Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 21. Мир на ладони Страница 32

Случилось это 2 декабря 1959 года вечером. В 9 часов 14 минут. Неделю до этого лили дожди, и вода почти достигала кромки шестидесятиметровой преграды. Построена она была в 1955 году. Запас воды перед ней предназначался для полива земли и для нужд небольшого города Фрежюса. Плотина была построена грамотно — выгнута в сторону водяного напора.

Давление на эту арочную конструкцию должно было укреплять ее прочность, но похвальба строителей — «это самая тонкая плотина в мире» (основание — шесть с половиной метров, верхушка — полтора метра) — настораживала жителей долины, по которой речка Реран текла в Средиземное море. «Ох, затопит когда-нибудь нас», — ворчали старики-скептики, не понимавшие в сооружении плотин.

2 декабря вечером в 8 часов 30 минут смотритель плотины Анре Феро, покидая свой пост, сделал в журнале запись: «Никаких замечаний».

А через сорок четыре минуты жители долины услышали нарастающий гул, «похожий на землетрясение или на изверженье вулкана». Водяная волна высотою в десятки метров катилась вниз по долине, увлекая громадные куски плотины и сметая на пути своем все, что встречалось.

Мы искали свидетелей этой трагедии, но не нашли: «Много людей погибло, другие, пережив шок, покинули эти места». Но мы нашли женщину, муж которой был свидетелем бедствия. Муж Эмилии Арту — охотник и, как выразилась его половина, «уехал в горы выгуливать свое ружье». Вот рассказ Жана Арту в изложении его жены.

«Мне было тринадцать лет. Вечером после ужина смотрели по телевизору фильм «Опасные связи», как вдруг телевизор погас, и в ту же минуту мы услышали страшный нарастающий гул. Отец сразу понял: «Это плотина!» — и решительно приказал всем немедля бежать на чердак.

Ночь была без луны. Но странно, мы отчетливо видели, как водяной вал несся вниз по долине. Дом наш стоял на холме. Стремительно, как в котле горячее молоко, прибывающая вода его затопила. На чердаке мы стояли по колено в воде. Мы с братом плакали, мать и отец молились. И было видно крушение всего, что три-четыре минуты назад тихо отходило ко сну. Слышались крики о помощи, лай собак и ржание лошадей. Вода несла крыши домов и целиком бревенчатые дома, несла автомобили, кровати, шкафы, холодильники, бочки. Повозки. Кто-то успел забраться на колокольню и бил в колокол, но никому ничем невозможно было помочь.

Пятьдесят миллионов кубов воды, мгновенно оказавшиеся на свободе, неслись с бешеной скоростью. Через семь минут поток, сметавший все на пути, достиг моря и вынес туда обломки построек, погибший скот, житейский скарб и человеческие трупы. Как потом подсчитали, погиб 421 человек.

Рев стихии кончился быстро. Наступила гнетущая тишина. А утром обнаружилось: все в долине вода смела — погибли сады, постройки, дороги, домашние животные. Выжившие люди были в сильнейшем шоке, не зная, что теперь делать. Это, конечно, не был Чернобыль, это была «Провансальская Помпея», весть о которой мгновенно облетела весь мир. В зоне бедствия на вертолете побывал де Голль. Он молча жал руки пережившим беду, обещал помочь. И выполнил обещанье».

Как водится, стали искать виновных.

Искали восемь лет. Газеты обвиняли местные власти в погоне за дешевизной. Обвинялись они и в беспечности — незадолго до катастрофы в восьмидесяти метрах от плотины взрывали скалы, чтобы взять для дорог камень. Считают, не очень прочные гнейсы, в которые врезаны были концы плотины, видимо, дали трещины и, не выдержав потока воды, чуть сдвинулись, покоробив плотину. Она треснула, и этого было довольно, чтобы мгновенно образовался пролом… В конечном счете никто наказания не понес. Главным виновником были признаны «силы природы», но инженер Коан, строивший плотину, умер от переживаний.

А памятник катастрофе останется тут навсегда, привлекая туристов. Сверху они наблюдают жиденькое течение речки Реран с зарослями водолюбивых растений и громадными, унесенными за километр от плотины, ее обломками.

Уже в Москве, полистав подшивки газет за декабрь 1959 года, я обнаружил вести с французского побережья Средиземного моря. Вот что писала «Правда» в те дни: «…Прорвав плотину высотой 60 метров, построенную в горах севернее Фрежюса, вода по узкой долине ринулась к городу… Разрушены сотни домов, перестали существовать целые кварталы, в округе уничтожены шоссейные и железнодорожные пути. То, что осталось от Фрежюса, погребено под толстым слоем земли и грязи… Число погибших уже достигло более трехсот человек.

Свыше двухсот пропали без вести. В эти дни вся Франция в трауре…»

На этом путешествие наше заканчивается. Я сердечно благодарю друга своего Ива Готье и всех, кто нам помогал, в том числе посольство Франции в Москве, выдавшее мне визу в течение одного дня.

 Фото В. Пескова и из архива автора.

 2, 16 июня, 7, 28 июля 2000 г.

Запас карман трет

(Окно в природу)

Наблюдаю во дворе за воронами. Какой-то из них бог послал у мусорной кучи корочку сыра. Но ворона сыта, находка же ценная. Сев на сук, вороватая птица огляделась — не видит ли кто? — и, тихо спланировав, приземлилась возле забора. Опять огляделась. Потом, сдвинув лапкой опавшие листья, положила сыр, листьями же прикрыла и даже смешно потопталась над похоронкой. Запас карман не трет — придет час, и ворона вернется к этому месту.

Так же поступает зимой лиса. Не голодная, она все же мышкует (охотница!), иногда пойманную мышь тут же и бросит. Но чаще где-нибудь спрячет, чтобы вернуться, когда желудок потребует, а мышковать почему-либо нельзя.

В Приокско-Террасном заповеднике, проезжая на лыжах, я однажды наткнулся на дуплянку для птиц. Крыша у домика поднималась. Я заглянул — что там, в дуплянке, зимой? И с удивлением обнаружил семнадцать мышей. Чей-то склад. Со знающим человеком в заповеднике определились: сычик! Это он излишки добычи складировал в домике.

Еще пример-запасливость сорокопутов. Еды летом — лови, не ленись. Все же сорокопут «назавтра» запасает еду. Если где-нибудь на сучке, на колючке боярышника или терна вы увидели мышь или большого жука, знайте: это работал сорокопут.

А если увидите где-нибудь в чаще леса на сук наколотый гриб — это белка сушит запасы на зиму. Когда поспевают желуди и орехи, белки спешно, с утра до ночи, отбирая лишь лучшие, прячут их там и сям. Выпадет снег, но белка и под снегом находит спрятанное по осени.

Часто наблюдать приходилось: сидит пушистая егоза на суку и вниз смотрит. Прыг! В снег закопалась и — винтом вверх по стволу с орешком в зубах. Как узнает она ничем не приметное с виду место? Помнит его? Но заначек у зверька сотни. Полагают, что и под снегом чувствует белка орех. Но каким фантастическим должно быть чутье!

Осень — запасиха, зима — подбериха, говорят люди. Животные это тоже хорошо понимают. И многие из тех, что остаются с нами на зиму, непременно запасы делают. Медведь и барсук под осень усиленно кормятся — запасаются жиром.

Зимой они спят, лишь понемногу расходуя этот запас. Если запас не сделан, медведь в берлогу не ляжет, будет шататься по снежному лесу в поисках какой-нибудь пищи. Шатун опасен.

Немало таежных охотников стали жертвами шатунов. Случайная добыча не спасает от голода, и к весне шатуны погибают.

Запасы сорокопута.

Ежик в холодное, бедное насекомыми лето засыпает тощим и может не пережить зиму — спячка переходит в «вечный покой», в апреле где-нибудь в лужице около дерева находишь неподвижный колючий комок.

А все, кто зимою не спит, сейчас сбиваются с ног — запасают и запасают. Хомяк в защечных мешках уже натаскал в кладовку свою килограммы отборных злаковых зерен. Теперь уберечь бы их только от сырости. Желтогрудая мышь в орешниках и дубравах лесостепной зоны делает такие запасы, что даже люди соблазняются грабить мышей — выгребают из их «амбаров» по ведру, а то и более желудей и орехов.

То же самое происходит с бурундуками. Один к одному собирает зверек орешки кедровые. Проследив его работу, медведь не поленится раскопать в каменистой земле или среди кореньев запасы бурундука и тут же сожрет, закусив и самим хозяином склада, если тот не сбежит.

Птицы-кедровки живут там, где обитают бурундуки, и осенью прячут орехи в таежных низинах во мху, где можно зимой добраться к запасам. При обилии орехов кедровки их запасают с избытком, зимой не все, что спрятано, могут найти, и орешек с приходом тепла прорастет, может стать славным деревом — орехоносной сосной. Таким образом таежные птицы способствуют расселению кедра.

А один из американских дятлов, предпочитающих желуди и орехи животному корму, прячет их по щелям и долбленым в дереве лункам. Орнитологи вблизи Миссисипи показали мне телеграфный столб, нашпигованный орехами так, как будто ими выстрелили из ружья.