Александр Муленко - Возвращение Панды Страница 30

— Но они такие вонючие — бомжи, — возразил ему приятель.

— А ты как думал? Свиньи они тоже вонючие, если за ними не убирать.

— А кто за ними убирать будет? Ты?

— Нет, конечно. Папа наймет холопов. Есть такие сволочи, которые за стакан водки от зари и до зари готовы горбатить.

— Хорошо, когда много денег…

— А кто тебе не даёт, зарабатывай…

— Значит, врут взрослые что людей не едят?

— Конечно.

— И некому верить?

— А ты и не верь… О бизнесе тебе никогда и никто не расскажет правду. Это правило… Лучше прибедняться и врать, как мой папа, и прятать доходы в чулок, пока не разбогатеешь настолько, чтобы купить самого президента.

— И кошек едят и собак…

Говоривший задумался.

— Кушать-то хочется, — ответил ему Артём.

— Только сначала их нужно убивать и разделывать, и перекручивать на пельмени…

— Мой папа умеет. У него пистолет…

— А мой папа мент… Генерал Вислоухов.

— Значит, мы будем дружить, — обрадовался Артём, — потому что с ментами всегда надо жить дружно.

— Правильно говоришь, и делиться с ними тоже надо.

Артём достал из кармана гематоген и отломил половину приятелю.

— Кушай, мой друг, моя крыша!.. У меня ещё двое должников есть. Они бесплатно гуляли здесь. Играли в прятки… Нужно с них конфеты за это вытрясти. Половина твоя… Осилишь?..

— Нет проблем, — и «деловые люди» отправились к ручью, в котором оперативники зимою нашли спущенную с бомжа шкуру и его кости.

Шмель, наконец, успокоился. Он вернулся на репейник и сосредоточенно пил нектар — наслаждался, раскачивая, как качели, могучий стебель. Два мотылька, чуть касаясь травы, промчались мимо. Стрекотали кузнечики. Таня осторожно выглянула из своего убежища и увидела несколько старых ящиков и дощатый настил, нехитрую постель из лохмотьев, перепачканную чёрною краской. Это была запёкшаяся кровь Тарантула — её деда, которого она за короткий срок успела полюбить. Но девочка догадалась об этом позже, когда случайно задела головою мягкую металлическую обшивку теплотрассы. Оцинкованное железо дрогнуло, шаткие листы распахнулись и разошлись, и к её ногам упали знакомые дедушкины очки в роговой оправе. Она осторожно подняла их и провела горячими пальчиками по выпуклому стеклу. На холодной поверхности остался волнистый и влажный след. Растерянная девочка ещё больше отодвинула жесть и обнаружила тайник, в котором лежали кружка и ложка, старая записная книжка и несколько монет. Маленький Миша Панда — её новогодний подарок дедушке сидел одиноко, завёрнутый в полупрозрачный целлофановый мешочек, как в плащ-накидку…

— У тебя мишка старый цел? — припомнила Таня, тот уже далёкий зимний вечер. — Отдай мне его, если не жалко… На память. Я не выброшу его на помойку, как мальчишки, я его починю и заштопаю… И будет он со мною всегда — до конца моей жизни. До последнего дыхания… А когда я умру — он ещё возвратится к тебе, вот увидишь! И ты будешь вспоминать меня — старого скульптора…

Она собрала в охапку весь этот скарб и побежала с ним вон, скорее от этого гиблого места, но поскользнулась на склоне, опускаясь вниз, упала и ударилась о землю. И рассадила себе коленки. Дедушкины вещи вылетели у неё из рук и покатились в бурьян. Девочка растерялась, на мгновение она замерла и прислушиваясь к тому, что у неё шумело за спиной. Перепуганной ей показалось что это возвращаются Артём и его новый друг, что они поймают её — Таню и будут требовать с неё конфеты, толкать и бить… А потом отведут в милицию и отберут Мишу Панду, дедушкины очки и его записную книжку… Среди колючей травы, второпях, она искала упавшие вещи и прижимала их к груди — судорожно и тесно. Но что-нибудь всё равно вываливалось у неё из рук, и Таня нагибалась вновь и вновь, и плакала, оглядываясь в сторону приближающейся опасности.

— А вдруг они меня съедят?

Дома её не ругали — такой заплаканной и бледной девочка ещё никогда не возвращалась с прогулки. Таня рыдала навзрыд. Она целовала дедушкину руку и просила у него прощения за всё сразу, что произошло в её жизни за последние полгода: за украденную кость, за непослушание, что она огрызалась старшим и не слушалась их, и мешала им проводить соревнования на стадионе, ползала на четвереньках по свежей траве и, перепачканная зеленью, плела венки из одуванчиков, доставляя лишние хлопоты ближним.

— Я совсем не жалела маму!

Насилу ласками и поцелуями её успокоили — она уснула, но под утро во сне рассказывала в бреду, как Артём с милиционерами отбирают у неё конфеты и что они съедят её — Таню, как съели дедушку Олега…

А днём?..

А днём она молчит и уже не просится на улицу. Когда же, наконец, её выпроводят насилу за порог, девочка больше далеко не отходит от дома и едва увидит Артёма — прячется в подъезде и молча вытирает щёки возле маминой двери. И живёт она в страхе и неуверенности за своё будущее, за завтрашний день, потому что боится зла со стороны богатых и сильных, передающих сегодня по наследству и власть, и деньги, и рычаги подавления доброй воли…

30.06.2004.

Повесть мною неоднократно переписывалась и правилась. Возможно и в дальнейшем я ещё буду тешить это своё первое детище…