Исмаил Шихлы - Антология современной азербайджанской литературы. Проза Страница 32

Когда Орудж впервые увидел Балами, то решил, что и он его пациент, поскольку тот пришел, записавшись к нему на прием. Когда подошла очередь, в кабинет вошел коренастый смуглый мужчина средних лет с очень узким лбом. Кустистые брови, тяжело нависая над покрасневшими белками глаз, делали его облик тяжелым и страшным. Орудж, окинув его профессиональным взглядом, решил, что у него олигофрения, и тотчас подумал, что человек этот похож своим внешним видом на профессионального убийцу.

— На что жалуетесь? — спросил он, как всегда.

— На вас…

— Что?

— У меня есть жалоба на вас.

Но подобными ответами Оруджа не так-то легко было сбить с толку, поскольку он уже не раз встречался с манией, направленной лично против него. Решил начать с другого конца.

— Ваше имя? — спросил он, хотя на карточке оно и так значилось.

— Балами, по фамилии Дадашев. Я не болен. У меня на вас жалоба. Вы захватили мою дачу.

Орудж тотчас припомнил армянина, с которым был хорошо знаком.

— Ошибаетесь, — ответил он, — дача эта принадлежала одному армянскому врачу, который затем переехал в Москву.

— Не я, а вы ошибаетесь. До армянина эта дача принадлежала мне, точнее моему отцу, а до него — моему деду. Дача, на которой вы живете, — земля моих предков. Возможно, вы слыхали такое имя — Мешади Дадаш, так вот это мой дед. Я пришел просить вас возвратить мне мою дачу. Время теперь подходящее, каждый стремится вернуть принадлежавшее ему ранее имущество, и будет лучше для вас, если вы также вернете нашу дачу по доброй воле. Мне бы не хотелось, чтоб между нами из-за этого возникли споры, раздоры. Все, что я сказал, сущая правда. Здесь не может быть другого выхода.

— Мне эту дачу выделил трест дачного хозяйства. Обратитесь туда.

— Я не собираюсь никуда обращаться. Во-первых, потому что у меня на руках нет никаких документов, купчей и так далее, подтверждающих мои слова, во-вторых, вы известный ученый, врач… Вряд ли у вас отберут и передадут мне…

— Тогда что вы от меня хотите?

— Вот того и хочу, чтобы вы добровольно возвратили мне мою дачу.

У Оруджа чуть было не сорвалось с языка: «Вы в своем уме?», но он вовремя сдержался. Как психиатр не имел права на подобный тон.

— Хорошо, — сказал Орудж. — Я живу на этой даче уже пять лет, достроил второй этаж, сделал другие ремонтные работы. Где же тогда вы были все это время? Почему только сейчас очнулись?

— Это не имеет значения. Вы потратились, ну что ж, мы это обговорим и возвратим ваши затраты. Но и вы должны будете вернуть мою дачу. Я старший сын в семье, и эта дача принадлежит мне. Я прав? Я ведь предлагаю честную сделку?

— Нет, не честную, — посмотрев на часы, сказал Орудж. — У меня нет времени на пустые разговоры. Меня ждут больные. Всего хорошего.

— Значит, не возвращаете мне дачу?

— Нет.

— Почему?

— Не вижу смысла говорить, объяснять это. Дачу я получил законным путем, она моя, и я там буду жить.

— Нет, я не позволю вам там жить. Вы и дня там не останетесь.

— Почему? Вы ее подожжете или танк поставите у ворот?

— Это мое дело.

— Ну хорошо, а если я сообщу в милицию, что вы меня шантажируете?

— Я как раз этого и добиваюсь… Хочу, чтобы по вашей жалобе меня поймали и посадили за решетку. Сейчас уже время другое. Вас все знают. Представляете, какой ажиотаж поднимется в газетах. Да вас заставят кровью плакать. Будут говорить, мол, известный ученый, врач отобрал у бедного сельчанина дачу, в тюрьму его запрятал, оставил его детей сиротами.

У Оруджа лопнуло терпение.

— Знаете что? Пока я не взял вас за шиворот и не вышвырнул, убирайтесь — и чтоб я вас здесь не видел больше.

Балами спокойно встал, хмуро и тяжело глядя:

— Ну что ж. У меня два сына. Старшему Гусейнаге — двадцать один, младшему Гасанаге — девятнадцать. Если мне самому не удастся возвратить мою дачу, это сделают мои сыновья. Бог не терпит, если кто-то на чужое добро зарится. Не бойтесь людей, бога побойтесь, — закончил Балами свою тираду и, спокойно направившись к дверям, вышел.

Это случилось в пятницу. Назавтра Орудж должен был встретиться с Офелией. Но он позвонил ей:

— Завтра я буду занят и не поеду на дачу. Встретимся на следующей неделе.

Офелия, молча выслушав, ничего не ответила.

Однако и на следующей неделе Орудж, найдя причину, вновь известил Офелию о том, что не поедет на дачу. И не поехал. Отказался не только от ночи любви, но и от дружеской компании. Друзья удивились. Он же, оправдываясь, говорил, что, мол, отключили газ и свет на даче.

Мехти сказал:

— Я сейчас же позвоню Сеидаге, и тот пошлет человека, он тебе все исправит.

— Нет, не стоит, я уже говорил с мастером. Тот должен прийти и отремонтировать что нужно. На следующей неделе, даст бог, встретимся.

— Кстати, и про высоковольтную линию не забудь сказать, пусть уберет ее с территории дачи.

Через сад Оруджа проходила высоковольтная линия, Мехти ее имел в виду. Не дай бог при сильном ветре линия могла сорваться. Орудж и сам думал позвать мастера и попросить его убрать с территории дачи высоковольтную линию. Однако все откладывал — недосуг было.

Орудж не боялся Балами. Опасался лишь, что тот может выследить его и Офелию, затем сообщить родителям девушки, ославить ее на все село. Ну а если бы он поехал и не сообщил Офелии, она могла бы прослышать об этом и огорчиться, подумав, что Орудж ее избегает, пресытился ею, хочет положить конец их отношениям. Во всяком случае, он не ездил на дачу недели две. Но как-то, не удержавшись, спросил у Офелии, знает ли она человека по имени Балами Дадашев из их села, мол, приходил к нему такой пациент.

— Ему лечиться надо, — пояснил он девушке, — а он только раз был и потом пропал.

— Балами? — переспросила Офелия. — Да конечно я его знаю. Пять лет в тюрьме просидел, только вышел.

— Вот как? И за что его посадили?

— Кажется, за убийство. Говорили, он буфетчика убил. Но не могли доказать. Балами в буфете напился и избил его. Но все дело в том, что буфетчик не на работе умер, а пришел домой и в ту же ночь скончался от разрыва сердца. Да и буфетчика, собственно, Агакул избил, а Балами только раза два двинул его головой. В общем, дали ему пять лет. Вот и вышел теперь. В то время все село об этом говорило.

Через две недели Орудж несколько успокоился, показалось, что не было никакого Балами, что ему дурной сон приснился. И потому напрасно он откладывает встречу с Офелией, с друзьями. Сегодня пятница, завтра он обязательно договорится с Офелией и поедет на дачу, а в воскресенье позовет друзей на шашлык.

С такими вот приятными мыслями он вошел в спальню, когда раздался телефонный звонок.

— Алло?

— Здравствуйте, это Балами.

— Кто?

— Балами. Я был у вас месяц назад, вспомнили? По поводу дачи. Ну вы пришли к какому-нибудь решению?

Орудж хотел швырнуть трубку, но воздержался.

— Как вы узнали мой телефон?

— Разве это трудно? Я и адресок ваш знаю. Ну хорошо, что вы решили?

— Я уже сказал вам. И прошу меня больше не беспокоить.

— Хорошо. Но у меня к вам просьба, возьмите карандаш, бумагу и запишите.

— Что?

— Сейчас скажу, пишите!

Он продиктовал Оруджу шесть номеров, и Орудж, сам удивляясь своему послушанию, записал.

— Ну как, записали?

— Что это за номер?

— Мой телефон. Когда решитесь вернуть мне дачу, позвоните.

Орудж нервозно положил трубку, хотел смять и выбросить бумажку с телефоном, однако, как под гипнозом, свернул ее и положил в карман.

Утром Офелия сама подошла к нему. Воровато оглядываясь в коридоре, спросила шепотом:

— Не соскучился никак еще? Завтра увидимся?

— Завтра не могу. На следующей неделе.

Однако Орудж на дачу не поехал и в следующую субботу. Как-то раз подошла к нему Офелия и попросила разрешения на два часа раньше уйти с работы. Ей необходимо быть на поминках.

— Пожалуйста. А кто у вас умер?

— Сосед. Я с дочкой его дружу. — Вдруг, как бы о чем-то вспомнив: — Вахсей, чуть не забыла. Ведь и ты его знаешь?

— Кого?

— Ну, того, кто умер. Он приходил к тебе, и ты еще справлялся о нем.

Орудж почувствовал, что сердце его забилось сильнее.

— Балами?

— Да… Балами… У него случился обширный инфаркт. Вот и умер.

Нельзя радоваться ничьей смерти, это грех. Но в тот момент после известия о смерти Балами Орудж будто почувствовал какое-то облегчение, будто с души камень свалился.

Утром, увидев Офелию, сказал торопливо.

— Завтра еду на дачу. Жду тебя там.

А Пакизе сказал:

— Давно я на даче не был. Завтра хочу поехать.

Пакиза знала, как быть. Аккуратно вложила в тендир чурек, котлеты, разместила в пакетах картошку, вареные яйца, сыр, масло, яблоки, зелень — рейхан, тархун, редиску… Все это сложила в большую плетеную корзину. Минеральную воду, алкогольные напитки не было необходимо брать. Их на даче было в избытке.