Татьяна Булатова - А другой мне не надо Страница 32

Часы на стене показывали обеденное время, и неожиданно для себя самого Бравин почувствовал, что голоден и хочет мяса. Хороший шмат прожаренной свинины. И еще водки. Но водку одному пить не хотелось, а пригласить было некого, хотя товарищами, как говорят, бог не обидел. Зато отнял жену. А теперь – и сына. Проговорив это про себя, Бравин сник. И сразу же исчез аппетит, а вместе с ним испарилось и желание что-либо делать. А делать было нужно, в этом он даже не сомневался. «Как жить дальше?» – подумал Руслан Викентьевич о сыне и попробовал представить себя возвращающимся вечером в разом ставшую неуютной квартиру. Вот он входит, вот здоровается с детьми, вот идет к себе в комнату, потом – на кухню… И все время чувствует у себя за спиной презрительный взгляд Лени, уверенного в отцовском эгоизме.

«А если попытаться обсудить еще раз»? – попробовал найти точку опоры Бравин и снова попытался представить, как он входит в квартиру, здоровается с детьми, идет в комнату, потом – на кухню… Но картинка не складывалась, и Руслан Викентьевич, даже у себя в кабинете, продолжал физически ощущать этот презрительный Ленин взгляд.

«Эх, Катя, Катя», – по привычке бормотал Бравин, тяжело ходя по кабинету, пытаясь справиться с усиливающейся тоской.

Секретарь за дверью слышал эти тяжелые шаги начальника, но заглянуть не решался, потому что чтил протокол, согласно которому обед – это личное время каждого, в том числе и губернаторского зама по безопасности. Наконец Бравин не выдержал одиночества и, распахнув дверь кабинета, деловито поинтересовался:

– Не видел своего расписания. На сегодня встречи есть?

– Никак нет, – по-военному отвечает секретарь.

Кроме Руслана Викентьевича, подлинное имя Алпатова – Владимир Серафимович – знали только старожилы Администрации, все же остальные по привычке звали бравого майора в отставке за глаза просто Алпатычем, а при встрече вообще никак не называли, только «Здравствуйте», «Скажите, пожалуйста» и «Можно у вас узнать?».

Память у Алпатова была отменная, не чета современным референтам, всю информацию держащим либо в компьютере, либо в ежедневнике.

Вот и сейчас ему не составило труда по памяти перечислить все звонки, прозвучавшие в приемной заместителя губернатора по общественной безопасности.

– Не густо… – хмыкнул Бравин и выдвинулся в приемную, Алпатов продолжал стоять. – Почему вы не на обеде? – обратился к помощнику Руслан Викентьевич, обычно не позволявший себе никакой личной интонации в общении со своим референтом.

– Не обедаю, – отрапортовал Алпатыч. – Только чай. Крепкий, с тремя ложками сахара.

– За весь день? – удивился Бравин, никогда не жаловавшийся на аппетит.

– Так точно, – буркнул помощник. – Хотите?

– Нет, – молниеносно отказался Руслан Викентьевич и быстро отвел взгляд.

– Вот и зря, – насупился Владимир Серафимович. – Рекомендую: зверобой, душица, чабрец. Сам собирал, сам сушил. Магазинным чаям не доверяю. Только свое, собственноручно приготовленное.

– Тогда давайте, – безоговорочно сдался Бравин и уселся в собственной приемной на один из стоявших вдоль стены стульев, предназначенных для посетителей.

– Присаживайтесь к столу, – нахмурился Алпатов и жестом пригласил начальника занять подобающее тому место.

– Я здесь, – отмахнулся от секретаря Руслан Викентьевич. И тут же получив в ответ категоричное: «Не положено!», послушно пересел к столу, на котором его уже поджидал полный чая хрустальный стакан в мельхиоровом витом подстаканнике.

– Надо же! – обрадовался ему, словно доброму знакомому, Бравин и любовно коснулся изогнутой ручки: – У меня где-то дома такой же был! Сто лет, правда, его не видел, надо поискать.

– Поищите, – Алпатыч как будто был уверен, что ничего начальник искать не станет. – Не приживаются у нас такие вещи, Руслан Викентьевич, – посетовал Алпатов. – Никто за державу теперь не ратует, главное, чтоб удобно. А по мне, главное, чтоб достойно, как и положено официальному лицу. Специально ходил смотреть, не осталось ли у кого в Администрации чего-нибудь этакого…

– Не осталось?

– Не поверите, – сквозь усы улыбнулся Алпатыч. – Осталось! («Если сейчас скажет, что у Гольцовой, – молнией пронеслось в голове у Бравина, – пойду и позвоню ей».) Есть у нас в главном корпусе одна дама, некто …

– Гольцова Анна Викторовна, – абсолютно естественно продолжил Руслан Викентьевич, нисколько не смутив своего секретаря.

– Тоже заметили? – не удивился бравинской проницательности Алпатыч. – Особая, скажу я вам, дама. Много лет за ней наблюдаю и даже спросить хочу, не из семьи ли военнослужащих будет. Вроде так о женщинах не говорят, но выправка, знаете, как у Коллонтай: хочешь – форму надевай, хочешь – бальное платье… Так она, – подчеркнул Владимир Серафимович, – никакой другой посуды не признает… И это, поверьте, не случайно.

В том, что это действительно «НЕ СЛУЧАЙНО», Руслан Викентьевич даже не сомневался. Он просто с нетерпением ждал момента, когда можно будет поблагодарить помощника за чай и вернуться к себе в кабинет, чтобы перезвонить Анне и сказать ей о своих чувствах. «О каких только?» – задумался на секунду Бравин и поднялся. Дело осталось за малым, но, как назло, именно это малое и отказывалось подчиниться личной воле Руслана Викентьевича, ибо, как только он собирался с духом, на проводе оказывался кто-то, чей звонок проигнорировать было нельзя.

К концу рабочего дня желание позвонить Гольцовой незаметно растворилось в массе других, очень простых и очень человеческих. Бравину хотелось домой, хотелось есть, хотелось встать под душ и стоять под ним до тех пор, пока не надоест… И чтоб никто его не торопил и не стучал в дверь, напоминая, что ванная – это место общего пользования. «Катя себе такого никогда не позволяла», – с благодарностью подумал о покойной жене Руслан Викентьевич и вспомнил о том, что собирался позвонить Гольцовой.

– Соедините меня с Информационным департаментом, – попросил он Алпатыча, наводившего перед уходом порядок на рабочем столе, и замер в ожидании.

– Приемная Анны Викторовны Гольцовой… – молодым голосом отрапортовала трубка.

– Это Бравин, – напомнил о себе Руслан Викентьевич и замолчал.

– Добрый вечер, Руслан Викентьевич, – задорно ответила Вика Долгановская. – Одну минуточку, – прошелестела девушка и исчезла.

– Я вас слушаю, – донесся до Бравина усталый голос Анны, и он еле справился с острым желанием бросить трубку.

– Анна Викторовна. – Бравин прокашлялся, но потом взял себя в руки и выпалил, как на духу: – Возникла проблема. Нужен совет.

– По какому вопросу? – тускло уточнила Аня, встречно желавшая услышать нечто совсем иное.

– Мне бы не хотелось по телефону… – замялся Руслан Викентьевич. – Могу я довезти вас до дома?

– Исключено, – резко отказалась Гольцова, но тут же добавила: – Вы можете подойти ко мне в кабинет. Я буду на месте еще в течение часа.

– Невзирая на конец рабочего дня? – не удержавшись, съязвил Бравин.

– Просто мой рабочий день заканчивается гораздо позднее, чем ваш, – моментально отреагировала Анна и повесила трубку.

– Какого черта?! – заорал Руслан Викентьевич и вскочил из-за стола с твердым решением никуда не ходить, а взять и просто поехать в первую попавшуюся гостиницу и снять там номер. Но как только в кабинет заглянул встревоженный воплем начальника Алпатыч, Бравин тут же успокоился и пояснил: – Производственный конфликт, Владимир Серафимович! Придется разбираться.

– Сейчас? – спокойно уточнил майор-отставник.

– Завтра! – обнадежил его замгубернатора и, махнув рукой, приказал отправляться домой.

– Я не тороплюсь. – Алпатыч был готов служить не за страх, а за совесть.

– Зато я тороплюсь, – заверил его Бравин и решительно покинул свой кабинет прежде, чем его личный секретарь успел сообразить, как быть дальше.

Тех десяти минут, что Анна Викторовна Гольцова просидела после разговора с замгубернатора, уставившись перед собой в одну точку, оказалось вполне достаточно, чтобы засомневаться в правоте своих действий. По большому счету, никакой уверенности в том, что Руслан Викентьевич заговорит с ней о чем-то личном, у Ани не было. Мало того, не исключено, что совет, о котором говорил тот, вообще не имел отношения к нему как к человеку и вполне мог быть связан с какими-то профессиональными или кадровыми вопросами: Бравин в Администрации – человек новый. «В любом случае, – строго осудила себя Гольцова, – никто не давал мне права разговаривать с ним таким образом, а уж тем более бросать трубку».

Чувствовать себя виноватой было довольно неприятно, поэтому Анна тут же постаралась найти аргументы в свое оправдание. «С другой стороны», – начала было она и тут же остановилась. Никакой «другой стороны» не было. Ей, и Аня себе в этом откровенно призналась, просто захотелось поставить Бравина на место за то, что вчера тот не проявил той должной заинтересованности, которая заставила бы ее махнуть рукой на все условности и просто уехать с ним в гостиницу. «Да он просто струсил!» – скривилась Гольцова и на минуту успокоилась. Но ровно на минуту, потому что такое же обвинение смело можно было адресовать и ей самой. «Чему быть – того не миновать», – усмехнулась Аня и мысленно представила, где сейчас находится Бравин. Почему-то она была уверена, что он уже вышел из своего кабинета, спустился вниз, пересек площадь и, миновав вахту, уже стоит в вестибюле главного корпуса в ожидании лифта. «Или поднимается по лестнице», – внесла последний штрих Гольцова и приготовилась к тому, что через пару минут Вика сообщит ей о появлении Бравина. Но ни через пять минут, ни через полчаса, ни через час Руслан Викентьевич так и не появился. И обескураженной его отсутствием Анне Викторовне Гольцовой не осталось ничего другого, как отправиться домой не солоно хлебавши.