Нечеховская интеллигенция. Короткие истории о всяком разном - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович Страница 30

И вот однажды кто-то находчивый (история не сохранила имени, даже пол неизвестен) догадался громко крикнуть в момент разлуки: «Да здравствует король!» За столь ужасное преступление казнили без приговора и промедления. Злодея (или злодейку – мне почему-то кажется, что это была женщина) схватили и кинули в повозку. Влюбленные обнялись и поехали на встречу с гильотиной, как к алтарю, совершенно счастливые.

Впоследствии этим ноу-хау в Консьержери пользовались неоднократно.

Ну и скажите, разве современный роман выдержит подобную сцену? «Фи, какая пошлость!» – воскликнет читатель, устыдившись пощипывания в глазах. И будет абсолютно прав.

Я вам рассказал этот болливудский сюжет не для того, чтоб вы всхлипнули, а чтобы сверить свои ощущения с вашими. Когда я впервые прочитал про трагические любовные хэппи-энды эпохи Террора, у меня возникло ощущение, что это (намеренно перехожу на канцелярит, чтоб не сорваться в эмоциональность) не депрессивная, а позитивная информация о человеческой природе.

Попытаюсь рационализировать этот импульс.

В противостоянии Любви и Смерти первая, казалось бы, не имеет ни одного шанса на победу. Даже в брачной клятве говорится: «До тех пор пока смерть нас не разлучит» – мол, дальше, в связи с форс-мажором, все обязательства отменяются.

Так-то оно так, но всякий раз, когда любовь оказывается сильнее страха смерти, а любящие предпочитают расставанию совместное путешествие в Неизвестность, выходит, что Смерть хоть и получила двойную добычу, но не выиграла, а проиграла.

Большие знатоки в этом вопросе – японцы с их традицией двойного самоубийства влюбленных «синдзю». Но о синдзю как-нибудь в другой раз.

Сватовство майора

В издательстве «НЛО» есть замечательная серия «Россия в мемуарах».

Я являюсь постоянным потребителем этой книжной продукции – она будто создана специально для людей вроде меня. (Судя по тиражам, нас таких на свете немного.)

Ужасно интересное чтение – воспоминания предпринимателя Николая Варенцова (1862–1947) «Слышанное, виденное, передуманное, пережитое», которые были написаны в глухие советские годы для домашнего употребления (большинство интересных и честных мемуаров именно так и созданы).

Н. Варенцов. Умного человека видно по глазам

В книге со знанием дела показана жизнь купеческой России, особой субкультуры, так много значившей и так много сделавшей для страны. Множество поразительных судеб, ярких личностей, невероятных историй описывает умный, спокойный автор, обладающий феноменальной памятью и не склонный к привиранию (это всегда чувствуется).

Один сюжет хочется пересказать. Он поразил меня тем, чем всегда поражает подлинная жизнь: незарифмованностью событий. Обычно, если нам что-то рассказывают, мы, будучи людьми начитанными и умудренными, заранее начинаем кивать головой: мол, как же, как же, можете не продолжать, знаю, чем этакие фабулы заканчиваются. В литературе всё именно так и случается. В жизни – необязательно.

Жил-был на окраине Москвы отставной офицер – одинокий, немолодой, бедный. Окна его домика выходили на кладбище Покровского монастыря, где в 19 веке часто хоронили купцов. Майор просиживал на этом наблюдательном пункте с утра до вечера. Как завидит похоронную процессию попышней и помноголюдней, сразу – мундир, ордена. Ввинтится в толпу скорбящих, давай раскланиваться направо-налево. Через несколько минут вроде как уже свой. Опять же высокоблагородие, купечество смотрит с уважением. Никто не удивлялся, что почтенный человек отправляется вместе со всеми на поминки. Там майор как следует закусывал, выпивал, учтиво прощался и возвращался домой, считая, что день удался. Такая в общем была у него жизнь.

Покровский монастырь – кормилец отставника

Однажды, рассказывает Варенцов, этот самый отставной майор Берг пристроился к особенно помпезным похоронам. Узнал, что умер промышленник Ершов, оставивший после себя большущий капитал, который достанется сильно хворой, к тому же еще и горбатой дочке. И что-то такое у Берга в его немецкой голове щелкнуло, как в арифмометре. Подкатился он к карете, помог вдове спуститься с подножки. Сказал, что является давним приятелем незабвенного Прова Самсоныча (или как там звали покойника). Вдова пригласила в дом, помянуть усопшего.

На поминках майор проявил себя сахаром медовичем, хозяйке ужасно понравился, и она пригласила его заходить еще. Он – с удовольствием. И вскоре посватался к юной инвалидке, которая, несмотря на свое богатство, не чаяла когда-либо выйти замуж.

«Ну дальше понятно, – говорит здесь читатель. – Продолжение этой злой сказки можешь не рассказывать. Скользкий и бесстыжий гад этот ваш Берг! Бедную девушку он, конечно, быстренько свел в могилу, а приданое пустил на ветер».

А вот и нет, дорогой читатель.

Горбунья действительно через несколько лет умерла, потому что была сильно нездорова. Но за эти годы родила мужу несколько детей и жила с ним как-то очень счастливо. Берг не растранжирил ершовские капиталы, а совсем наоборот: переписался из потомственных дворян в купеческое сословие, взял управление предприятием в свои руки и развернул дело до невиданных масштабов.

Автор пишет, что весь остаток жизни, каждый день, Берг с утра ездил на могилу жены и отстаивал панихиду в ее память, а уж потом отправлялся в контору вершить дела.

Дочитав трогательную притчу, я сказал себе: «Умилительно, но смахивает на приукрашенную легенду. Проверим-ка, как оно было на самом деле».

Представьте себе, именно так всё и было. Павел Васильевич Берг (1818–1894) был, поправка, не отставным майором, а отставным подполковником. Прочее же всё истинная правда. К концу жизни П. В. Берг владел золотыми приисками, заводами, текстильными мануфактурами. Жена похоронена на Покровском кладбище, рядом с которым я прожил много лет. На месте монастырского погоста в мои времена находилась спортплощадка, где я скакал с теннисной ракеткой – выходит, по костям счастливой горбуньи.

Там много подобных историй, в варенцовских мемуарах. Рекомендую.

Три историйки

Эти три историйки тоже из моего резервного файла – занятные, а для работы не нужны.

Одна хулиганская, две остальные (для равновесия) похоронные, про поэтов.

Флэш-моб двухсотлетней давности

Ошибаются те, кто думает, что флэш-мобы – современное изобретение. Зимой 1818 года Париж оказался охвачен озорным (если не сказать «дурным») поветрием – «эпидемией уколов».

Полагалось где-нибудь в людном месте – на Риволи или в саду Пале-Рояль – подойти сзади к гуляющей даме или барышне (непременно молодой, из «приличного общества») и уколоть ее в ягодицу чем-нибудь острым: длинной иглой, заостренным кончиком зонта, тонким ножиком. После этого «укалыватель» немедленно пускался наутек. Уколотая, натурально, начинала кричать или падала в обморок (во времена тугих корсетов женщины лишались чувств при всяком внезапном стрессе), а если особенно повезет, бедняжка в шоке задирала юбку и начинала осматривать ранку – при полном восторге публики.

Не установлено, что за идиот первым ввел в моду этот жестокий аттракцион, но вскоре о новой забаве говорил уже весь город. В аптеках с успехом продавали специальный бальзам «для мгновенного заживления ран на нежных частях тела». Предприимчивые ремесленники стали предлагать специальные «напопные панцири», изготавливаемые «по индивидуальным контурам» и незаметные под платьем.

Даме примеряют панцирь