Борис Виан - Пена дней Страница 31

— Да, — ответил Жан-Соль. — Вы хотите со мной побеседовать?

— Я хочу просить вас не издавать вашу энциклопедию.

— Это затруднительно, — ответил Жан-Соль. — Ее ждут.

Он снял очки, жарко подышал на стекла и снова надел. Глаз его больше не было видно.

— Конечно, — сказала Ализа. — Я просто хочу сказать, что надо задержать ее выход.

— Что ж, если дело только в этом, то нам можно потолковать.

— Надо бы отложить ее лет на десять.

— Вот как?

— Да. На десять лет. Или, если угодно, еще на больший срок. Видите ли, людям надо дать возможность накопить деньги, чтобы они сумели ее приобрести.

— Это будет довольно скучное чтение, — сказал Жан-Соль Партр. — Потому что даже писать ее мне очень скучно. У меня то и дело сводит судорогой правое запястье.

— Мне вас очень жалко.

— Из-за судороги?

— Нет, — ответила Ализа. — Из-за того, что вы не хотите задержать издание.

— Почему?

— Сейчас вам объясню: Шик тратит все свои деньги на покупку ваших сочинений, а денег у него больше нет.

— Было бы куда разумней тратить их на что-нибудь другое, — сказал Жан-Соль. — Я лично никогда не покупаю своих книг.

— Ему нравится то, что вы пишете.

— Это его право. Он сделал выбор.

— Я нахожу, что он преувеличивает, — сказала Ализа. — Я тоже сделала выбор, но я свободна, потому что он больше не хочет жить со мной, и мне придется вас убить, раз вы отказываетесь задержать издание.

— Вы лишите меня средств к существованию, — сказал Жан-Соль. — Как мне получать авторский гонорар, если я буду мертв?

— Это ваше дело. Я не могу все принимать в расчет, поскольку больше всего на свете я хочу вас убить.

— Но согласитесь, что подобный довод не может быть для меня основательным.

— Соглашаюсь, — сказала Ализа, открыла сумку и вынула оттуда сердцедер Шика, который она уже несколько дней назад взяла у него из ящика стола. — Расстегните, пожалуйста, ворот вашей рубашки.

— Послушайте, — воскликнул Жан-Соль, снимая очки. — Я нахожу, что все это какая-то дурацкая история.

Он расстегнул рубашку. Ализа собралась с силами и решительным движением вонзила сердцедер в грудь Партра. Он вскинул на нее глаза, он умирал быстро, и в его затухающем взгляде промелькнуло удивление, когда он увидел, что извлеченное сердце имеет форму тетроида. Ализа побледнела как полотно. Жан-Соль был мертв, и чай его остывал. Она схватила рукопись «Энциклопедии» и порвала ее в клочки. На маленьком четырехугольном столике кровь смешивалась с чернилами, вытекшими из самопишущей ручки, и официант подошел, чтобы вытереть всю эту пакость. Ализа расплатилась с официантом, затем раздвинула концы сердцедера, и сердце Партра упало на столик. Сложив никелированный инструмент и сунув его назад в сумку, она вышла на улицу, сжимая в руке спичечный коробок Партра.

LVII

Она обернулась. Густой черный дым заволок витрину, и прохожие начали останавливаться. Ей пришлось зажечь три спички, прежде чем занялось пламя, — книги Партра никак не загорались. Владелец книжной лавки ничком лежал за конторкой, а его сердце, валявшееся рядом, постепенно охватывал огонь — из него вырывались язычки черного пламени и брызгали струи кипящей крови. Две книжные лавки, расположенные метрах в трехстах от этой, уже пылали вовсю, потрескивая и шипя, а хозяева их были мертвы. Всех, кто продавал Шику книги, ожидает такая смерть, а их лавки будут преданы огню. Ализа плакала и торопилась, она ни на миг не могла забыть выражения глаз Жан— Соля Партра, когда он увидел свое сердце. Сперва она не хотела его убивать, она думала только задержать выпуск «Энциклопедии» и тем спасти Шика от гибели, которой он упрямо шел навстречу. Все книгопродавцы были в заговоре против Шика, они хотели вытянуть у него все деньги, используя его страсть к Партру, они всучивали ему старую одежду, не имевшую никакой цены, и трубки с какими-то там отпечатками, они заслужили свою участь. Вдруг Ализа увидела слева от себя еще одну витрину с выставленными в ней переплетенными томиками. Она остановилась, перевела дух и вошла в лавку. Хозяин тут же подошел к ней.

— Что вам угодно? — спросил он.

— У вас есть Партр?

— Конечно, — ответил он. — Но, к сожалению, в данный момент я не могу предложить вам наиболее редкие издания, потому что все они обещаны моему постоянному покупателю.

— Шику? — спросила Ализа.

— Да, кажется, его зовут именно так.

— Он больше у вас никогда ничего не купит. Ализа подошла к хозяину лавки и, словно невзначай, уронила платок. И когда тот, кряхтя, нагнулся, чтобы его поднять, она быстрым движением вонзила сердцедер ему в спину. Тут она снова расплакалась и задрожала, а хозяин упал лицом на пол, и она не посмела взять свой платок, потому что он стиснул его застылыми пальцами. Она извлекла сердцедер, между его концами было зажато сердце книготорговца. Ализа раздвинула концы инструмента, и маленькое светло-красное сердце упало на пол и покатилось к своему бывшему владельцу. Надо было торопиться. Ализа схватила кипу газет, чиркнула спичкой, сделала факел, швырнула его под прилавок и завалила остальными газетами, потом сняла с ближайшей полки дюжину томиков Николя Каласа и кинула их туда же. Распаляющееся пламя, дрожа и пыша жаром, охватило книги. Прилавок разом занялся и затрещал, магазин наполнился смрадным дымом. Ализа спихнула в огонь еще один ряд книг, ощупью пробралась к двери, сорвала, выбегая, ручку, чтобы никто туда больше не вошел, и помчалась дальше. Глаза у нее щипало, а волосы пропахли дымом, она бежала, не останавливаясь, и слезы уже не текли по ее щекам, потому что ветер их тут же осушал. Она все приближалась к кварталу, где жил Шик, ей оставалось сжечь еще только две или три книжные лавки, остальные не представляли для него опасности. Она огляделась по сторонам, прежде чем войти в очередную. За ее спиной, вдалеке, поднимались к небу широкие столбы густого дыма, и прохожие спешили туда, чтобы полюбоваться на согласную работу сложных механизмов, которыми Бранд-Мейстер-Зингер оснастил корпус пожарников. Их большие белые машины промчались по улице как раз в тот момент, когда Ализа торопливо и решительно вошла в книжную лавку и притворила за собою дверь. Она поглядела им вслед сквозь стекло витрины, а хозяин подошел к ней и спросил, что ей угодно.

LVIII

— Вы, — сказал сенешаль, — стойте здесь, справа от двери, а вы, Дуглас, — продолжил он, обернувшись к другому толстому сотруднику, — слева, — никого не впускать!

Оба сотрудника, получившие приказание, вытащили свои двенадцатиствольные уравнители, прижали руку с оружием, согласно уставу, к правому бедру дулом вниз, и затянули ремни на касках так, что они глубоко врезались в их подбородки. Сенешаль вошел в дом вместе с четырьмя худыми сотрудниками. Там он также поставил по часовому с правой и с левой стороны двери, приказав никого не выпускать, а сам направился к лестнице вместе с оставшимися двумя худыми Дугласами, удивительно похожими друг на друга: смуглые лица, черные глаза и тонкие губы.

LIX

Прослушав одновременно обе пластинки до самого конца, Шик остановил проигрыватель, чтобы их сменить. Он взял две новые из другой серии. И увидел под одной фотографию Ализы, которую считал потерянной. Ализа была снята вполоборота, освещенная рассеянным светом, но один юпитер фотограф расположил, видимо, сзади, так что казалось, солнце играет в ее волосах. Не выпуская из рук найденную фотографию, Шик снова включил проигрыватель, поглядел в окно и обратил внимание на то, что новые столбы дыма поднимались теперь уже совсем близко от его дома. Сейчас он дослушает эти две пластинки и спустится вниз, чтобы наведаться в ближайшую книжную лавку. Он сел, и взгляд его упал на фотографию, которую он все еще держал в руке. Если вглядеться повнимательнее, нельзя было не обнаружить сходства между Ализой и Партром; и постепенно образ Партра все больше заслонял собою образ Ализы, это он, а не она улыбается Шику с фотоснимка, и, конечно же, Партр поставит свой автограф на любой из его книг. На лестнице раздались шаги, в его дверь постучали. Он положил фотографию на стол, остановил проигрыватель и пошел открывать. Он увидел перед собой черный кожаный комбинезон одного из сотрудников, рядом стоял второй. Сенешаль появился последним. В полутьме лестничной площадки по его красному комбинезону и черной каске то и дело пробегали какие-то отсветы.

— Ваше имя Шик? — спросил сенешаль.

Шик попятился, лицо его стало белым как мел. Он отступал все дальше от входной двери, пока не уперся спиной в стеллаж, где хранились все его сокровища.

— Что я сделал? — спросил он.

Сенешаль порылся в нагрудном кармане, вынул лист и прочел:

— «Принудительное взыскание налогов у мессера Шика с предварительной описью принадлежащего ему имущества. Полная его конфискация или даже частичная, осложненная нарушением неприкосновенности жилища. Оскорбление действием и публичное шельмование».