Сергей Довлатов - Речь без повода... или Колонки редактора Страница 32

Мальчишкой я дружил с Андрюшей Черкасовым. Потомком депутата и выдающегося артиста.

Господи, как я завидовал Андрюше. Ведь у него был знаменитый папа. У него была машина. У него была дача. У него была прислуга. У него было американское пневматическое ружье.

Я буквально помирал от зависти. У меня развивался чудовищный комплекс неполноценности.

Но показательно — другое. Показательно, что и Андрюша завидовал мне. Он завидовал моим рваным ботинкам. Моему умению курить и непринужденно сквернословить. Моим довольно хамским знакомствам. Моим синякам, полученным в уличных драках.

Комплекс неполноценности терзал обоих.

У Марка Твена есть роман об этом — «Принц и нищий»…

Я хорошо знал нескольких выдающихся спортсменов. Метателей — Болтовского и Руденкова. Боксеров — Соболева и Лагутина. Борца Толю Албула. Футболиста Тимофеева.

(Два слова о Тимофееве. Он был не только замечательным форвардом. Он был талантливым педагогом. Довольно своеобразно воспитывал провинившуюся жену. Тимофеев ставил ее в угол. Брал футбольный мяч. Затем разбегался… и наносил по жене штрафной удар.)

Впрочем, мы отвлеклись.

Итак, я знал многих выдающихся спортсменов. Это были знаменитые, увешанные регалиями люди. Держались очень скромно. О спортивных достижениях помалкивали.

Зато все эти чемпионы без конца говорили на литературные темы. Обсуждали театральные премьеры. Выказывали начитанность и эрудицию. Употребляли в разговоре непонятные слова, что является красноречивым знаком умственного изобилия.

У чемпионов был явный комплекс интеллектуальной неполноценности…

Вспомните советских милиционеров. Вспомните их горделивый облик. Казалось бы — галифе, наган, портупея… Довольно значительные права. Довольно высокая степень безнаказанности.

И наряду с этим — постоянные обиды. Постоянные нотки уязвленного самолюбия. Вечные и неистребимые комплексы…

Знал я и нескольких партийных чиновников. Это были корыстные, грубые люди, неуязвимые в доспехах своего цинизма.

И все же что-то мучило этих людей. Внушало им беспокойство. Заставляло вести себя довольно неожиданным образом.

Многие из них любили рассказывать политические анекдоты. Упоминали в разговоре шедевры самиздата. Выказывали интерес к нелегальной живописи.

Их явно тяготило ощущение гражданской неполноценности. Все тот же комплекс отравлял им существование…

Перейдем к интеллигенции.

В Ленинграде у меня хранилась двухпудовая гиря. Стояла без особой надобности в углу. При этом в нашем доме бывали самые разные люди. Знаменитый алкоголик Хряпа и не менее знаменитый профессор Жирмунский.

И что же?

Простые люди гирю игнорировали. С раздражением через нее перешагивали. Иногда — спотыкались.

Люди сложные действовали иначе. Моя гиря их буквально завораживала. Они возились с нею часами.

Сложные люди напрягались и багровели. Скидывали пиджаки, демонстрируя удручающую кабинетную мускулатуру. Делали сдавленными голосами хриплые цирковые выкрики.

Более других усердствовали самые рафинированные интеллектуалы. Например, талантливый критик Лурье. Человек почти неразличимый от худобы. Способный заслониться бамбуковой удочкой.

Тот же Лурье и выпросил у меня гирю перед отъездом…

Да что говорить о Лурье! Комплекс неполноценности был даже у Хемингуэя. У того самого Хемингуэя, широкоплечего и рослого, бескомпромиссного и грубоватого, который всегда был для нас олицетворением мужества.

Частная жизнь Хемингуэя полна назойливого героизма. Тут и бокс, и война, и нескончаемые потасовки, и фантастические дозы спиртного.

Поистине мужественный человек так себя не ведет. Он не выпячивает своего геройства. Ему этого не требуется…

Хемингуэй застрелился без видимого повода. Ужас надвигающейся импотенции сломил его. Тяготы обычных старческих недугов парализовали его волю.

Хемингуэй выбрал оружие беззащитных. Он поступил как слабый человек. Что вовсе не делает его менее значительным писателем. И менее достойным человеком.

Ведь человеческая слабость писателя зачастую оборачивается главным источником его творчества.

Сильные люди не пишут романов. Сильные люди занимаются менее приличными вещами…

Разумеется, комплексы свойственны не только мужчинам.

В Америке есть десятки мощных фирм, которые отказываются предоставлять работу незамужним женщинам тридцати лет и старше.

Дискриминация такого рода — противозаконна. То есть фирмы сознательно идут на преступление. За что и подвергаются нападкам юнионов. А также — ощутимым штрафам.

Ради чего?

Все объясняется просто. Владельцы этих фирм панически боятся скандалов. Фрейда они, может быть, и не читали. Но в жизни разбираются…

Комплекс неполноценности лежит в основе главных мировых проблем. Сквозь призму этого явления хорошо различимы все детали нашего грандиозного хаотического миропорядка.

Давайте коснемся антисемитизма. Затронем без долгих предисловий эту мучительную тему.

Вот карманный цитатник современного бытового антисемита:

1. Евреи хитрые.

2. Евреи много зарабатывают.

3. Евреи не пьют бормотуху.

4. Евреи предпочитают умственный труд — физическому.

5. Евреи безнаказанно уезжают за границу.

6. Евреи помогают только своим…

И так далее.

Здесь что ни слово — то комплекс. Безграничный и явный комплекс неполноценности.

Мол, наш Иван такой простой, что всяк его обманет… Вкалывает за копейки… Опохмеляется тормозной жидкостью… Таскает на горбу десятипудовые мешки… Дальше районного центра не ездит… Окажется в беде — родня и ухом не поведет…

Расплакаться впору…

Припоминается такой эпизод в издательстве «Молодая гвардия». Редактор беседовал с прозаиком Заводчиковым. В частности, мягко его укорял:

— «В общем-то» — пишется через дефис. И выделяется запятыми…

Заводчиков страшно обиделся:

— Я вам не еврей, чтобы всюду запятые расставлять! И тем более — ваши паршивые жидовские дефисы…

Заводчикова угнетал тягчайший комплекс неполноценности. Он был убежден, что русскую грамматику выдумали коварные евреи. Причем с неблаговидной целью. Чтобы связать по рукам и ногам его безграничную волжскую удаль…

Надо быть справедливым — евреи тоже хороши. Я не говорю сейчас об измененных фамилиях. О Фуксах, ставших Лисицыными. О Берманах, превратившихся в Медведевых. Я знаю, что Фуксов и Берманов к этому вынудили.

Я говорю о другом.

Широко распространился тип еврея, постоянно готового к борьбе за свое национальное достоинство. Пребывающего в постоянной боевой готовности.

Упаси вас Господь затронуть при нем еврейскую тему! Намекнуть, что и среди евреев попадаются малосимпатичные люди! Подвергнуть сомнению какую-нибудь ветхозаветную доктрину!

Слово «еврей» будет воспринято как чудовищное оскорбление. Сжав кулаки, оскорбленный бесстрашно ринется в драку.

Помню, беседовал я со знакомым юристом. (То есть с безусловно грамотным человеком.) Попытался высказать какую-то заурядную мысль:

— Израиль, как любая восточная страна…

Знакомый юрист грубо перебил меня. Он побагровел. В его голосе появились тигриные нотки. Он сказал:

— Израиль — не любая страна! Израиль наша единственная родина. Кроме того, Израиль — не восточная страна. Израиль — типично западное государство!

Признаться, я оторопел. Я не поверил собственным ушам. Я спросил:

— Как это — не восточная страна?! Она же расположена на Ближнем Востоке?!

— А так, — сказал юрист, — Израиль — это Запад. Не хуже любой поганой Швейцарии…

Вот он комплекс, вот он родимый! И география ему — нипочем!

Будь патриотом! Будь евреем! Люби свой Израиль! Гордись им!

Но зачем же Швейцарию обижать?..

Я хорошо знал мингрела, который был убежден, что готическая архитектура зародилась на Кавказе. Где-то в предгорьях Карадага… Ничего себе?!

Тот же критик Лурье почти всегда начинал разговор следующим образом:

— Как известно, я еврей…

Кому известно? Откуда? Зачем?!..

Он возвышал факт своего еврейства до уровня глобальных мировых постулатов…

Как минимум, это смешно…

В Америке мы поселились недавно. Американской жизни не знаем. Языка не знаем. Культуры не знаем. И, в обшем-то, знать не хотим…

Причем отношение к местным жителям складывается двояко. В этом смысле эмиграция разделилась на два лагеря.

Одни твердят:

— Американцы — глупые, темные и невежественные. Американцы — бездуховные, скучные и меркантильные…

Другие — наоборот:

— Я с русскими не общаюсь. Русских газет не читаю. Русские фильмы игнорирую…