Ленку за ребра, поцеловала в нос и взъерошила ей волосы, после чего сложила руки в трубочку и, как капитан, прокричала:

– Мама! Мы идем есть!

– Только блинчики я не буду! Они жирные! – поставила ультиматум дочь, искоса поглядывая на мать в ожидании ответа.

– Не будешь так не будешь, – подмигнула та. – Разберемся. Но вообще-то их можно помыть под краном, и они станут нежирные.

Рассмеявшись, мама отправилась на кухню, но ее остановил Ленкин голос:

– Мам! Хорошо, что ты у меня есть!

– Главное, что у нас есть мы! – ласково поправила ее мама, обернувшись и протянув руку. – Пойдем!

Переплет

«Черный воронок» и другие прелести жизни

Я жутко боялась ехать куда-то одна. Черт меня дернул отправиться поступать в музыкальный институт в Уфу! Ну не поступила в Гнесинку в этом году, поступлю в следующем – и что? А теперь надо ехать, вернее, лететь на край земли, и все из-за моего бешеного темперамента и невероятного упрямства. И зачем я на такое решилась? Страшно-то как! Я уже давно нигде не бывала одна. И в общественном транспорте, и на машине рядом со мной всегда мой муж: Боян и руку подаст, и поддержит, как бы чего не случилось. А тут на тебе: перелет Москва – Уфа и еще неделю экзамены в институт. Хорошо хоть жить буду в гостинице, а не в общежитии. Когда Боян пошел работать в УпДК (Управление делами дипломатического корпуса при МИД СССР), я вообще забыла, что значит ходить пешком, – ездили только на служебной «Волге». Мой муж – болгарин, устроился туда работать шофером у одного из генералов и мог пользоваться в свободное время служебной машиной. Как хорошо! Никакой тебе давки в автобусе, боязни, что порвут с таким трудом приобретенные в «Березке» гипюровые колготки или наставят сумками и локтями синяков на теле. Выбравшийся из общественного транспорта пассажир, как правило, напоминает взлохмаченного общипанного кочета, только что выдержавшего бой с целой гвардией соперников, и вид после этого у гражданина совсем не товарный. Человек быстро привыкает к хорошему и совершенно разучивается жить по-прежнему, по-советски. Почему? А потому, что не хочется уже как все, хочется хорошо, по-настоящему. Не надо стоять километровые очереди за бананами и туалетной бумагой, не надо в овощном магазине выбирать сетку с наименее гнилой картошкой, не надо беспокоиться, достанется ли тебе, отстоявшей три часа на улице, на морозе, посиневший трупик умершего голодной смертью пупырчатого цыпленка… Всего этого не надо.

Мне сказочно повезло. Боян постарался и через УпДК организовал мне гостиницу и машину, которая должна была меня встретить в аэропорту в Уфе и доставить на место, чтобы я не боялась одна с сумками в чужом, незнакомом городе.

Долетела я без приключений. Спускаясь по трапу самолета, еще издали приметила «черный воронок» с решетками на окнах. «Упс! – подумала я. – А мы, оказывается, с преступником в одном салоне летели. Еще повезло, что все так мирно обошлось». У «воронка» стояли три колоритных милиционера в форме. Два суровых стража закона с обветренными лицами и одна дама-милиционер весьма внушительных габаритов, с очень строгим выражением лица и бровями домиком, сразу видно – главная. Они скользнули по мне невидящим взглядом и напряженно стали осматривать толпу новоприбывших пассажиров. Я прошла дальше. Багаж надо было ждать около часа, и все это время я лениво ходила по залу, пила кофе, рассматривала газеты и журналы. Одета я была как все, очень просто. Никаких дорогих вещей у меня не было и в помине. Маечка да штанишки сорокового размера, обычная худенькая студентка, каких море, пацанка.

Подойдя наконец к багажному отделению, где на ленте крутился багаж прибывшего из Москвы рейса, я увидела в стороне ту же милицейскую троицу, у ног которой стояли две мои рыжие кожаные сумки. Таких сумок больше ни у кого не было, Боян покупал их в Болгарии, поэтому я сделала печальный вывод о том, что троица здесь по мою душу. К горлу подкатила дурнота, колени подогнулись. На ватных ногах я подошла к милиционерам.

– Гражданка Авиотова? – грохочущим басом спросила меня начальница.

– Да, это я.

– Вас поручили встретить и проводить до гостиницы, – суровым тоном сообщила мне дама. – Пройдемте.

Они подхватили мои сумки и повели меня к выходу, как под конвоем. Пассажиры, летевшие со мной в самолете, с ужасом смотрели в нашу сторону. «Так вот она, преступница», – наверное, крутилось у них в мозгу. Вежливо проводив до автомобиля, они посадили меня вперед, рядом с шофером, а сами уселись сзади в зарешеченный кузов вместе с багажом. «Спасибо хоть на этом, – пронеслось в голове, – я еще никогда с таким «почетом» не ездила. Ну и дела. Вот так приключение. А у них-то просто дипломатических машин нету, хи-хи». Это моё «хи-хи» было несколько нервным, но кто бы на моём месте не перетрусил? Пытаясь замаскировать испуг и дрожь, я храбро заговорила с шофёром, молоденьким мальчиком-солдатом, но он нервно косился назад и только невнятно мычал какие-то односложные междометия. «Да они же меня боятся, – осенило меня, – вдруг я иностранный шпион или, наоборот, какое-то высокопоставленное лицо. У них, может, и подобных случаев раньше не было, если они такую встречу организовали!» Я не стала больше мучить солдатика и всю дорогу молча смотрела в окно. Зато в гостинице мне предоставили номер люкс, а милиционеры даже донесли мои сумки на третий этаж – лифт не работал.

– Будете уезжать, позвоните, мы вас доставим обратно в аэропорт, – отчеканила командирским голосом милиционерша, и они вышли.

«Ух!» – подумала я и бросилась звонить мужу с известиями о благополучном прилете и с «благодарностями» за организованную встречу.

Мне очень повезло, что в экзаменационной комиссии присутствовал молодой преподаватель, которому рекомендовали меня знакомые. Четыре дня перед экзаменами он занимался со мной, помогая «подтянуть» какие-то билеты, предупреждая о каверзных вопросах. Альберт Геннадьевич, так его звали, только что окончил институт и устроился там же преподавателем полифонии. Это был очень умный, скромный и интеллигентный человек, искренне стремящийся мне помочь в поступлении. Слава богу, всё прошло нормально, и я без каких-либо эксцессов сдала все предметы. После объявления результатов Альберт Геннадьевич зашел ко мне в гостиницу – поздравить. Я была очень благодарна ему за поддержку и своевременную помощь. Вдруг в дверь номера постучали. Оказалось, это мои подружки пришли праздновать наше поступление. В общежитии было не так просторно и вольготно, как в моём номере люкс. Я посмотрела на преподавателя. Альберт Геннадьевич смутился, уши у него покраснели.

– Понимаете, Алена, – сказал он, – я принимал у них экзамены, и, хотя мы с вами не делаем ничего плохого, мне бы не хотелось, чтобы они меня у вас застали. Это несколько неприлично. Вы не находите?