Герман Садулаев - Таблетка Страница 30

А в воскресенье утром нам опять идти в стаю, И нас благословят размножаться во тьме.

А вот это уже современность. Хотя с привкусом вечности – как всегда у Б.Г. Жить и стремиться… Куда и зачем? Ради детей. Но куда и зачем будет стремиться этим самым детям? И разве не самая большая подлость: плодиться и размножаться, порождать новое существование, которое не сможет найти своих путей и целей и которому мы не сможем, уходя, оставить ни единого достоверного указателя? Только камень у трёх дорог: куда ни пойдёшь, что-нибудь потеряешь.

Максимус дослушал песню, обеденный перерыв закончился, и Семипятницкий включился в трудовую деятельность департамента импорта.

Склад отказывался принимать два контейнера канадской креветки.

Максимус спокойно выслушал по телефону пятнадцатиминутную истерику начальника склада о том, что ему некуда уже девать креветку, что этой креветкой заставлен весь склад, положил трубку и отдал указание своему помощнику:

– Саша, вывози контейнеры из порта на склад. Сегодня.

– Но как? На складе нет места!

– Всё у них есть. Наверное, обожрались креве-точных таблеток, вот им и чудится.

– В смысле?

– Забей. Просто вывози. Найдут место и выгрузят, куда они денутся. Не в первый раз.

Максимус никогда не делал снисхождения складским работникам. На корпоративных вечеринках они каждый раз хотели Максимуса за это побить. Лезли с кулаками и пеной у рта, но вся их агрессия разбивалась о его равнодушие. А теперь Семипят-ницкий ещё и помнил увиденное во время нечаянной инспекции склада, когда он ездил забирать голландские таблетки, и это лишило его последних остатков сострадания к «синим воротничкам».

Когда рабочий день подошёл к концу, Максимус зашёл в туалет и выпил две розовых таблетки. Ещё несколько таблеток оставалось в кармане его пиджака. Едва ли ему хотелось поторчать: настроение скорее было авантюрное – испытать эффект препарата ещё раз и на другом предмете.

Он даже удивился, когда в лифте не встретил свою богиню секса из соседнего офиса. Не было её и в фойе на первом этаже. Максимус вышел и закурил у входа. Он был уверен, что девушка появится.

И через пять минут она действительно вышла. Вид у богини был болезненный и замученный, но от этого ничуть не менее сексуальный.

– Привет, крошка!

Максимус опешил от собственной наглости. Препарат ещё не начал действовать. Это был приход по мнению – Максимус только думал о том, что скоро действие таблеток начнётся, и от этого стал вести себя развязно.

Так знакомился с девушками он только в молодости много лет назад. Вспомнил, как хохотал над его приёмами приятель. Максимус употреблял всегда одни и те же две фразы: «Привет, крошка!» – и: «Что ты делаешь сегодня вечером?» А приятелю на его подколки замечал, пожимая плечами, зачем придумывать что-то ещё, если и это нормально действует. Но ведь действует далеко не всегда, – возражал приятель. А Максимус отвечал, что есть только один гарантированный способ уложить женщину в постель – бросок через бедро.

Девушка посмотрела на Семипятницкого с удивлением и слегка улыбнулась:

– А, привет!

– Ты себя плохо чувствуешь?

– Голова болит.

Максимус вытащил из кармана таблетки и протянул их на ладони.

– На, хорошее средство. Сам пью. Девушка заколебалась, но одну таблетку взяла.

– Две. Надо принять сразу две. Прямо сейчас. Запивать не надо.

И богиня покорно проглотила лекарство.

– Моя машина вон там. Поехали.

– А… я живу далеко, на Просвете.

– Действительно далеко. Найдём что-нибудь поближе.

Когда мужчина настолько уверен в том, что он говорит и делает, нет женщины, которая ему не подчинится. Богиня забралась на сиденье рядом с водителем, Максимус завёл машину и тронулся с парковки.

– Как тебя зовут, красавица?

– Майя.

Максимус удовлетворенно кивнул. Примерно такого ответа он и ожидал. Майей звали его первую несбывшуюся любовь, которую он встретил в детстве в пионерском лагере. То есть уже не совсем в детстве. В общем, если бы всё сложилось иначе и если бы тогда он вёл себя увереннее, то что-то могло произойти. Поэтому любовь и осталась в его памяти как несбывшаяся, вместе с первой вполне осознанной эрекцией.

А ещё Майей индусы зовут богиню материальной природы, воплощённую иллюзию.

– Максимус Семипятницкий. Потомок древнего хазарского рода, наследник Великих каганов. Гениальный писатель. И ведущий специалист департамента импорта компании «Холод Плюс». Но последнее – всего лишь постыдная случайность на моём историческом пути.

– Какая честь для такой простой и скромной девушки, как я!

Богине стало лучше, и она откровенно радовалась. Любой девушке нравится, когда её веселят.

– Ты приехала из Барнаула?

– Нет, из Караганды.

– Я так и подумал.

– Почему? Я выгляжу провинциальной?

– Нет. Ты выглядишь красивой. А красивые девушки остались только в провинции. Ты была в Ирландии?

– Нет.

– Я тоже. Значит, мы едем в ирландский паб. Максимус оставил машину в уютном переулке

около паба, решив напиться и дальше ехать на такси.

– Самый лучший коктейль в этом месте – ирландский флаг. Видишь, он трехцветный. Нет, не надо смешивать. Пей, не нарушая границы цветов.

Пять пар коктейлей вошло в глотки легко и быстро.

– А теперь рассказывай!

– Что тебе рассказать, гениальный хазарский писатель?

– Всё, что нужно тут по сюжету. Например, про то, как тебя изнасиловал отчим. Не хочу нарушать традиции псевдопсихологических романов и фильмов.

– Но меня не насиловал никакой отчим! У меня и отчима-то никакого нет! Только папа и мама, и, боюсь тебя разочаровать, они не извращенцы.

– Главное, не разочаровывай читателя.

– Какого ещё читателя?

– А тебе никогда не казалось, что наши жизни кто-то пишет? У тебя в голове не появляется экран монитора, на котором сами собой загораются целые предложения?..

– А. я, кажется, понимаю, о чём ты. Ладно, похоже, тебя не проведешь. Дедушка.

– Дедушка что?

– Дедушка был моим первым любовником, если это можно так назвать.

– Детали. Нам нужны детали. Подробности.

– Я знаю. В них скрывается дьявол.

– Откуда ты знаешь?

– Где-то прочла.

Девушка приняла приличествующую случаю позу задумчивости, закурила, стараясь, чтобы это выглядело как можно более нервно, и начала свой рассказ:

– Когда я была совсем маленькой, я много времени проводила с дедушкой. Родители работали. Дедушка меня очень любил и баловал. Он сажал меня на колени и целовал. Сначала он целовал меня, как обычно целуют детей: в лоб или в щёчки. Иногда в животик. Но потом, когда мне было уже лет семь или восемь, он стал целовать меня там. Ниже, чем животик. Намного ниже. И он не просто целовал, нет. Он старался засунуть свой язык как можно глубже. А его плохо выбритые щеки и подбородок царапали внутренние стороны моих бёдер. Но я терпела. Я тоже очень любила дедушку. Он никогда не просил меня молчать об этом, но я сама поняла, что не должна никому рассказывать. Это была наша с дедушкой тайна. Я понемногу взрослела, оформлялась как подросток. А наши с дедушкой встречи наедине продолжались. У нас были свои секретные имена для этого. И не то чтобы какое-нибудь банальное «пчела» и «цветочек», или даже «раковина» и «моллюск». Он называл это «олень наклоняется, чтобы испить воды из хрустального источника» или «лунный луч пробирается в облака». Дедушка был по натуре художником. Кажется, он увлекался классической китайской поэзией. Да, сначала я просто терпела. Но со временем у меня появились определённые ощущения. Мне стало нравиться это. Я была замкнутым ребёнком, мало общалась со сверстниками. Я спешила из школы к дедушке. Молча входила в его комнату и садилась на старое потёртое кресло. А он весело расспрашивал меня об уроках, а сам устраивался на полу передо мной, поднимал мою юбку и стягивал трусики на пол. А потом олень припадал к источнику. Он пил из родника долго, полчаса, иногда час. Если нам никто не мешал. А нам некому было мешать. Родители возвращались поздно. Жены у него не было. Бабушка умерла давно, я её совсем не помню. И вот он вылизывал мою промежность, на которой ещё и волосики не росли, а я гладила его седую голову. Совсем как взрослая. Ничего другого он со мной не делал. Я не знаю, может, у него не стоял его член, а может, он боялся причинить мне боль или испугать. Но он никогда не просил меня. в общем, ты понимаешь.

– И. чем всё закончилось?

– Ничем. Дедушка умер. Для меня это было и остаётся самым большим горем в моей жизни. Я помню, гроб с его телом стоял сначала в нашей квартире. В той самой комнате, где он раньше жил и где мы с ним занимались любовью. Приехал катафалк, гроб накрыли крышкой и повезли на кладбище. Там, на кладбище, перед вырытой могилой, крышку сняли, чтобы родственники смогли проститься с покойным. Так вот, видимо, подбородок плохо подвязали… а гроб тащили по лестнице с четвёртого этажа… и в катафалке трясло. В общем, когда открыли гроб, я увидела, а я стояла рядом, ближе всех. его челюсть съехала набок, и изо рта вывалился длинный, фиолетовый язык. Тот самый язык, которым. у меня свело судорогой ноги, и я потеряла сознание. Все подумали, что это от горя и от ужасного вида мертвеца, но дело было совсем в другом.