Кристофер Бакли - Суматоха в Белом Доме Страница 32

– Что это с вами, ребята?

Мы молчали. Первая леди, кажется, о чем-то догадалась и произнесла тоном, каким говорят все матери:

– Случилось что-нибудь?

Вряд ли наши лица могли ее успокоить.

– Томми?

Она бросилась в детскую. Вся моя жизнь, политическая и не только, пронеслась перед моим мысленным взором.

Президент, Фили и я молча смотрели друг на друга.

– Вы ничего не хотите мне сказать? – спросил президент.

Вернулась первая леди. У нее было очень серьезное лицо, примерно такое же, как перед памятным эпизодом с японской ширмой. Я закрыл глаза. Этот рефлекс у меня сохранился еще со школьных времен, когда дети били меня, потому что я был очкариком, к тому же толстым.

– У нас как будто проблема, – с поразительным спокойствием произнесла миссис Такер.

22

Поиски Теодора

Я закрыл глаза и попытался придумать какое-нибудь объяснение для первой леди, куда делся ее сын и почему это произошло. Мне стало дурно, появилось ощущение, что я заболеваю.

– Теодор исчез, – сказала она.

Мне показалось, что лучше промолчать. Но Фили, в определенных ситуациях соображавший побыстрее, заявил:

– Ну, да. Мы уже все обыскали.

– Хотите выпить? – спросил президент.

Мы с Фили выразили желание вновь отправиться на поиски Теодора, но президент попросил нас не беспокоиться, так как хомяк постоянно исчезает, а потом сам возвращается.

Первая леди сказала, что Хлопушка хочет пожелать нам спокойной ночи, и упрекнула нас за сидение допоздна.

В спальню Хлопушки надо было идти мимо лифта, и я, обратив внимание на распахнутую дверь, понял, как малыш пробрался к себе.

Когда мы вошли, Хлопушка лежал, укрывшись одеялом. Мы сели рядом с кроватью. Сначала из-под одеяла показалась макушка, потом понемногу вся голова.

– Ящик был заперт, – сказал Хлопушка.

– О Господи, – прошептал Фили. – А я уж думал, не провел ли ты нас.

Я ткнул его локтем.

– Теодор потерялся, – сказал Хлопушка.

– Мы найдем его, – пообещал Фили.

Открылась дверь, и в комнате стало светло.

– Пора спать, – произнесла первая леди.

– Дядя Герб и дядя Майк могут помолиться вместе со мной?

Первая леди разрешила, однако попросила не задерживаться и, уходя, оставила щелку в двери. Когда Хлопушка убедился, что мать отошла далеко, он полез под одеяло и, вытащив помятый рулон, улыбнулся.

– Вот!

– Фантастика! – воскликнул Фили.

Он принял бумаги, как будто ему позволили подержать в руках страницы из Библии, напечатанной Гутенбергом. Что касается меня, то я не готов был разделить его восторг по поводу происходящего, поскольку теперь у нас появилась другая проблема, и не менее сложная, – как положить бумаги на место.

– Вы должны найти Теодора, – сказал Хлопушка. – Он не любит, когда темно.

– Пять минут, и он будет у тебя, – пообещал Фили.

Неожиданно дверь распахнулась, и мы трое стали якобы молиться, но все по-разному. Фили, который уже лет тридцать не ходил в церковь, произнес что-то вроде обещания лидера хранить верность своей партии. Пробормотав наши «молитвы» до конца, мы оглянулись и увидели стоявшего в дверях президента.

– Фили, вы так представляете себе молитву? – спросил президент, когда мы покинули комнату Хлопушки.

Фили усмехнулся.

– А как же иначе?

Попрощавшись, мы вошли в лифт.

Меня не покидало чувство, что ночь обещает быть долгой, и поиски первого хомяка Соединенных Штатов Америки – лишь ее начало.

Фили отправился к себе редактировать речь президента.

Томпсон стоял на посту возле Овального кабинета.

– Вы не видели тут хомячка? – спросил я.

Он вспомнил, что видел хомячка у Хлопушки. Поперек дверей, что вели в Овальный кабинет, висела шелковая веревка. Я заглянул в кабинет, посмотрел под портьерами, но там хомячка не было.

– Сэр, как он выглядит? – спросил Томпсон.

– Коричневый, маленький, пушистый. Полагаю, в Овальном кабинете их тьма-тьмущая.

– С месяц как у нас тут появились мыши.

– Томпсон, мыши меня не интересуют.

Томпсон заглянул в приемную, в кабинет Бетти Сью Сковилль, прошелся по коридорам. Мы проверили и кабинет Рузвельта. Теодора нигде не было.

Меня это расстроило. Томпсон предложил привести собаку из службы безопасности.

– А если она съест его? Что тогда, Томпсон?

Тут появился Фили. У него был радостный вид. В руках он держал свернутые трубочкой бумаги.

– Что вы тут делаете? – спросил он, как ни в чем не бывало.

Чтобы не выдать нас обоих, я «поведал» Фили, в присутствии Томпсона, о пропаже хомяка.

– Ага, – сказал он. – А в Овальном кабинете вы смотрели?

– Нет, – ответил я. – Конечно же, нет. Ведь туда нельзя входить, правильно, Томпсон?

– Правильно, сэр. Без особого разрешения нельзя. Если официально, сэр, то даже я не могу войти.

Фили принялся его обрабатывать. Конечно же, все понятно – таковы правила. Однако семилетний малыш заливается слезами из-за пропавшего друга.

Томпсон кивал, соглашаясь, что это и в самом деле ужасно.

– Надеюсь, президент не узнает, – сказал Фили.

– О чем, сэр?

– Ну… Разве нам нельзя поискать там президентского хомячка?

Томпсон был сбит с толку.

– Я должен доложить начальству.

– Нет, – возразил Фили. – Так будет только хуже. Тогда все узнают, что Хлопушка не спал в положенное время. У нас будут неприятности. И у вас тоже.

– У меня, сэр?

– Вы ведь разрешили ему войти?

– Но вы же…

Фили покачал головой.

– Не имеет значения. Ведь вы сами сказали, что по инструкции никто не имеет права входить в кабинет.

Продолжая давить на беднягу Томпсона, Фили рисовал страшную картину неминуемой беды – меня и его ругают, а Томпсона переводят в турецкое посольство. Что касается несчастного Хлопушки, то он не спит и все плачет, день за днем, неделя за неделей.

В конце концов Томпсон оглядел коридор и сказал:

– Ради благородной цели…

– О да, – отозвался Фили. – Самой что ни на есть благородной.

– Он славный мальчик.

– Еще какой славный. И часто говорит о вас.

– Вы шутите!

– Ну, нет. И при отце тоже.

Томпсон улыбнулся.

– Ну и малыш!

Фили подмигнул ему.

– Доброе сердце.

Через несколько секунд вход был свободен.

– Теодор, – стали звать мы. – Эй, приятель!

У меня не было уверенности, что хомячок понимает человеческую речь.

Фили зашел за президентский стол, но я заметил, что он не сводит глаз с Томпсона.

Стоило Томпсону зайти за каминный экран и повернуться к столу спиной, как Фили достал из кармана речь, сунул ее в верхний правый ящик и закрыл его.

– И тут его тоже нет, – сказал он.

Я попросил Томпсона вызвать всех дежуривших агентов, чтобы они обыскали помещение и во что бы то ни стало нашли маленького коричневого зверька. Было уже поздно.

– Ну? – спросил я Фили, когда мы остались одни.

Фили покачал головой.

– Слава Богу, мы сумели добраться до его речи.

– Плохо?

Он закрыл глаза и опять покачал головой.

– Если бы он произнес эту речь так, как написал ее, можно было бы забыть о выборах. Такого ему не простили бы.

– Это значит?..

– Ага, – ухмыльнулся Фили. – Мы идем на выборы.

Таким образом мы с Фили первыми узнали об историческом решении президента баллотироваться на второй срок.

– Черт, это было ужасно. Шесть страниц, и всего пять предложений. И никакой это был не английский. Вообще неизвестно какой язык. А некоторые строчки! «Я еще не начал гон». Как это вам?

Когда я спросил, уверен ли он, что президент ничего не заметит, Фили кивнул и сказал, что не сомневается, потому что только пьяный мог написать такое, а, значит, вряд ли он вспомнит, что написал.

Фили все еще продолжал браниться, когда мы с ним разошлись в разные стороны, возобновив поиски Теодора.

К половине второго ночи двенадцать агентов службы безопасности прочесывали Белый дом и прилегающую территорию в поисках Теодора. Фили, которому все это надоело, предложил заменить президентского хомяка на другого – он в самом деле «повис» на телефоне, вытаскивая из постели несчастных специалистов и спрашивая, где можно ночью достать хомяка. Пришлось наложить вето на его инициативу, доказав, что Хлопушка в две секунды определит подмену. Фили, сдавшись, поднял руки и сказал, что идет спать.

– Отлично, – сказал я с досадой. – А как насчет вашего обещания Хлопушке? Как насчет того, что через пять минут ему принесут хомяка? Выходит, опять мне отдуваться за вас?

– Послушайте, – устало произнес он, – завтра тяжелый день, и надо хоть немного поспать. Может быть, эта крыса объявится утром сама. У них ярко выраженный домашний инстинкт.