Павел Хюлле - Тайная вечеря Страница 31

Там, в подземелье, где некогда десятки служанок разводили огонь под огромной плитой и ставили на нее котлы с водой, в которых кипятили простыни, пододеяльники, полотенца, кальсоны, нижние рубашки, где женщины, словно ведьмы, помешивали веселками в этих котлах, сейчас была свалка ненужных либо непонятного назначения вещей. Впервые попав туда ночью, он еще не знал, для чего служат старая, давным-давно не употреблявшаяся мешалка для меда, деревянная мороженица или ортопедический протез с ремешками. Но где-то под покровом пыли и плесени сохранился былой запах чистоты: крахмала, больших кусков мыла «Олень» и пышущей жаром плиты — запах этот он помнил с первых месяцев, а может, и лет своего пребывания в доме на холме. Проход он обнаружил в стене за плитой: несколько кирпичей отсутствовали, и через небольшое отверстие можно было пролезть в коридор, сразу же разветвляющийся в лабиринт.

Сейчас, лежа на траве и, как сигарету, зажав в зубах травинку, он вспомнил первое свое путешествие: тогда он дошел до выложенной кафелем комнаты, где в большой ванне купалась блудница. Она знала разные заклятья и хитрости. Велела ему раздеться донага, затащила в воду, намылила с головы до ног. Потом играла с ним, как с куклой, пока он не ощутил острый укол наслаждения — упоительного, сильнее, чем от удара током. У Посланца Тьмы, от которого ему пришлось избавиться сегодня на складе, была ее фотография. Сейчас он, не вставая с травы, рвал снимок и бросал клочки на ветер, глядя, как часть из них опускается на воду.

В лабиринт его влекло любопытство: можно было повторить уже известный путь и ничего не найти или же попасть в совершенно незнакомую комнату; именно так и случилось однажды ночью, когда ему захотелось еще раз поддаться чарам блудницы. Посреди той комнаты он увидел небольшую клетку. В ней стоял на четвереньках, скрючившись, человечек ростом с маленького ребенка, но больше похожий на звереныша. Он был страшно изуродован: нос и уши отрезаны, глаза выколоты, кожа на локтях, боках и коленях содрана. Рядом с клеткой на табурете сидел старик в длинном белом с узорами одеянии. Он протягивал несчастному калеке на кончике палки кусок колбасы, но так, чтобы тот не мог схватить его губами и всякий раз ударялся обезображенным лицом о прутья клетки.

— Молодец, Телесфор, скоро научишься, — хихикал Хозяин Табурета. — Терпение — единственная человеческая черта, которая у тебя осталась.

— Почему вы это делаете? — робко спросил он, сглотнув слюну. — Зачем?

— Говорят, я когда-то был Лисимахом. Тираном. Так меня назвал Сенека[75]. Но это неправда. Я — сон всех философов. И безумцев. Если ты, деревенский дурачок, понимаешь, что все эти названия и имена значат!

Произнося эти слова, Хозяин Табурета залился смехом, кусочек колбасы упал на пол клетки, и уродец по имени Телесфор всосал его в рот. Только сейчас стало видно, что и язык у него отрезан.

Той ночью, в ужасе убегая по коридору подальше от Хозяина Табурета, он потерял дорогу и не успел вернуться к утреннему обходу Инез. Но даже электрошок и уколы, которые ему назначили, были не такими страшными, как то, что он увидел.

Иногда он натыкался на людей из фильмов. Лысый полицейский, лейтенант Коджак[76], не переставая сосать леденец, допрашивал блудницу.

— Ты здесь сгниешь, сука, — орал он, — за щепотку украденной дури!

Блудница плакала, спрятав лицо в ладони. Он пошел дальше и попал в комнату, где двое шахматистов в пижамах разыгрывали партию.

— Чего тебе надо? — спросил, увидев пришельца, первый.

— Отстань от него, — сказал второй, — все равно ему не постичь нашей тайны!

— А в чем она, ваша тайна? — набравшись смелости, спросил он.

— В том, что никакой тайны нет, — рявкнул первый.

— Мы испробовали уже все возможные варианты, — любезно объяснил второй. — Неправда, что несть им числа. Их невообразимо много, но конец есть.

— Конец нашей игре — мы уже никогда больше ее не начнем, — вздохнул первый.

Он открыл глаза и выплюнул изжеванную травинку. Горели лоб и щеки, обожженные солнцем. О чем ему горевать? Ведь завершив свою миссию, он сможет в любой момент вернуться в дом на холме и потом по ночам наведываться в старую прачечную, откуда расходятся коридоры. Он встал, отряхнул костюм и пошел по валу к спускному шлюзу. Там плавало семейство уток: мать и семеро птенцов. На берегу сидел с удочкой мужчина в футболке с таким же рисунком, как на длинном одеянии Хозяина Табурета. А может, это он и есть? Днем удит рыбу, а по ночам мучает Телесфора. На всякий случай он замедлил шаг и долго всматривался в затылок рыболова, сжимая оружие в кармане пиджака. Он видел в кино, как это делается. И ни секунды бы не колебался, если бы парень с удочкой не повернулся к нему и не спросил: «Огонька не найдется?» Он пожал плечами и пошел дальше: это не был Хозяин Табурета.

Когда он подходил к остановке, с главной дороги с воем сирен свернули «скорая» и полицейская машина.

Автобус невыносимо долго тащился до центра. Вспотевший и усталый, он сразу же купил у вокзала темные очки и светлую кепку. Потом зашел в «Макдоналдс», где неторопливо ел и пил. Ушел очень довольный, с голубым воздушным шариком и бумажной сумкой с запасом бутербродов и кока-колы. Шарик придавал ему бодрости — весело порхал над головами прохожих и будто был его флагом. Бутерброды и кока-кола гарантировали, что до завершения миссии он не проголодается. И денег у него осталось порядком. Он ждал знака. Но пока знака не было.

Он долго бродил по улицам старого города. Постоял перед окруженной полицией полусгоревшей оградой мечети. Проходя мимо огромного кирпичного храма, обратил внимание на какого-то смешного человека: тот быстрым шагом нервно ходил взад-вперед, то и дело поглядывая на часы и бормоча что-то себе под нос; потом скрылся в переулке.

Над рекой он присел на скамейку передохнуть. Смотрел на прогулочные кораблики, полные беззаботных людей. Очень ему понравился старинный лабаз, на котором висела большущая картина: зеленый луг со стадом тучных коров в обрамлении заснеженных гор. Таких же коров он видел на плитках шоколада, которые по праздникам дарила ему Инез. Только там не было знака F&F, а здесь закорючки вылезали из-под коровьего хвоста. Он немного поел и попил, а потом задремал, пригревшись на солнце. Проснулся оттого, что загудел кораблик, и в ту же минуту услышал голос: «Антихрист вначале войдет в стеклянный дом, а потом быстро оттуда выбежит. Оставь его мне. Жди, пока тебя призовут братья. Блудницу простить уже нельзя и искать тоже нельзя».

Он понял, что сперва нужно найти этот стеклянный дом. Но где и как? Тщетно кружил он по лабиринту улочек старого города. Дважды даже осмелился спросить у прохожих: «Простите, где тут стеклянный дом?» В ответ ему усмехались и пожимали плечами. Он уже покончил со всеми своими запасами, бумажную сумку выбросил в урну; остался только шарик Прошел через какой-то душный пассаж и, выйдя на площадь, сел в садике кафе, чтобы выпить воды. Привязал веревочку к стулу и тут, пока дожидался официанта, увидел дом, который, скорее всего, и был ему нужен. Некрасивый, правда, с какими-то острыми углами, из сероватого песчаника, но весь высокий первый этаж с фасада — да и, наверно, с других сторон тоже — стеклянный. Заказав стакан воды, он спросил:

— Что это за дом?

— Театр, — ответил официант. — Вы что, читать не умеете? — Он немного удивился, но, взглянув на темные очки гостя, уже вежливее добавил: — Сегодня у них выходной.

Он замер, напрягшись. В больших стеклянных плитах отражался мир: соседние здания, запруженная машинами площадь, прохожие, облака и даже он сам, медленно прихлебывающий воду из высокого стакана. В доме было три входа. Тот, что слева, вел в книжный магазин. Правый — в кафе; снаружи перед кафе, как и там, где он сидел, стояли столики. Значит, самый главный вход — посередине. Но возле него ничего не происходило. Он знаком попросил официанта принести еще воды и дал понять, что сейчас вернется. Пересек площадь и толкнул стеклянную дверь. Дверь поддалась. С бьющимся сердцем вошел в просторный вестибюль. Пусто. Внезапно сбоку, из окошечка, которого он не заметил, донесся женский голос:

— Вы к кому? А, небось на фотосессию! На Тайную вечерю. — Она усмехнулась. — Так это надо сзади, через проходную. Обойдите вокруг, — показала она рукой. — Только вы рановато пришли, нынче все опаздывают! Сущий Армагеддон, — она сокрушенно покачала головой.

Он вернулся за столик, весь дрожа. Женщина, должно быть, посвящена в тайну и дала ему это понять. С какой бы еще стати она стала произносить такие слова, как «Тайная вечеря» или «Армагеддон»! Значит, он попал в нужное время в нужное место — не зря же она добавила: «Нынче все опаздывают». Не допив второго стакана, он расплатился и свернул в узкий переулок, в самом начале которого наткнулся на общественный туалет, куда и зашел — всего на минутку задержался у писсуара.