Миа Марч - В поисках Колина Фёрта Страница 30

Она улыбнулась.

— Да. Это просто пирог. С запеченными в нем молитвами, желаниями и надеждами. Чудо-пироги помогают людям благодаря искре надежды, заложенной в их названиях — «Выздоравливай», «Любовь», «Душа».

Ник прислонился к холодильнику.

— Нет ли у вас пирога, чтобы не потерять своего ребенка? — Его голос дрогнул, и он отвернулся к окну, сунув руки в карманы.

— Ник? Что происходит?

Он взглянул ей в лицо.

— Бабушка и дедушка Ли считают, что ей будет лучше с ними. Если бы она жила с ними, говорят они, ей не пришлось бы оставаться в школе после занятий. Она сразу бы ехала домой на школьном автобусе к ожидающей ее любящей бабушке, а не к одинокому отцу с непредсказуемым графиком, непредсказуемой работой. По их мнению, она нуждается в материнском влиянии, особенно со стороны бабушки. Мысль, что я могу снова жениться, для них неприемлема. Каждый раз, когда я просто приглашаю кого-то на свидание, они, похоже, узнают об этом. — Он посмотрел на Веронику. — Какого черта я делаю? Я пришел сюда сказать вам, что мы не будем у вас заниматься, а рассказываю историю своей жизни.

— Я рада, что вы объяснили, — произнесла Вероника. — Ли такая славная девчушка, а шу-флай, по-моему, по-настоящему ее успокоил.

— Я знаю. Больше всего меня выводит из себя то, что, когда она попросила водить ее на эти занятия, я подумал: «Отлично, им это понравится — хорошее, полезное совместное развлечение для отца и дочери». — Он закатил глаза. — Вместо этого моя бывшая теща позвонила мне сегодня на работу и закатила истерику по поводу «колдовства с пирогами», о котором говорит Ли, и повторила, что собирается подать заявление на опеку.

— Серьезная угроза, — заметила Вероника. — Она просто расстроена или, по-вашему, действительно подаст?

Он пожал плечами.

— Не знаю, нужны ли ей заверения, что все в порядке, или она и правда хочет это сделать. Я схожу с ума. Даже не знаю, зачем все это вам рассказываю. Просто пытаюсь объяснить, почему мы не придем в понедельник. Я не могу снабдить эту женщину оружием против себя.

— Я понимаю, — сказала Вероника. — Мне неприятно, что это стало источником проблемы. На самом деле я стремлюсь принести покой и утешение. Только и всего.

Ник пересек кухню и, облокотившись на рабочий стол, снова посмотрел в окно.

— Я подавал на развод, когда произошел несчастный случай. Наш брак разваливался, и отношения между нами разладились. Моя жена… у нее был роман. Я узнал об этом, и это стало последней каплей. Но потом она умерла, и мои бывшие родственники, ничего не знавшие о романе, меня возненавидели. Уверен, они думают, что я подал на развод, поскольку сам изменял жене.

— О, Ник, я очень сочувствую.

— Сегодня вечером Ли у них. Все это так на меня действует, что я даже не хочу возвращаться домой. Потому что сразу начинаю думать, как это будет, если они попытаются отнять ее у меня.

— Можете помочь мне с этим пирогом, — предложила Вероника, показывая на миску. Она отказалась пока от намерения испечь «Любовь»; тревога, стресс и угроза тяжбы за опеку не слишком хороший фон для любовного пирога, который ждет полная надежд клиентка. — Простой шоколадный пудинг «Счастье», возьмете его домой. Никакой чепухи вуду.

Ник кивнул, пытаясь улыбаться.

— Достаньте тесто из холодильника, — попросила его Вероника, гадая, помнит ли он ее вообще. Он никогда не заговаривал о школе. Может, он даже не знает, что именно она была девушкой Тимоти, «обвинившей» его в своей беременности. Однако она поспорила бы на что угодно, что он помнит. — Оно достаточно охладилось.

Ник явно был рад чем-то заняться. Он достал тесто и принялся его раскатывать, посыпав стол мукой.

— Я вижу, на занятиях вы были внимательны, — заметила Вероника.

— Я всегда внимателен. Работа требует.

Да, конечно, он прекрасно знает, кто она.

— Не сомневаюсь. Как насчет кофе?

— Я бы выпил чашечку покрепче, — ответил Ник, продолжая раскатывать тесто.

Вероника отошла к кофеварке, радуясь минутной возможности отвернуться. Боже. Это неожиданно. Она добавила лишних пол-ложечки «Суматры» в фильтр, заметив, что руки у нее дрожат — не как на съемках, сильнее, будто под ногами зыбкая почва.

— Совершенно очевидно, что вы любите свою дочь, — сказала Вероника.

Она не собиралась произносить это вслух, просто подумала, но слова случайно вылетели.

Ник кивнул.

— Люблю. Больше всего на свете. Но родители жены кое в чем правы. Я не могу быть дома, когда она возвращается из школы. На своей работе я действительно рискую жизнью, а я единственный родитель. Я плохо готовлю.

— Вы знаете, как раскатать тесто для коржей, — сказала Вероника.

Он улыбнулся.

— Да, благодаря вам.

Корж был готов, оставалось положить начинку, но через несколько минут, выпив половину своего кофе, Ник сказал, что должен уйти.

— Мне нужно прогуляться и все переварить, обдумать, — объяснил он. — Может, я получу кусок шоколадного пирога в другой раз.

— Ну конечно, — согласилась Вероника.

И он ушел.

Вероника не могла избавиться от мыслей о нем. Она ему сочувствовала. Но было тут и нечто другое, нечто неожиданное — влечение к Нику Демарко, которое она старалась не замечать.

Она села в нише кухонного окна и, глядя на задний двор, потягивала приготовленный для них двоих кофе. Его недопитая чашка так и стояла на кухонном столе, куда он поставил ее перед уходом, в спешке, как будто ему не терпелось уйти. Наверное, из-за того, что так много рассказал.

Шел девятый час, и на улице начало смеркаться. Но как бы ни старалась Вероника отогнать мысли о Нике, переключиться на пирог, который все еще предстояло испечь, на сборы сумки для грядущего долгого дня в «загоне», на просмотр расписания на завтрашний вечер, Ник не шел у нее из головы. Всегда ли он был таким привлекательным? Он высок и хорошо сложен, да, темные волнистые волосы и темно-карие глаза и отличная линия подбородка с маленькой ямочкой, но никогда прежде она не обращала на него внимания как на мужчину; он всегда олицетворял для нее что-то другое — ее очень давнее прошлое. Тимоти. Жизнь, связи с которой она уже почти не чувствовала, однако и перечеркнуть не смогла за минувший год.

Раздался звонок в дверь, и Вероника вздрогнула, увидев фуражку на столе рядом с вазой яблок. Она даже не заметила, что Ник ее забыл. А Вероника обычно все замечала.

Полагая, что он вернулся, она пошла с фуражкой к выходу, чтобы сэкономить так нужное ему время.

И открыла дверь.

— Обычно я не оставляю свою фуражку на кухне в чужих домах, — коротко улыбнулся Ник.

— Я…

Зазвонил телефон, и Вероника его проигнорировала — пусть включится автоответчик. Она хотела предложить Нику взять остаток кофе с собой в стаканчике с крышкой, когда зазвучал, оставляя сообщение, мелодичный женский голос:

— Алло, Вероника? Меня зовут Беа Крейн. Я родилась двенадцатого октября девяносто первого года, в Бутбей-Харборе, Мэн. Я здесь, в городе, живу в гостинице «Три капитана». Мне бы хотелось с вами встретиться, если вам это интересно. Вы можете позвонить мне на мобильный — два-ноль-семь-пять-пять-пять-один-шесть-пять-шесть. Пока». — Щелчок.

Вероника ахнула и застыла, выронив фуражку. Она стояла в полном оцепенении, сознавая, что Ник пристально на нее смотрит. Потом он подвел ее к креслу в гостиной и помог сесть.

— Вероника? С вами все в порядке?

Она зажала рот ладонью. Ребенок. Ее ребенок. Дочь, которую она отдала на удочерение, позвонила.

Она заплакала и встала, потом села, опять встала.

— Вероника?

— Я… — начала она, но язык не повиновался. Она стояла и плакала, чувствуя, как ее обнимают руки, крепкие руки. Она позволила себе обмякнуть в его объятиях, не в силах остановиться, не в состоянии говорить. — Это… это…

— Ребенок, которого ты отдала на удочерение? — Он сел в соседнее кресло. — Ее слова и дата рождения… я просто сделал вывод.

Закрыв глаза, Вероника кивнула. Она не ошиблась — он помнил.

— Я всегда сообщала свои последние данные в досье агентства по усыновлению, чтобы она смогла найти меня, если захочет. Я ждала этого дня с того момента, как ей исполнилось восемнадцать. Сейчас ей двадцать два. Не могу в это поверить.

— Мне лучше уйти, чтобы ты спокойно ей позвонила.

— Вообще-то, я рада, что не одна сейчас. Это такое потрясение. Я почти потеряла надежду когда-нибудь получить от нее весточку.

Беа Крейн. Ее ребенка назвали Беа Крейн. У нее красивый голос. И говорила она так вежливо и приветливо. От слез у Вероники снова защипало в глазах.

Ник сходил на кухню и вернулся с коробкой бумажных салфеток, которую она держала на рабочем столе.

— Принести тебе воды? Или чего-то другого?

Она покачала головой.

— Вы с… Тимоти были тогда друзьями, верно? — Вероника резко втянула воздух. Она не хотела этого говорить.