Артур Кестлер - Воры в ночи. Хроника одного эксперимента Страница 32

— Прекрасно, — воскликнул помощник верховного комиссара, — пошлем эту поправку в газету.

Минуту он сидел неподвижно, положив руки на подлокотники и глядя в окно. За стеной Старого города через базар тянулась улица царя Соломона[19], шедшая к Мечети Омара, главный проповедник которой, шейх Абдул аль-Хатиб, был убит недавно экстремистами из сторонников муфтия.

— Как ничтожны все эти сообщения, — проговорил он с досадой.

Мисс Кларк рискнула высказаться:

— Иногда сомневаешься, можно ли их вообще цивилизовать.

Что подразумевается под словом «цивилизованный», она бы затруднилась объяснить, но зрительно представляла это себе отчетливо: ленч из чая, двух булочек с маслом и ломтика сыра в угловом ресторане на набережной. Слышится «Венгерская рапсодия» Листа в исполнении женского оркестра.

Откинувшись в кресле, помощник верховного комиссара задумался.

— Вам не кажется, мисс Кларк, что в здешнем воздухе слишком много святости? Между тем, выносима она только в слабых дозах, вроде кристаллов соли для ванны. Слишком большая концентрация — это отрава.

Не слыша обычного утвердительного звука, помощник верховного комиссара сообразил, что мисс Кларк шокирована. Он, однако, был уверен в ее безграничной у снисходительности и спокойно обратился к подносу с бумагами, требующими срочного рассмотрения. Главным документом на этом подносе был секретный отчет секции по еврейским делам при политическом отделе уголовно-следственного управления. Отчет касался деятельности Эцеля. Эта крайне националистическая военизированная организация значительно усилилась после присоединения к ней так называемой группы Баумана. По-видимому, изменилась также и тактика организации. До сих пор она в основном занималась ввозом в страну нелегальных иммигрантов из Восточной Европы и совершала акты возмездия против арабов. Но на прошлой неделе ей удалось установить коротковолновый передатчик, работающий по два часа в день на волнах 37,3. Радиостанция, очевидно, была передвижной, так как передачи засекались в разные дни в разных местах, от Тель-Авива до Галилеи. Главным диктором была девушка с приятным контральто и сефардским акцентом. Содержание передач распределялось примерно поровну между нападками на якобы антисемитскую политику мандатного правительства и обвинениями Хаганы в бездействии. В начале и конце исполнялся национальный гимн, а сами передачи через каждые пять минут прерывались фразой: «Твоих братьев убивают в Европе. Что ты сделал, чтобы им помочь?»

В отчете отмечалось, что произошел значительный сдвиг от антиарабской к антибританской пропаганде и намекалось на возможность террористических действий против администрации. В приложенном списке из 30 человек, подозреваемых в том, что они состоят членами Эцеля, упоминался некий Шимон Штарк из киббуца Башня Эзры.

— Ну и ну! — воскликнул помощник верховного комиссара и спросил мисс Кларк, что она об этом думает.

— Я думаю, что это — позор, — резко ответила мисс Кларк, и ее бледные щеки слегка зарумянились от возмущения. — Мы пустили этих людей в страну, защищаем их от арабов, и вот что получаем вместо благодарности!

— Верно, — сказал помощник верховного комиссара и в первый раз сообразил, что его племяннику Джимми придется отказаться от соревнований по теннису. — Верно, мисс Кларк, но не совсем верно.

Несколько мгновений он рассеянно на нее смотрел. Опустив глаза, мисс Кларк думала, что вид у него сегодня совсем измученный.

Через несколько секунд помощник верховного комиссара ожил снова, как будто внутри него перезарядились иссякшие было батарейки.

— Верно, мисс Кларк, но не совсем верно, — повторил он и пожалел про себя, что не способен смотреть на вещи так просто, как она. Потому что, как бы он на них ни смотрел, для исхода дела это не имеет никакого значения.

Вздохнув, он наконец обратился к красному подносу. Сверхнеотложное сообщение было только одно, и он заранее знал, что оно собой представляет: верховный комиссар просил набросать проект предложений для готовящегося в Лондоне сообщения правительства о политике в Палестине.

— Благодарю вас, мисс Кларк, больше вы мне не понадобитесь. — И склонившись над столом, приступил к работе.

— Напомнить вам о времени? — спросила мисс Кларк перед уходом. — У вас к обеду гости.

— Да, позвоните мне, пожалуйста, без четверти час, — попросил он, не отрываясь от бумаги.

Мисс Кларк хорошо знала, что, погрузившись в работу, он времени не замечает.

Дик Метьюс вторично приехал на Ближний Восток через полтора года после первого визита. Успех его последней книги «Одряхлела ли демократия?», опубликованной несколько месяцев назад, позволил ему бросить газету и сосредоточиться на работе в журнале. Заказанная ему серия статей должна была покрыть расходы на поездку и составить основу следующей книги.

Идя по улице Пророков своей тяжелой поступью и испытывая приятное чувство от двойной порции арака, выпитого в баре гостиницы «Кинг Дейвид», он заметил молодого рабочего в шортах, кожаной куртке на молнии, какие носят в киббуцах, и с непокрытой головой. Его насмешливое обезьянье лицо показалось Метьюсу знакомым. Молодой человек шагал посреди улицы и разговаривал сам с собой. Губы его шевелились, а сходящиеся на переносице брови прыгали вверх и вниз.

Метьюс остановился на краю тротуара и на гортанном Мичиган-иврите, с остановкой после каждого слова, позвал:

— Шма-на, бахур, амод![20] Я тебя откуда-то знаю!

Молодой человек остановился, секунду смотрел на Метьюса отсутствующим взглядом, потом улыбнулся:

— Джозеф из Башни Эзры, — сказал он на прекрасном английском. — Итак, вы опять к нам приехали и даже выучились ивриту!

— Всего несколько слов. Полюбил я вашу чертову страну.

— Какую ее половину — нашу или арабскую?

— Господи, нельзя ли обойтись без политики хоть в первую минуту встречи?

— Нельзя. И вы бы не обошлись, живи вы здесь.

— О чем это вы толковали сами с собой? Твердили какой-нибудь манифест?

— Нет, — наш месячный дефицит. Я сейчас нечто вроде киббуцного казначея.

— Так вот почему вы околачиваетесь в Иерусалиме, вместо того чтобы возделывать галилейскую землю!

— Именно поэтому.

— А куда сейчас направляетесь?

— В отдел поселений при исполнительном комитете. Попытаюсь получить у них гарантийное письмо для Рабочего банка, где рассчитываю взять шестимесячную ссуду в 100 фунтов. Из них 50 заплачу Сельскохозяйственному институту в счет нашего долга в 250 фунтов. Срок платежа истек вчера.

— Ну и ну! А что вы собираетесь делать с остальными пятьюдесятью?

— Одолжить их нашему казначею Далии, которая взамен обещала мне долговую расписку на 300 фунтов, гарантированную молочным кооперативом «Тнува». До этой расписке я надеюсь получить по крайней мере 75 фунтов наличными от Рабочего банка. На эти деньги я рассчитываю купить подержанный тракторный мотор, который продает мошавник из-под Реховота, судя по объявлению в газете «Давар».

— А когда вы обанкротитесь?

— Никогда. Наоборот, — мы процветаем. Мы открыли новый источник воды для орошения шестидесяти дунамов. Но в стране слишком много кредитных операций и мало наличных денег, так что приходится изворачиваться.

— Хотелось бы узнать обо всем этом поподробнее. Как насчет того, чтобы завтра вместе пообедать в «Кинг Дейвид»?

— В таком вот виде? Другой одежды у меня здесь — сказал Джозеф, прибавив про себя: «Ни здесь, ни в другом месте».

— Кого это волнует? Или у вас комплексы по поводу одежды?

Джозеф, улыбнувшись, покачал головой.

— Ладно, приду, — согласился он после минутного колебания.

Они попрощались, но пройдя несколько шагов, Джозеф вернулся.

— Послушайте, — замялся он, — вы приехали из-за границы, знаете то, что нам здесь не известно. Каковы, по-вашему, наши шансы в политическом отношении?

Секунду Метьюс смотрел на него в упор.

— Плохие шансы. Чемберлен вас продает.

Джозеф постоял молча и пошел.

Помощник верховного комиссара вернулся домов около часу дня. Старое одноэтажное арабское здание представляло собой каменный куб с толстыми стенами и маленькими окнами, но внутри его было прохладно и уютно. Входная дверь вела в просторный холл с выложенным плиткой полом, часть которого была покрыта персидским ковром. Вдоль стен стояли диваны и кресла, в живописном беспорядке по залу были расставлены низкие столики с инкрустацией. Огромный камин из кирпича не казался здесь неуместным, он приятно сочетался с общей картиной. Посреди комнаты, похожая на статуэтку, стояла леди Джойс, подставляя мужу лоб для традиционного поцелуя. По ее улыбке помощник верховного комиссара сразу понял, что у жены мигрень. Как многие бесплодные женщины, она обращала много внимания на свои недомогания, к тому же здешний климат действовал на нее плохо.