Питер Акройд - Журнал Виктора Франкенштейна Страница 31

Охватившие меня изумление и испуг невозможно описать. Я вбежал в кухню, где Фред жарил мне на завтрак телячью котлету.

— Брось все дела и уходи, — сказал я.

Он взглянул на меня, не веря своим ушам.

— Ты ни в чем не провинился, Фред. Вот тебе деньги на житье. Я должен уехать. Я должен немедленно уехать.

— Да вы еще не проснулись, мистер Франкенштейн.

— Это не сон, Фред. Это явь. Я должен как можно скорее покинуть этот дом. Над ним тяготеет страшная участь.

Нетерпение и тревога мои, казалось, передались ему. Он бросился в спальню и принялся паковать мой кофр, хотя ни малейшего представления о том, куда ехать, у меня не было.

В кратчайший срок я готов был к отъезду. Я дал Фреду связку ключей, строго наказав ему запереть все двери и окна.

— Я тут буду, останусь дом охранять, как пес, а ежели меня нету, значит, я у матери, в Шортс-рентс, — сказал он.

— Достаточно ли тебе на расходы денег, что я дал?

— Вы очень щедры, сэр. Когда же вы вернетесь?

— Не могу сказать. Не знаю.

Вышедши на улицу, я с опаской посмотрел в одну сторону, в другую — на случай, если он возвратился; никаких следов не было. Я по-прежнему не представлял себе, куда поеду, но тут мне вспомнилось путешествие, недавно предпринятое Биши. Он говорил мне, что карета на север отправляется от Энджела в Ислингтоне — туда-то, подчиняясь внезапному и неукротимому инстинкту, я и отправился. По весьма счастливой случайности карета задержалась из-за столкновения, перекрывшего Эссекс-роуд, и мне удалось купить билет, по которому я мог, если пожелаю, добраться до Карлайля. Я рад был отъехать от Лондона на расстояние как можно большее.

Попутчикам я, верно, казался странен, ибо всю дорогу молчал, пребывая в каком-то ступоре. В Мэтлоке мы передохнули и сменили лошадей, и я попытался заснуть на отгороженном сиденье в гостиной тамошнего трактира. Но покой ко мне не шел. Из головы у меня не выходил образ его, закутанного в мой темный плащ, не сводящего пустых глаз с моего окна. Я сошел в Кендэлле и пересел на местную почтовую карету, направлявшуюся в Кезуик, о котором некогда упоминал Биши. Во время поездки ландшафт и вправду радовал глаз, хоть душевный настрой и не позволял мне толком воспринимать его красоты. Огромное озеро напомнило мне Женевское, а горы вокруг походили на уменьшенные копии, оставшиеся от тех, что окружали мой родной город. Я не удивился бы, прозвучи над водой колокол великого собора. Все это я охватил одним взглядом, тогда как тревожные мысли мои оставались далеко. Удастся ли мне когда-либо избавиться от этого демона, этого инкуба, что преследует меня?

Мне указали на небольшой трактир с комнатами для путешественников, где я и устроился на ночь. Спал я, увы, некрепко, часто просыпаясь, разбуженный грозой, что катилась над горами, да собственным беспокойным сознанием, то и дело во мне шевелившимся. Как бы то ни было, первый день я провел в попытках утомить себя прогулками по самым крутым склонам. Быть свободным, жить среди гор — теперь это представлялось мне вершиною мечтаний. Я раздумывал о том, не удалиться ли мне на родину и не зажить ли там в блаженном отшельничестве.

Вечером я возвратился в трактир усталым и готовым уснуть. Я съел ужин, поставленный передо мною женой хозяина, и выпил огромное количество камберлэндского эля, сдобренного портом и перцем. Но покой все не шел ко мне. Я лишь некрепко дремал, отдых мой прерывался словно бы вспышками молнии, в которых мельком виднелись очертания и фигура существа. Поднявшись на заре, я отправился к озеру. Прилегавший к трактиру сад спускался вниз, к самому берегу; там я и остановился, озирая неподвижную и тихую картину пред собою. Неподалеку от середины озера был остров, уже отчасти освещенный лучами солнца, тогда как ландшафт позади него — холмы и горы — все еще находился в тени. От воды поднималась дымка, клубившаяся по ее поверхности; помимо того, любопытное зрелище представляли собою скопления легких испарений, которые будто нависали над водой, образуя узор, напоминавший вихрь или же водоворот.

С другой стороны острова появилась небольшая лодка; казавшаяся поначалу пятнышком в окружавшем меня тумане, она постепенно росла. Рыбаки в этих краях подымаются рано. Когда суденышко подошло ближе к берегу, я различил человека, стоявшего во весь рост на носу — темная фигура, силуэт на фоне воды и испарений. Он приблизился, и я увидел, что руки его подняты над головой и что он словно бы машет мне. Решив, что с ним, вероятно, стряслась некая беда, я помахал в ответ, желая его ободрить. И тут я, к полнейшему изумлению и ужасу своему, осознал, кто он такой, тот, что стоит в лодке и приветствует меня. Существо все приближалось, уже видны были омерзительные желтые волосы и пустые серые глаза. Вот он протянул руки вперед. Ладони его были в крови.

Я повернулся и побежал к трактиру, в спешке запнувшись о корень дерева; поднявшись с земли, я со страхом взглянул через плечо. Лодка, а с ней и тот, кто в ней был, исчезли. Их, верно, поглотил туман, успевший наползти на дальний берег. Тем не менее я заторопился назад в трактир и, хотя понимал, что его ничем не удержать, инстинктивно запер дверь своего номера. Посещение это было свидетельством некоего ужасного происшествия. В этом я был уверен. Окровавленные руки его знаменовали некое преступление, совершенное во имя мести. Я подошел к окну, выходившему на сад и озеро, однако он более не появлялся. Первым моим побуждением было бежать, но тут я остановил себя. Не могу же я весь остаток жизни провести, сломя голову спасаясь от моего преследователя; Каин и тот не заслужил столь страшной участи.

Я решил возвратиться в Лондон и там разведать обо всех деяниях, какие он мог совершить. В определенном смысле мне любопытно было узнать, каков характер его подвигов, ибо в них могла отчасти проявиться его низкая натура. Возможно, я своими глазами увижу природу того, что сотворил. Однако то были мысли мимолетные, не поддающиеся определенному выражению, даже попытайся я их объяснить самому себе. Я по-прежнему был целиком погружен в водоворот страха и недобрых предчувствий.

Обнаружив, что следующая карета в Лондон отправляется из Кезуика утром, остаток дня я провел у себя в комнате, пристально глядя на озеро — не покажется ли он снова. Ничего. Я подозревал — я знал, — что он последует за мной в Лондон; удалось же ему выследить меня в этом уединенном месте. Совершенно не имея представления о том, как он перемещается, я тем не менее полагал, что он по-прежнему обладает сверхъестественной силой. Опасения мои возросли, когда на следующее утро я сел в карету и отправился на юг.

Как только я наконец очутился среди полей и садов лондонских предместий и до меня донесся запах города, страх мой усилился невероятно. Казалось, будто запах этот издает он. Подъехали мы через Хайгейт, и с холма глазам моим открылась громада, кипящая и дымящаяся впереди. Спустись я опять туда, в эти улицы, в эти внутренности, суждено ли мне когда-либо освободиться вновь? Надвигающийся звук наводил на мысли об огромном стаде животных; я знал, что среди них вскоре поселится и он.

Нанявши кеб от Энджела, я доехал до Джермин-стрит. К дому я приблизился с долей опасения — в воображении мне рисовалось, как он поджигает его либо наносит ему тот или иной ущерб. Однако дом, как и прежде, стоял на тихой улице, нетронутый, с запертыми дверьми и ставнями. Я вынул ключи и вошел. Взбираясь по лестнице, я услыхал слабый звук.

Стоило мне взойти повыше, как я понял, что кто-то негромко разговаривает в моих комнатах наверху. Мне слышен был голос, тихий, задумчивый. Внезапное движение заставило меня на миг насторожиться, а затем на верхушке лестницы показались Биши с Фредом.

— Виктор, вы пришли — слава богу! — Беспокойный голос Биши пробудил все мои собственные страхи.

— Что такое? Да что же случилось?

— Гарриет убита.

Я покачнулся на лестнице и схватился за перила, чтобы не упасть.

— Я не…

— Ее нашли в Серпентайне. Жутким образом задушенною.

— Я его на улице повстречал, сэр, — рассказывал мне Фред. — Он умолял, чтоб я позволил ему побыть здесь, где его никто не обеспокоит.

Я его почти не слушал.

— Когда это произошло?

— Четыре ночи назад.

Стало быть, стоящим на углу я видел существо наутро после преступления.

— И это еще не самое худшее.

— Худшего и представить себе нельзя!

— Ее ожерелье — орудие, которым она была убита, — найдено было в кармане Дэниела Уэстбрука.

— Дэниела, ее брата? Нет, это невозможно! Это вне всяких резонов. Он ее обожал. Он был ее заступником. — Я медленно взошел по лестнице, закрывши глаза рукою — в эту минуту я не желал видеть ничего вокруг.

— Он за решеткой в Кларкенуэлле, — сказал Фред.

— Этого не может быть.

Внезапно мне представилось, как существо машет мне с озера окровавленными руками; я взбежал по лестнице и кинулся к тазу в спальне, где меня вывернуло наизнанку.