Герман Садулаев - Я - чеченец Страница 31

А однажды утром ушли в центр и вернулись домой в форме защитного цвета, увешанные оружием. Коротко сказали, что записались в ополчение. Поседевшие от потери младшего ребенка родители не смогли их удержать. Мать просила остаться и рыдала во весь голос. Отец мрачно молчал и курил.

Старший Брат не взял оружия в руки. Только бормотал: «кровь… нефть, как кровь… черная кровь, красная кровь… кровь порождает кровь…»

Всю первую войну Турпал и Бислан не выпускали автоматов из рук. Мы виделись мало. Я учился на юрфаке в Петербурге и дома бывал наездами. Один раз Бислан зашел ко мне в гости. Изложил основы учения ваххабитов и сказал, что я тоже должен принять истинную веру. Я слушал не перебивая. И только потом спросил:

— Браза, а как же рок-н-ролл? Ты больше не слушаешь рок?

— Вообще-то нам не положено. Но, если никто не узнает, то некоторые песни… Они ведь о том же самом. We are buying a stairway to heaven…

После первой войны Бислан отошел от ратных дел. Женился и завел детей. А Турпал остался в бандформированиях. Как соратник Радуева и один из видных пропагандистов и идеологов движения. И когда исход второй чеченской был предрешен, он все еще скрывался. В лесах. Так говорят — в лесах. Не понимайте буквально. Никто не скрывается в лесах. Или в горах.

Да какие там леса и горы! Подумаешь, Кордильеры нашли. Все наши леса и горы можно прочесать одним батальоном за пару суток.

Это странная война, все так говорят. Линия фронта проходит по каждой улице, а тыла нет вообще. Война молчания. Все всё знают, но никто ничего не скажет. Омерта.

Турпала надо было найти и ликвидировать. Но это было почти невозможно. Оставляя следы тут и там, он всегда уходил от преследования.

И тогда взяли Бислана, который мирно жил дома. И просто сказали вслух, что если Турпал не придет сам, то его брат пропадет в Чернокозово, как пропали уже тысячи других. Просто сказали вслух. Те, кто молчат, услышат и передадут.

И Турпал пришел. Через два дня пришел и попросил отпустить брата.

Их расстреляли обоих, со связанными сзади руками, у залитой кровью стены в подвале комендатуры. И в ту же ночь тайно вывезли тела, чтобы закопать за селом, на берегу мелкой речонки.

— С тобой что-то не так?..

Девушка за столиком в кафе напротив меня искренне беспокоилась. Какая девушка? Ах да, ей 17 лет, высокая, светлая. Мы только что тут же и познакомились, и зовут ее, кажется… Яна?.. Слушает рок.

Причина ее беспокойства была ясна. Я уже с полчаса не отвечал на вопросы, не поддерживал разговор, только тупо смотрел в стеклянную стену кафешки на залитый неоновыми огнями Невский проспект.

И я заговорил. Быстро, сбивчиво, стараясь успеть и, как будто бы оправдаться:

— Знаешь, я недавно прочитал, я удивился, да, прочитал, что мы живем в ледниковом периоде. Третьем ледниковом периоде. С точки зрения геофизической истории. Первый был давно, да, еще динозавры вымерли, потом второй, а сейчас третий. Я дат не помню, это все очень большие цифры. Третий ледниковый где-то в середине, он уже пошел на убыль. Но все равно. Поэтому вечная мерзлота, и Антарктида, айсберги. «Титаник» погиб, кино, наверное, видела. А когда-то все было по-другому. Ось Земли располагалась по отношению к Солнцу без всякого там наклона. И не было смен сезонов, на всей Земле был ровный и теплый климат. Лето. Было много еды, на всех хватало. И одеваться было совсем не нужно — тепло ведь. А если есть еда, и не нужно одежды, зачем кудато все время ехать? И кому тогда нужны нефть и бензин? А потом в Землю ударил большой метеорит — БАБАХ! И наклон земной оси искривился. Все из-за этого. На севере стало слишком холодно, а на юге — слишком жарко. Вымерли растения. Вот большой папоротник — он вымер и сгнил, и стал нефтью. И стало мало еды. Люди стали убивать животных, есть их мясо и одеваться в их шкуры. Но всем не хватало. И тогда люди стали убивать друг друга. Сначала все убивали всех. Потом самые сильные, хитрые и злые придумали государство. Они сказали, что теперь только они имеют право убивать, делить мясо и шкуры, и назвали это «правительство» и «закон». А потом люди научились делать много еды и одежды, и уже хватило бы на всех. Но к тому времени правительство придумало цветную бумагу и стало печатать ее в ограниченном количестве, чтобы точно не всем хватало, они назвали это «деньги». Цветную бумагу надо было менять на еду. И еда стала гнить, а люди продолжали умирать с голоду. И еще им нужна нефть, много нефти. Но нефть кончается, и такой папоротник больше не растет. Все из-за этого, земная ось накренилась, неправильно накренилась. Поэтому люди убивают, и брат убивает брата, и друг убивает друга. Это все ледниковый период, это холод, это ледник, он во всем виноват. Вот, дверь открыли, чувствуешь этот ветер? В нем запах арктических льдов и вечной мерзлоты. А мы не виноваты. А еще, знаешь, что я узнал? Ученые подсчитали изменения в наклоне земной оси и говорят, что Земля выравнивается! Ледниковый период кончится, уже совсем скоро, может, всего через пару миллионов лет. Снова везде будет тепло, лето, вечное лето, и много еды, и никому не будет нужна нефть. И убивать станет незачем. И мы не будем убивать, честно, мы тогда не будем никого убивать!..

Девушка смотрела на меня с изумлением и непониманием. Затянулась пауза. Она взглянула на часы и нервно встала.

— Мне пора. Уже поздно. Темно. И… знаешь, я не приеду к тебе на выходные. Я вспомнила, у меня есть дела…

— Пока.

— До свидания, извини. Было очень интересно с тобой пообщаться. Я, может, позвоню. Ты такой умный и… необычный. Пока.

И торопливо направилась к выходу.

Я продолжал смотреть сквозь стекло. Есть так много картин, которые мы бы не хотели увидеть заново, но память — это такое кино, которое не остановить. В темной будке оператора сидит… даже не хочется думать о том, кто там сидит, но бесполезно просить его остановить фильм или сменить ленту.

Потом я сидел в комендатуре. На простом деревянном столе лежал пистолет, еще горячий от выстрелов. И снова видел, как… Я зашел в подвал. Они были на коленках, со связанными сзади руками, у стенки. Бислан беззвучно плакал. Оглянувшись на лязг отпираемого засова, Турпал увидел меня и произнес, с трудом шевеля разбитыми в кровь губами:

— А, это ты. Привет.

За моей спиной стояли трое бойцов питерского ОМОНа. Турпал кивнул на них головой.

— Видишь, браза. Вот ты и собрал свою рок-группу. Только вокалиста у тебя так и нет. Одни барабанщики…

И хрипло, во весь голос, запел: «Balls to the wall!.. O-O-O-O-O-O-O-O-O! Balls to the wall!»

Я расстрелял их очень гуманно, правда. Каждому по пуле в голову. Без всех этих зверств, которые устраивали менты и солдатня. Их головы подпрыгнули, ударились как мячики о бетонную стену. И тела сползли на пол.

Через два часа я ушел домой. Нашел кассету, включил старый магнитофон и, уставившись в потолок, слушал.

Shine on you crazy diamond…

Сияй, сумасшедшая драгоценность, сияй. Сквозь потоки красной и черной крови, сквозь синюю форму и форму цвета хаки, сияй. Сквозь фонарики из цветной бумаги…

Спустя месяц я перевелся обратно в питерскую прокуратуру.

Кафе закрывалось. Между столами мельтешил молодой паренек со шваброй. Наверное, подрабатывает после учебы, подумал я.

Слишком много историй начинается в кафешках. И некоторые заканчиваются там же. Я почувствовал, что сегодня, в этой кафешке, закончилась история моего рок-н-ролла. Именно сегодня, в кафешке, а не в коридорах юридического факультета, и не в подвале комендатуры, и не в двухкомнатной квартире с женой и ребенком.

На Невском меня встретил в лицо холодный ветер, с запахом арктических льдов и вечной мерзлоты. Я поднял воротник пальто и зашагал к своей пещере. До лета было еще очень далеко.

Пионервожатый

У меня осталась ее фотография. Почти случайно наткнулся на нее в кипе старых бумаг на отцовской квартире. Старое фото в коричневых тонах. Она стоит в школьном платье, на фоне идиотских зеленых елок, держит руки за спиной и смотрит. Дерзко, как она умела смотреть. Простая подпись на обороте: «Помни меня. Айнет». И я вспомнил все…

В классе Айнет была неформальным лидером, и Марье Ильиничне приходилось с ней считаться. В тот день она пришла к классной руководительнице с целой делегацией девчонок.

— Марья Ильинична!

— Да, Айнет?

— Успеваемость у нас в классе плохая.

— …?

— С уроков часто сбегаем.

— … …?

— Дисциплины вообще никакой!

… … …?

— А все почему?

— Почему же, Айнет?

Марья Ильинична уже чувствовала подвох…

— А потому. У нас ведь до сих пор нет пионервожатого! Вот и не на кого равняться, не с кого брать пример!

— Ну, хорошо, девочки. Я скажу завучу, вам подыщут хорошего вожатого. Я рада, что вы хотите улучшить дисциплину в классе.