Пауло Коэльо - Алеф Страница 32

На улице я спрашиваю Яо, почему он избрал такую линию поведения, подвергнув всех нас риску.

– Но ведь ничего страшного не случилось!

– Но могло случиться. Такие люди не терпят, когда им дерзят.

– В юности я всегда бежал с поля боя, а когда повзрослел, дал себе слово, что больше так поступать не стану. К тому же я не дерзил; я просто не стал заискивать перед ним, и он это оценил. Глаза не лгут, он видел, что я не блефую.

– И все же задирать его не стоило. Это маленький город, все друг друга знают, и ему могло показаться, что мы ставим под сомнение его авторитет.

– Когда мы уезжали из Новосибирска, вы рассказывали про Алеф. Через пару дней я вспомнил, что в китайском языке есть похожее понятие: ци. Мы с тем человеком находились в одной энергетической точке. Я не хочу разглагольствовать о том, что могло бы случиться, но человек, привыкший к опасности, знает, что в любой момент он может повстречать противника: не врага, противника. Если противник уверен в своей силе, как это было с тем человеком, ты должен противостоять ему, иначе тебе придется признать, что ты неспособен проявить собственную силу. Умение выказать уважение к противнику не имеет ничего общего с тем, что обычно делают трусы, предатели и льстецы.

– Но вы же видели, что он...

– Не важно, кто он, важно, как он управляет своей энергией. Мне понравился его стиль, а ему понравился мой. Только и всего.

ЗОЛОТАЯ РОЗА

У меня страшная головная боль после этой монголо-сибирской водки, и никакие лекарства, кажется, не помогают. День выдался ясный, солнечный и очень ветреный. На дворе поздняя весна, но прибрежная галька перемешана с ледяным крошевом. Я натянул несколько свитеров и все равно трясусь от холода.

И все же первой моей мыслью было: «Боже, я дома!»

Передо мной простирается озеро, такое огромное, что противоположный берег почти не виден. Рыбачья лодка скользит по прозрачной водной глади на фоне заснеженных гор, чтобы к вечеру возвратиться на сушу. Я стараюсь вобрать в себя весь этот миг без остатка, ибо знаю: вернуться сюда мне не суждено. И потому дышу как можно глубже, желая унести с собой эту красоту.

– В жизни не видел ничего прекраснее.

Вдохновленный моим признанием, Яо решает снабдить меня некоторыми сведениями. Оказывается, озеро Байкал, в древних китайских текстах именуемое Северным морем, существует более двадцати пяти миллионов лет и содержит двадцать процентов мировых запасов пресной воды. Увы, все это мне совсем не интересно.

– Пожалуйста, не отвлекайте меня. Я хочу вобрать в себя красоту этого пейзажа.

– Озеро огромно. Не проще ли погрузиться в него и дать возможность вашей душе соединиться с душой озера?

Иными словами, получить термический шок и умереть от него в сердце Сибири. Яо наконец удалось привлечь мое внимание. Ветер свирепствует, голова раскалывается, и мы решаем поскорее отправиться туда, где нам предстоит устроиться на ночлег.

– Благодарю вас, что согласились поехать со мной. Вы об этом не пожалеете.

Наша гостиница располагается в крошечном поселке с грязными улочками и деревянными домами вроде тех, что мы видели в Иркутске. Во дворе маленькая девочка с трудом тащит из колодца тяжелое ведро с водой. Хиляль бросается ей на помощь, но вместо того чтобы ухватиться за ведро, нечаянно толкает девчушку к краю колодца.

– В И Цзинь говорится: «Можно переместить целый город, но колодец с места не сдвинешь», – замечаю я. – В твоем случае можно сказать, что ты можешь передвинуть ведро, но не ребенка. Будь осторожнее.

Во двор выбегает мать девочки и набрасывается на Хиляль. Я оставляю их выяснять отношения, а сам захожу в дом. Яо категорически отказывался брать с собой Хиляль. Женщинам нечего делать в местах, где мы должны встретиться с шаманом. В принципе, я и сам не хотел ехать. Мне известно, что Традиции можно следовать в любом месте, к тому же на родине мне не раз доводилось встречаться с шаманами. Я согласился приехать сюда лишь потому, что чувствовал себя обязанным: Яо не раз выручал меня, и я многому у него научился за время поездки.

– Мне необходимо проводить все мое время с Хиляль, – объяснял я ему еще в Иркутске. – Поверьте, я знаю, что делаю. Сейчас я на пути к своему царству. Если Хиляль не сможет мне помочь, в этой жизни у меня останутся всего три попытки.

И хотя Яо ничего не понял из моих объяснений, он в конце концов дал свое согласие.

Я бросаю рюкзак в угол, включаю на максимум обогреватель, задергиваю шторы и падаю на кровать в надежде, что головная боль наконец отступит. И тут в комнату врывается Хиляль.

– Ты бросил меня с той теткой! Тебе ведь известно, я ненавижу чужаков!

– Это мы здесь чужаки.

– Я ненавижу, когда меня обсуждают, ненавижу, когда приходится скрывать свой страх, свои эмоции, свою слабость. Ты думаешь, я сильная, талантливая девушка без комплексов. Но ты ошибаешься. Меня все выбивает из колеи. Я не выношу, когда на меня смотрят, улыбаются, не выношу чужих прикосновений. Ты единственный человек, с кем я по-настоящему общаюсь. Неужели ты этого не понял?

Озеро Байкал с его прозрачными водами, окружающие его заснеженные вершины, одно из красивейших мест на земле – и такой идиотский разговор.

– Ладно, давай немного отдохнем, а потом сходим погулять. Вечером я встречаюсь с шаманом.

Хиляль снимает с плеч рюкзак, но я ее останавливаю:

– У тебя есть своя комната.

– Но в поезде...

Оборвав себя на полуслове, она уходит, громко хлопнув дверью. Я лежу, уставясь в потолок, и пытаюсь сообразить, что мне теперь делать. Я не могу идти на поводу у чувства вины, не могу и не хочу. Я люблю другую женщину, которая сейчас далеко и которая доверяет своему мужу, хоть и хорошо его знает. Прежние попытки объясниться с Хиляль провалились; но возможно, здесь самое подходящее место для того чтобы расставить все точки над «i» в отношениях с этой гибкой, сильной, настырной и такой хрупкой молодой женщиной.

Меня тут не в чем упрекнуть. Как и Хиляль. Нас свела жизнь, и я надеюсь, что это к лучшему. Надеюсь? Нет, уверен. Я принимаюсь читать молитву и очень скоро засыпаю.

Проснувшись, выхожу в коридор. Из комнаты Хиляль доносятся звуки скрипки. Когда мелодия обрывается, я стучу в дверь и захожу.

– Пойдем погуляем.

Вначале она не может скрыть удивления, потом лицо ее светлеет.

– Тебе стало лучше? Ведь там холодно и ветер.

– Да, намного лучше. Пойдем.

Поселок похож на сказочную деревушку. Когданибудь здесь понастроят отелей, а в сувенирных лавках станут продавать футболки, зажигалки, открытки и игрушечные избушки. Гигантские автостоянки будут забиты двухэтажными автобусами, которые привезут сюда туристов, вооруженных самой продвинутой цифровой техникой, чтобы потом увезти с собой озеро на микрочипах. Колодец во дворе сломают и построят новый, более живописный; но местным жителям это жизни не облегчит, так как воды в нем не будет, колодец закроют, чтобы не дай бог в него не свалился какой-нибудь иностранный ребенок. Рыбацкие лодки, какую я видел поутру, исчезнут, вместо них озерную гладь станут рассекать современные яхты, на которых желающие смогут отправиться на увлекательную прогулку к центру озера, а в стоимость билета будет входить обед. Понаедут профессиональные рыболовы и охотники со всеми необходимыми лицензиями, за которые они готовы выкладывать в день столько, сколько местные зарабатывают за год.

Пока же здесь нет ничего, кроме затерянной в сердце Сибири деревушки, по которой идут двое, мужчина и женщина, что годится ему в дочери.

– Помнишь, о чем мы говорили вчера в ресторане?

– Более-менее. Я вчера немного перебрала, но помню, как Яо осадил того «англичанина».

– Я говорил о прошлом.

– Да, я помню. Я поняла то, что ты вчера говорил, потому что когда нам открылся Алеф, я видела твои глаза, одновременно безучастные и исполненные любви, и твою голову покрывал капюшон. Я чувствовала себя преданной и униженной. Но мне не особенно интересно, какими были наши отношения в прошлой жизни. Мы живем здесь и сейчас.

– Видишь ручей? У меня дома в гостиной висит картина с изображенной на ней розой, которая побывала в таком ручье. Часть изображения размыта, часть потрескалась, и все же я могу разглядеть прекрасную алую розу на золотом фоне. С художником я знаком. В две тысячи третьем году мы с ним пошли в лес в Пиренеях и спрятали полотно под камнями в пересохшем русле. Этот художник – моя жена. Сейчас она за много тысяч километров от меня и, наверное, спит, потому что в моем городе еще не рассвело, хотя здесь уже четыре пополудни. Мы прожили вместе больше четверти века. Когда мы встретились, я был уверен, что у нас ничего не получится, и целых два года ждал, кто из нас первым поставит точку. Еще пять лет мне казалось, что мы вместе просто по привычке, и как только это осознаем, сразу расстанемся. Я опасался, что серьезные отношения ограничат мою «свободу» и не позволят мне испытать все, к чему я стремился.