Алан Холлингхёрст - Линия красоты Страница 31

— Я вам дам совет, — проговорил вдруг Барри Грум.

— Да? — откликнулся Ник, чувствуя, как стремительно покидает его эрекция.

— Никогда не спекулируйте больше чем двадцатью процентами вашего капитала.

Ник хотел было улыбнуться, но вовремя понял, что Барри Грум абсолютно, до свирепости, серьезен.

— Двадцать процентов… Хорошо. Спасибо, я запомню. Вы правы, очень хороший совет.

— Двадцать процентов, — повторил Барри Грум. — Самый лучший совет, какой я могу вам дать.

Начали разливать портвейн и кларет. Морден Липскомб неуклюже обрезал сигару: тонкие губы его были неодобрительно сжаты, и лицо выражало брезгливое недовольство — не сигарой, а тем, что он оказался в такой компании. Нику стало жаль Джеральда, но он не знал, что тут можно сделать. Сам он, когда стремился сойтись с человеком, начинал разговор об искусстве или о музыке; однако ясно было, что Липскомба этим не пронять. Интересно, что бы сказал — или сделал — Лео?

— А вы, Дерек, — обратился Барри к Бэджеру, — надолго здесь остановились?

Несколько мгновений Бэджер пыхтел сигарой, обдумывая ответ.

— Пока старина Боевой Кобель меня не выгонит, — ответил он наконец, мотнув головой в сторону Джеральда.

— Это вы его так называете? — ревниво поинтересовался Барри.

Бэджер затянулся сигарой и ответил, с явным желанием позлить собеседника:

— Старое прозвище, еще с оксфордских деньков. Собственно говоря, у меня дома сейчас ремонт, поэтому я сюда и переселился.

— Вот как? А где ваш дом? — подозрительно спросил Барри.

Этого вопроса Бэджер словно не заметил, и Барри пришлось его повторить. Только тогда Бэджер соизволил ответить:

— Да это недалеко от вашей работы. Ничего особенного, такая, знаете ли, уютная маленькая квартирка…

— Иначе говоря, в самый раз б…дей туда водить, — подытожил Барри, вперившись Бэджеру в лицо, словно желая удостовериться, что оскорбление достигло цели.

Даже Бэджер несколько смутился. Джеральд тихо ахнул и поспешно заговорил с Джоном Тиммсом и со своим бывшим преподавателем о несравненном уме госпожи премьер-министра. Ник бросил взгляд на Тоби — тот молча прикрыл глаза, показывая, что вполне с ним согласен.

— Я предполагал, что сегодня увижусь с премьер-министром, — проговорил Липскомб. — Но теперь понимаю, что это вечер не того сорта.

— О… — виновато отозвался Джеральд. — Мне так жаль! К сожалению, она сегодня занята. Но, если вы хотите, чтобы я вас познакомил…

Нечастая улыбка появилась на губах Липскомба.

— Мы с ней обедаем во вторник, так что это совершенно не нужно.

— Ах, вот как? — мужественно улыбаясь, ответствовал Джеральд.

Так продолжалось еще минут десять-пятнадцать. Ник сидел на углу между двумя беседующими компаниями, передавал бутылки, улыбался тому, как играет свет свечей на полированной поверхности стола, одобрительно бормотал что-то в ответ на шутки Бэджера, который на фоне остальных гостей уже казался ему почти родным. Несколько раз, когда прочие уважительно замолкали после замечаний Липскомба, задумчиво кивал вместе со всеми. Вся столовая пропиталась сигарной вонью, однако спиртное несколько скрашивало ощущения. На Барри Грума Ник взирал почти с благоговением: не часто встречаются люди, вызывающие такое отвращение. Ему казалось, что сам Барри понимает, какое производит впечатление, что ему это даже нравится. И однако Джеральд продолжает с ним общаться, потому что Барри — его деловой партнер, потому что они друг другу полезны. Вот что значит быть взрослым, сказал себе Ник: иметь дело не с теми, кто приятен, а с теми, кто полезен.

— He понимаю, — говорил Барри, — чего эти расфуфыренные оксфордские умники так носятся со своим Клубом мучеников. — Он глотнул кларета. — Что это вообще значит? От чего вы там мучаетесь, хотелось бы мне знать?

— От похмелья, — немедленно подал голос Бэджер.

— Точно, от выпивки, — с безмятежной улыбкой согласился Тоби.

— От превышения кредита и классовых барьеров, — попытался присоединиться к общим шуткам Ник.

Барри уставился на него.

— А вы что, тоже член клуба?

— Нет, я… — начал Ник.

— Я так и думал.

А потом из холла послышался шум. Отдаленный грохот, словно что-то с размаху ударилось о дверь. Затем звонок — три резких, нетерпеливых звонка сразу. Дверь распахнулась, послышался торопливый, взволнованный женский голос, видимо, Кэтрин — слов было не разобрать. Ник скользнул взглядом по лицам гостей: на них отражалось удивление, недовольство, кое у кого — любопытство. Джон Тиммс немигающим взглядом уставился на закрытую дверь. Бэджер устроился поудобнее и выпустил клуб дыма.

— Да хватит уже, хватит! — послышалось снизу.

Точно, Кэтрин.

— Этот ребенок и устрицу выведет из терпения, — проговорил Джеральд и обвел взглядом гостей, желая знать, все ли узнали цитату.

Входная дверь закрылась — на сей раз аккуратно, без хлопка — и раздался мужской голос:

— Девочка, надо быть поосторожнее…

Ник нахмурился: с образом Рассела этот голос не складывался.

Джеральд встал, отложил сигару, проговорил: «Прошу прощения» — и с неловкой улыбкой направился к дверям.

— Это моя сестра, — объяснил Тоби.

— Так вот, как я уже говорил… — начал Морден Липскомб.

Джеральд открыл дверь. Из холла слышалось:

— Ну успокойся, Кэти, успокойся, что ты, в самом деле, разве ж так можно…

Теперь Ник явственно различил в этом голосе карибский акцент. Голос был смутно знакомым, хоть Ник и не мог сообразить, кому он принадлежит — но сердце его рванулось навстречу этому голосу, прочь от сигарного дыма, болтовни старых оксфордцев и жирной скотины Барри Грума.

— А вы кто такой? — спрашивал внизу Джеральд.

— Боже мой, папа! — вскричала Кэтрин. Теперь стало ясно, что она плачет — на последнем слове голос ее дрогнул и сломался.

— Ну, ежели вы — Кэтин папаша, то…

Ник встал и вышел в холл. Он не знал, что происходит, понятия не имел, сможет ли помочь, но понимал, что в любом случае будет полезнее Джеральда.

Кэтрин стояла у лестницы, обеими руками сжимая золотую цепочку сумочки: на высоких каблуках она казалась совсем маленькой, губы у нее дрожали, словно у обиженного ребенка. Несмотря на свою тревогу, Ник едва не рассмеялся — так взрослый улыбается упавшему ребенку, желая его приободрить и убедить, что ничего страшного в падении нет. А падение, очевидно, произошло, и серьезное, — Кэтрин собиралась веселиться всю ночь, а вернулась через два часа. Человека рядом с ней Ник узнал сразу — таксист, с которым она подружилась и как-то раз, пока Джеральд и Рэйчел отдыхали во Франции, привела его в дом: лет пятидесяти, крепкий, с седыми висками и легким запахом ганджи — в «Орбисе» все таксисты приторговывали травкой. В этом доме он выглядел абсолютно неуместно.

— Привет! — сказал Ник и положил руку ему на плечо. — Что случилось?

— Кто он такой? — продолжал вопрошать Джеральд.

— Меня Брентфордом кличут, раз уж вы спрашиваете, — неторопливо отвечал таксист. — Вот, привез вашу Кэти домой.

— Большое спасибо, — поспешно вставил Ник.

— А откуда вы знаете мою дочь? — поинтересовался Джеральд.

— Вы уж о ней позаботьтесь, — продолжал Брентфорд. — Я-то не могу, мне сегодня еще работать.

— Он таксист, — полушепотом пояснил Ник.

— И что, мы должны ему заплатить?

— Я счетчик не включал, — объяснил Брентфорд. — Парень ее послал куда подальше, вот она мне и позвонила.

— Это правда?

— Мы вам очень благодарны, — сказал Ник.

Кэтрин с всхлипом втянула в себя воздух, шагнула к Брентфорду и схватила его за руку. Тот, понимая свое место, осторожно отстранил ее в сторону Ника; тогда она бросилась к нему и зарыдала у него на плече, однако не пытаясь его обнять. В своем горе она не искала у Ника утешения — ей просто надо было куда-то прислониться, поэтому Ник обнял ее осторожной, несмелой рукой.

— Рассел? — спросил он.

Но она рыдала отчаянно, не в силах вымолвить ни слова.

— Милая, что случилось? — воскликнула, сбегая по лестнице, Рэйчел.

— Этот чертов ублюдок ее бросил, — объяснил Джеральд, с негодованием явно неискренним — случилось то, на что он давно втайне надеялся. — Бедная наша киска!

Рэйчел перевела взгляд на Брентфорда, и на лице ее отразилась тень страха, словно таксист принес с собой в дом угрозу куда большую, чем драматическое появление Кэтрин.

— Милая, иди наверх, — сказала она.

В этот момент в холле появился Барри Грум. Жирная рожа его была свирепа и безумна. Ясно было, что он в стельку пьян.

— Эй ты! — заорал он на Брентфорда. — Ты кто такой, а? Отвечай, засранец!

Джеральд положил руку ему на запястье.

— Все в порядке, Барри.