Галина Лифшиц - До свадьбы доживет Страница 31

– Многие предают. Многие понимают, что предали, когда уже поздно. Но многие – не значит все. Иначе зачем тогда существует слово «верность»? Если бы верных людей не было, слово бы само собой исчезло.

– А ты много в последнее время слышал это слово?

Миша вдруг засмеялся.

– Спорщик ты великий, Валюня! Ладно. Не знаю я ничего. Давай – ничья.

– И я не знаю, Миша. Ничего не знаю. Ноль-ноль! Ничья!

– Давно я ни с кем просто так не болтал. Легко и просто. Ты мне – подарок судьбы, – радостно вздохнул Михаил.

– И я давно ни с кем… И ты – подарок, – улыбнулась ему в ответ Тина.

– Значит, не потеряемся больше! Это я тебе обещаю.

Василиса – вчера и сегодня

Они расстались, говоря друг другу «до скорого свидания».

Развод состоялся сразу после ее возвращения из неожиданной деловой поездки. Тина словно очнулась от летаргического обморока. Начиналась ее новая жизнь. Совсем другая. Так ей хотелось думать.

Дома ее ждала радостная встреча, разговоры, подарки. И, наконец, Тина увидела свою крестницу, Василису. Тут ее ждало нечто большее, чем простое удивление при виде выросшего внезапно не на твоих глазах ребенка. Маленькая девочка на портрете, привезенном Ваське в подарок с пожеланиями счастливой судьбы и долгой жизни, не имела ничего общего с девушкой-подростком, которую поздравляла с наступающим Новым годом Тина. Высокая, пугающе худая… Но это ладно, это, скорее всего, возрастное, пройдет, оформится. Хотя… слишком худа была сейчас некогда пухленькая девочка. Щеки запавшие, ноги, как палки, руки – ветки.

Неужели анорексия? Тина знала достаточно много случаев этой странной болезни, поражающей, в основном, девочек-подростков. Достаточно какого-то одного небрежно брошенного слова в адрес растущего и не знающего себе цену человечка, как происходит невидимая разрушительная работа. «Я уродина. Я никому не могу понравиться. Я слишком толстая. Я должна изменить себя. Такую меня никто не полюбит.» И на волне ненависти к себе начинается медленное самоубийство: девочка действительно перестает есть. Причем проявляет при этом изощренную хитрость и изворотливость. Она может сидеть со всеми за общим столом, брать еду вместе со всеми, а потом бежать к унитазу и вызывать у себя рвоту. Она будет взвешиваться и записывать свой вес несколько раз на дню. И если прибавит 30–40 граммов, начинается самоистязание, сопровождаемое приступом паники: рвота, клизмы… Родные, как правило, спохватываются, когда дело заходит слишком далеко. Порой специалисты уже не в силах помочь и вернуть девочку к жизни. Отказывают почки, сердце. Тут главное – при первых признаках начинать тревожиться, подключать хороших психологов. Что же за травма постигла радостного ребенка? С этим надо было разбираться. А еще с тем, почему на вечно смеющемся Васькином личике не осталось места улыбке, а выражение глаз и лица в целом напоминало древнегреческую маску, символизирующую трагедию.

– Ну что? Не ожидала? А я предупреждала тебя, – шепнула Лиза, когда подруги оказались одни на кухне.

– Не ожидала, – подтвердила Тина, – Ты говорила, да. Но я как-то не так все себе представляла. Что-то с ней происходит такое… Не знаю даже, что. Может, несчастная любовь?

– В том-то и дело, что нет! Мы же с ней всегда все друг другу говорили. Она бы мне сказала. Я и спрашивала, может, кто обижает, может мальчик какой…

– А она?

– Нет, говорит, у меня никакого мальчика и не будет. Мне учиться надо. Так и отвечает, как заведенная, – расстроенно рассказала Лиза.

– Она не все тебе говорит. Это явно. Закрылась. Что же это такое? Вы ее дома не ругаете?

– Да ты что? Как ее ругать? Ты же сама видишь… Да и не за что ругать. Занимается целыми днями, кружки свои посещает. Никуда не ходит, нигде не задерживается. Нет причин ругать.

– А Женя твой? Он как? Может, что-то ее угнетает? Знаешь, бывает, достаточно в этом возрасте, если с тобой иронично разговаривают. На всю жизнь закрыться можно, – предположила Тина.

– Нет. Он не такой. Он очень бережно себя ведет, деликатно. Переживает, что она мало ест, но и в этом – никогда не настаивает, никогда не акцентирует внимания. Предложит. Она откажется. Он говорит, что, мол, ну ничего, в другой раз куплю что-то повкуснее. Я не знаю, что происходит, понимаешь? Не знаю! Ума не приложу!

– Подожди. Давай без паники. Давай подождем, посмотрим. Бывает в этом возрасте такое. А потом вдруг само проходит, – неуверенно произнесла Тина, – Мне кажется, надо все время пытаться выйти с ней на контакт. Но не назойливо, а невзначай. И надо хорошего психолога поискать. Привести в дом невзначай. Пусть с ней поговорит.

– Ну, невзначай не получится. Она тут же насторожится. Что это за новый человек и откуда он взялся? – привела довод Лиза, – Я вообще-то думала о психологе, но как его незаметно внедрить… Не представляю.

– Давай, может, ко мне пригласим. И вы придете к нам – типа – просто в гости. А у меня гость, и что? Мало ли кто ко мне может заявиться? – предложила Тина.

– Надо попробовать, – согласилась Лиза, – Только специалист должен быть настоящий. А то хуже сделает.

– В общем, давай наблюдать. Без паники, но внимательно. И врача поищем через знакомых, – подытожила Тина.

Вот тогда бы ей и поспешить, поднять все свои знакомства. Но им с Лизой казалось, что дело терпит, а паниковать – только хуже можно сделать. Время шло, тема специалиста то всплывала, то забывалась, потому что «все было вроде ничего, не хуже прежнего».

Сенечка

В конце января Тина провела неделю в Мюнхене. Они с Еленой каждый день ходили в Старую Пинакотеку, рассматривали всего по одной картине в день. Спешить никуда не требовалось. Это ощущалось как особое, незнакомое прежде счастье. Сама мысль, что в Пинакотеку можно приехать еще раз, и не один, грела душу. Тина воодушевлялась, начиная осознавать весь масштаб подарка, преподнесенного ей судьбой. Она занималась любимым делом, ее уважали, ее труд прекрасно оплачивался. Что еще нужно человеку? Хороший вопрос.

Тине, прожившей всю взрослую жизнь в браке, по-прежнему было нестерпимо плохо одной. Она никогда прежде не думала о смысле жизни, он казался ей таким понятным: она жила ради мужа и дочери. Им хорошо, и ей хорошо. Любовь к ним окрыляла ее и помогала справляться с любыми трудностями. В мире без любви Тина терялась и пугалась, не понимая, зачем все это. Луша, конечно, была в ее жизни и в ее сердце по-прежнему. Но у дочки – своя дорога, своя цель и свои миры. Тина казалась себе потерявшимся странником, бредущим без цели и ориентиров. Где-то она услышала занявшую ее цыганскую байку: «Почему цыгане веками бродят по свету? Когда-то они отправились в путь к какой-то великой цели. Но по дороге забыли, к какой…» Вот и она – никак не могла взять в толк, к чему стремиться, чего хотеть, чего искать. Так и существовала: от нечастых радостей к тоске и слезам. И куда бы выбросить эту тоску, как с ней справиться – это и был главный вопрос, на который ответа у нее пока не находилось.

В феврале она снова встречалась с Еленой, на этот раз в Берлине. В марте летала в Амстердам, рассматривать Рембрандта. Короткие поездки дарили ей много сил, но, возвращаясь, Тина снова встречалась со своей печалью. Казалось, не будет ей конца.

Наступил апрель, отпраздновали Пасху. С приходом весны в сердце Тины поселилась неведомо откуда взявшаяся радость. Она все чаще думала, что нет у нее причин для печали, все у нее хорошо, а будет еще лучше. Одна – ну и пусть. Ничего трагичного в этом нет. Солнышко светит – вот и радость. Скоро листочки на деревьях появятся, вот и счастье.

Однажды в магазине она со спины увидела человека, который показался ей удивительно знакомым.

– Неужели? – спросила она себя, – Высокий, чуть сутулый, волосы все те же. И та же легкая походка, небрежность… Неужели – Сенечка?

Она так уверилась, что встретила забытого друга детства, что не попыталась даже заглянуть ему в лицо.

– Сенечка! – окликнула она радостно, – Сенечка!

Человек не обернулся на ее зов, и тогда Тина тронула его за рукав.

– Простите? – удивленно посмотрел на нее юноша лет двадцати.

– Ох, – растерялась Тина, – Извините, пожалуйста! Я обозналась. Такое сходство со спины… Не может быть… Я подумала, вы – друг моего детства.

Парень с легким любопытством вгляделся, но развивать тему не стал. И так все ясно: не могли они быть друзьями детства. Тина ему в матери годилась. Спасибо, что молодой человек промолчал. Как же это она сама не сообразила, что Сенечка тоже должен был повзрослеть, как повзрослела она сама. Ах, как жаль! Годы ушли. Ах, как жаль!

Сенечка был ее прекрасным детством и очаровательной юностью. Странно, что долгие годы она о нем и не вспоминала. Как же так? Что было с ее памятью?

Познакомились они в детском саду. В один из нервных дней, когда Тина упорно не хотела просыпаться, а потом одеваться, а потом собираться, и мама на нее рыкнула, а папа пригрозил, что не пойдет с ней в зоопарк, она с ревом раздевалась у своего шкафчика, подвывая: