Агония Иванова - Украденные воспоминания Страница 32

Мила неуверенно подняла ресницы и заметила рядом с собой Андрея. Он внимательно смотрел на нее, сжимал в пальцах дымящуюся сигарету. Девушка в первый раз видела его курящим. Ему нужно было отдать должное — даже этой вредной привычке он предавался очень изящно и утонченно, отчего делался похожим на аристократа. Миле вдруг очень хотелось поцеловать его точеные губы, и она сама испугалась этого желания.

Чтец закончил — им был тощий рыжеволосый юноша в смешных очках, казавшийся на пару лет младше Милы. Он отложил книгу и отпил чего-то из кружки. Все люди, находившиеся в комнате, тут же захлопали и заголосили.

Андрей взял Милу за руку и вывел в коридор.

— Тебе нравится? — таинственным полушепотом спросил он.

Мила заторможено кивнула.

— Хочешь чаю?

Мила улыбнулась.

— Да, пожалуй.

Они вместе пошли на просторную, заваленную разным неизвестным хламом кухню. На венском стуле возле окна сидела темноволосая коротко стриженая девушка и меланхолично курила тонкую сигарету через деревянный мундштук. Их появлению она не придала никакого значения.

— А что это все? — осторожно поинтересовалась Мила, — кто все эти люди? — Мои друзья, — коротко ответил Андрей, — они очень талантливые и образованные люди, но им негде собираться. Я — бездарен, но у меня есть квартира.

— Но ты хороший врач, — возразила девушка.

— Я не поэт, — он как-то робко улыбнулся. Девушка с мундштуком оживленно закивала.

Мила присела на свободный стул и сложила руки на коленях.

— Я пишу стихи, но я тоже не поэт, — тихо проговорила она.

Андрей налил ей чаю и остановился.

— Ты пишешь стихи? Как здорово, — обрадовано сказал он.

— Это плохие стихи, — пожала плечами Мила.

— Кто сказал это? — подала голос до этого молчавшая брюнетка. Комнату наполнил приятный запах какого-то изысканного, травяного чая.

— Все говорят… — вздохнула Мила и опустила взгляд, — моя мама, учительница литературы в школе… в моем возрасте люди часто пишут стихи.

— Люди пишут стихи во всех возрастах, — заметила брюнетка, зажгла новую сигарету и протянула мундштук смущенной девушке, — но не все люди и не во всех возрастах, способны понимать поэзию.

Андрей страдальчески закатил глаза, судя по всему, он устал от рассуждений на подобные темы.

Мила все-таки решилась принять мундштук и неумело вставила его в рот. От дыма сразу же закружилась голова, и заложило уши, она закашлялась до слез. Ей стало стыдно, что в двадцать лет она в первый раз пробует курить.

Брюнетка сразу все поняла и отчего-то развеселилась. Она забрала мундштук и восторженно воскликнула:

— Какая чистая и невинная девушка! Я уже почти влюблена. Прочитай мне свои стихи и я твоя раба!

— Вика, — процедил сквозь зубы Андрей, — почему бы тебе не пойти к остальным?

Мила смотрела на них с глупой улыбкой.

Брюнетка хмыкнула, грациозно поднялась и удалилась. Было заметно, что ее уход лучшим образом сказался на душевном состоянии Андрея, он как-то расслабился, наконец-то отдал Миле чай и тоже присел.

— Не пугайся, — весело сказал он, — тут все с приветом.

— Да… — задумчиво протянула Мила, — мне нравится, — она вдохнула аромат чая и закрыла глаза. Ей было тепло и спокойно, как будто она наконец-то оказалась дома. Здесь никто не придирался к каждому ее слову, к каждому ее взгляду, каждому ее жесту. Каждый человек в этой квартире не боялся быть сам собой и признавал это право за другими.

— Мой отец — художник, — тихо заговорил Андрей, украдкой любуясь девушкой, пока она погружена в свои мысли, — я с детства привык к подобным сборищам. Многих из этих людей я знаю с детства — их приводили родители — художники, музыканты, поэты, приходившие к отцу. Нас оставляли играть вместе, чтобы мы не мешали им обсуждать их «взрослые» темы…

Мила по-прежнему сидела с закрытыми глазами, наслаждаясь звуком его голоса — бархатным, нежным, ласкающим слух. Она думала, что хотела бы слушать его бесконечно, засыпать под него и просыпаться тоже.

— Должно быть, это было прекрасное время? — спросила девушка.

— Да… — как-то потерянно согласился Андрей и отчего-то погрустнел, вспомнив что-то, что ему, судя по всему, не хотелось вспоминать, — пока я не пошел в школу.

— Мне тоже не нравилось в школе, — вздохнула Мила и посмотрела на него долгим внимательным взглядом, — у меня совсем не было друзей…

— Но почему? — искренне изумился Андрей, взял ее за руку, — ведь ты удивительная…

— Только ты так считаешь, — грустно улыбнулась девушка, — меня или не замечали или считали ненормальной… А если бы они прочитали мои стихи и вовсе…

— Что?

— Не знаю, — она поняла, что сама не представляет себе, что было бы тогда. Она всегда боялась своих одноклассников и радовалась, что они не обращают на нее внимания. Она прекрасно знала, что будь она им неугодной, ничего не остановило бы их от побоев, насмешек или, возможно, изнасилования. При мысли о таком исходе Мила заранее сжалась внутри себя в комок ужаса.

— А ты прочитаешь мне что-нибудь свое? — с надеждой спросил Андрей. Девушка растаяла в томительном тепле его шоколадных глаз, переливавшихся в свете лампы всеми оттенками темного янтаря.

— Может быть не стоит? — робко попыталась избежать своей участи Мила. Она отхлебнула чая с пряным травяным вкусом и подумала, что сегодня можно пойти даже на такое безумство. Этот вечер обладал каким-то особенным волшебством, оно переполняло ее уставшую от серых будней душу, залечивая на ней старые раны.

Андрей долго и внимательно смотрел ей в глаза. Его преследовало смутное ощущение дежа-вю, как будто он уже был знаком с ней однажды или она напоминала ему кого-то, уже давно похороненного в его памяти. У него не было никаких сомнений, но меньше всего на свете ему хотелось признаваться себе в оглушительной догадке.

Мила все-таки решилась и прочитала ему одно короткое стихотворение. Некоторое время он еще сидел, ошарашено хватая воздух ртом.

— Я написала это, когда мне было четырнадцать лет… — смущенно прибавила девушка короткую предысторию, — мне очень тогда хотелось покончить с собой, я стояла у окна… Не знаю, почему я тогда не прыгнула…

Она вдруг испугалась этих откровений, вскочила с места, рванулась к выходу, осоловело улыбаясь.

— Почему ты хотела покончить с собой?

Слова повисли в воздухе, как эхо выстрела.

— Не знаю, — беззаботно откликнулась Мила, — я чувствовала себя непонятой и нелюбимой.

На Андрея вдруг опустился тяжелый и безжалостный полог морока: ему показалось, что перед ним… Нет, не стоит продолжать.

Он поспешно подошел к девушке и порывисто обнял ее за талию. Она покорно спрятала голову у него на груди. Он чувствовал ее частое дыхание.

— Я хочу пообещать тебе кое-что, — сказал Андрей, — ты больше никогда не будешь чувствовать себя непонятой и нелюбимой.

Мила почему-то испугалась сказанного им, вырвалась и ускользнула в комнату, но на пороге остановилась и обернулась на него. Ее серо-зеленые глаза горели сказочным, эфемерным пламенем.

— Я хочу прочитать свои стихи. Я не боюсь! — заявила она дрожащим голосом.

— Хорошо, — разрешил Андрей, наклонился и коротко поцеловал девушку в губы. Она извернулась и снова ускользнула от него. Как будто он сказал ей что-то обидное и злое! Ведь ничего плохого он не обещал… Это не укладывалось в голове у мужчины, он никак не мог понять ее поведения. Впрочем, после ее странных стихов, он уже потерял способность удивляться.

Он заглянул в комнату.

Мила уверенно встала во главе стола. Взгляд ее был опущен, а руки нервно перебирали край скатерти.

— Позвольте… я вам прочитаю стихотворение, — не то попросила, не то предупредила она и начала читать звонким, детским голосом, словно выступала на утреннике в детском саду.

Ночь. Обволакивающая тишина.Свет фонарей лежит на улицах спящих.Вокруг себя я вижу только теней,Среди них нет людей настоящих.Я брожу одна в объятиях тьмы,Чтоб стать жертвой отчаянной злости.Мы в этом мире никому не нужны.Все мы — незваные гости.

Андрей чувствовал гордость, видя, как хорошо восприняла Милу его «богемная» публика. Но при этом от него не мог скрыться дикий ужас, написанный на лице девушки. Ее глаза отчаянно бегали по лицам присутствовавших, словно вымаливая прощения. И не смотря на комплименты и слова похвалы, она все равно оставалась готовой к расстрелу.

Утро выдалось свежее, морозное. Мила торопилась так, словно за ней гналась стая бродячих собак и щеки девушки раскраснелись от быстрой ходьбы. Она замерзла, потому что, собираясь второпях, забыла у Андрея свитер и шапку, да и дубленка на ней была застегнута наспех.